Едва ли кто-либо иной на месте Прохора, с меньшим запасом жизненных сил и здоровья, мог бы в тот же вечер, как ни в чём не бывало, глядеть в амбаре кинокартину, привезённую фронтовой передвижкой.
После ужина, съеденного с обычным для Прохора аппетитом, когда врач переменил ему примочки на обожжённом лице, Прохор с наслаждением растянулся на койке.
— Что я вам говорил, — сказал он начальнику штаба, — новые площадки нам не понадобились.
— Да, да, — сказал начштаба. — Вы снова оказались правы.
— Дорогой друг, — серьёзно произнёс Прохор, — вам, как штабному работнику, нужно твёрдо усвоить самому и внушить другим: ни одна пядь земли, отбитой нами обратно у этой падали, не может снова попасть ей в руки. Понятно?.. А в наказание за вашу попытку перебазироваться спойте нам.
Начальник штаба послушно снял со стены гитару. Сначала нерешительно, потом смелей и смелей зазвучала песня, только что слышанная в кинофильме.
— Эх, братцы ленинградцы, — мечтательно произнёс Прохор, — что может быть лучше старой русской песни… — И его бас загремел, как всегда покрывая голоса подпевающих командиров:
Заутра глас раздастся мой,
На подвиг и на смерть зовущий…

1 2 3