– К сожалению, «Аргусом» или «Снежинкой» здесь не обойдешься, в других же машинах мы слабы, а спецпрограммисты заняты в испытательном полете, – я уже думал об этом.
– Если я все верно понял, завтра утром, до работы, вы поговорите с мальчиком?
– Да, завтра утром, за чаем.
– Договорились, спасибо.
– Алло! Алло! – сказал через секунду папа, очень громко и прямо мне в ухо (я чуть ли не прилип к трубке). Растерявшись, я закашлялся, сказал, что это я, что у мамы суп убежал и что она сейчас подойдет.
– Я не успеваю, – сказал он. – Бегу. Поцелуй ее. – И повесил трубку.
Странно, то, что я услышал, я вроде бы знал, вполне догадывался о сложившейся ситуации, но я не могу толком объяснить, как это на меня подействовало: кто-то взял и ускорил особым катализатором все события, поддал напряжения, и мой мотор заработал почти на износ, и папин, я думаю, тоже.
Я снова лег, опять мне вдруг стало плохо, я даже забредил слегка или от внезапно подскочившей температуры, или от усталости этих двух дней; вполне может быть, что мой грипп никуда и не делся, просто улизнул ненадолго, когда я завелся от звонка Зинченко, а может, меня, нежную куколку, слегка продуло, пока я гонял на «Пластик». Не знаю.
Я лежал и тихонечко бредил. Настойчиво во мне повторялись слова: «Так и не позвонил Натке, а обещал. Так и не позвонил Натке, а обещал! Так и не…»
Потом мне стало казаться, что через равные интервалы звонит телефон, Натка, я приподнимался с постели, и каждый раз оказывалось, что это липа, моя бредовая ошибка. Я перестал подыматься и лежал тихо, но телефон звонил каждую минуту, а мама почему-то не подходила. После началась легкая карусель: то телефонный звонок, то звонок в дверь, то один, то другой, то икс, то игрек, икс – игрек, икс – игрек, икс – игрек… Пи в кубе. Икс – игрек – пи в кубе; икс – игрек – пи в кубе. Пи-пи в павильоне в «Тропиках». Фирменный морковный сок в специальном прозрачном кувшине на голове у заблудившейся в дебрях Натки. Полный восторг.
– Тебе нравится «Восторг»? – не размыкая губ, спросил я, не зная еще, долетит ли до нее мой голос. Она засмеялась. Тихий колокольчик!
– А нравится мчаться в «амфибии» с моей гениальной приставкой – прямо к звездам в черном небе, обгоняя тяжеловозы-патрули?
Она опять засмеялась и сказала среди легкого звона:
– Эта вода такая же прохладная, как в колодце. Она тебе поможет. Я спросил:
– Тебе нравятся фиолетовые купальники фирмы «Дельфин»? Тебе очень идет фиолетовый купальник фирмы «Дельфин». Я помню, ты была в нем, когда мы в бассейне «Факела» сдавали плаванье, это еще до того, как мы летали на Аякс «Ц», до того, как я в тебя влюбился.
Колокольчики звенели не переставая.
– Пи логическое в четвертой фазе неминуемо стремится к нулю. Так? – спросил я, почувствовав вдруг на своем лбу что-то холодное.
– Не обязательно, – сказала она.
– Какая приятная у тебя рука, – сказал я.
– Это не рука, это компресс с водой, прохладной, как в колодце.
– А на ней рука? Да? Я не ошибаюсь? Твоя ладошка?
– Не ошибаешься.
– Не убирай ее, пожалуйста.
– Хорошо. Не буду. А ты не прыгай, скоро все пройдет.
Дзинь-ля-дзинь колокольчики, все тише и тише.
– Я не буду прыгать, мне уже лучше, только Ты не убирай ладошку.
Я приоткрыл глаза и спросил:
– Что это было со мной? Вдруг совершенно внезапно накатило.
– Не знаю, – сказала она. – Накатило и укатило – какой-то легкий приступ. Микропереутомление в кубе. Она тихо засмеялась.
– Мама просила передать, что поехала на космодром отвезти папе перед полетом на Аякс «Ц» пирожки с картошкой. Она открыла мне дверь уже в пальто.
– Хорошо, что она не заглянула ко мне, – сказал я, снова закрывая глаза и жутко боясь, что Натка уберет ладошку с моего лба. – Она бы разволновалась и раскудахталась. Она, знаешь ли, парит надо мной, когда я болею. Когда мне было пять лет, у меня температура подскочила однажды до сорока пяти и пяти десятых градуса.
– Завиральные идеи, – сказала Натка. – Так не бывает.
– Вру. Мне было шесть лет, а температура была сорок шесть и шесть десятых градуса.
– По-моему, у тебя уже все прошло, – сказала Натка и сняла ладошку и теплый влажный компресс у меня со лба. Но я уже не осмелился просить ее не убирать руки.
– Дай-ка я встану, – сказал я. – Все нормально.
– Цыц! – сказала Натка. – Молчать. Лежать. Не шевелиться. Поправляться. Понял?
– Да мне вполне сносно, – сказал я.
– Задачка на догадливость, – сказала Натка. – Ну, слушай. Чем занимается Н. Холодкова в течение дня, минус время занятий в школе, учитывая, что учится она спустя рукава.
– Ноль информации, – сказал я. – Не знаю.
– Спокойно! Ты подумай, предположи.
– Фабрика дамских причесок, – сказал я.
– Глупышка! – она засмеялась. – Очень, очень редко.
– Сидишь одна у колодца.
– О-о-о! Низкий балл за поведение. Сто щелчков по носу. – И уже серьезно: – И пожалуйста, я тебе тогда сказала – и все! Не надо трепать эту тему.
– Ой, ну что ты! – Растерялся я ужасно. – Ты прости, что я ляпнул, я думал, что…
– Все, все, забыли. Мчимся дальше. Что еще?
– Ну, читаешь, – сказал я, сбитый с толку тем, что сам только что ляпнул: подслушанный телефонный разговор крепко сидел во мне, да и этот идиотский приступ гриппа неизвестно какого названия – тоже, и что-то еще, я пока не знал – что именно.
– Читают почти все, не подходит, – сказала Натка.
– Плаваешь на «Факеле», в фиолетовом купальнике.
– О, какая память! Снимается, не в счет. Я не занимаюсь хозяйством, не шью, не вяжу, не участвую в радио– и телевикторинах и конкурсах, не хожу в кружки самообразования, не посещаю студию живописи, клуб любителей иностранных языков, зооуголок, курсы изучения проблемы языковой связи в космосе, общество «Друзья дельфинов», секцию космоспелеологов и тэ дэ и тэ пэ. Мысль ясна?
– Вполне.
– Так чем я занимаюсь?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю. Слышал, наверное, историю о том, как славненькая малышка с бантиками, Наташенька Холодкова из четвертого «д», получила специальную премию Высшей Лиги за расчет малого биоускорителя. Слышал?
– Было дело.
– Обхохочешься. А ведь я с тех пор ни черта толкового не сделала.
– Ну и что? Понаделаешь!
– Болтушка ты! – Она пощекотала мне ухо. Дико приятно. – На тебя опять накатывает? Как ты себя чувствуешь? Я, честно говоря, напугалась, когда вошла.
– Сейчас как будто нормально.
– Умница. «А я расту, расту, расту!» – запела она модный вариант французской песенки «Нас в галактике только двое». – За год я махнула на шесть сантиметров.
– Тебе идет. Рост Дины Скарлатти.
– Ерунда! Ты читал Борисоглебского: «Химия мозга – память, интуиция, гениальность»?
– Не-а.
– Глупочка! Я расту, а что-то там происходит с клетками мозга, что-то меняется.
– Само собой.
– Во-во! И я вполне, вполне, вполне, может быть, может быть, может быть, уже другая, другая, другая, чем в четвертом «д» – уже бездарь среднего уровня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30