– Лизавета решительно распахнула дверь.
В кресле мирно подремывал старый знакомец, начальник протокольного отдела Смольного – колобок в мешковатом костюме, сшитом фабрикой Володарского задолго до выхода оной на мировой рынок, и в тяжеленных очках с миллионными диоптриями. Обычно близорукие люди кажутся беззащитными и слабыми. Глава протокола мэрии был явно не из их числа – убогий наряд и толстые линзы, неведомо как, лишь подчеркивали его властность и показную уверенность в себе.
– Добрый вечер, Елизавета Алексеевна, добрый вечер.
– Здравствуйте, Пал Палыч! – учтиво ответила Лизавета.
От Пал Палыча зависели все политические корреспонденты города. Именно он знал, где можно подловить и задать вопросы приехавшему с официальным визитом премьер-министру Канады или президенту ЮАР. Только он знал, кто и когда прибывает с неофициальным визитом, и мог организовать соответствующую «утечку» информации. Лизавета частенько выезжала на официозные, или, на телевизионном языке, «паркетные» съемки, и была хорошо знакома с протокольным начальником. Тем не менее она не могла даже предположить, с чем связан столь поздний, неформальный и неожиданный визит.
– Вижу, вижу, что вы удивлены! – Пал Палыч легко выпрыгнул из яркого цветастого кресла. Он, человек, отвечавший за этикет и при коммунистах, и при демократах, безусловно, умел держаться непринужденно при любых обстоятельствах. – А я по вашу душу, по вашу душу. Вы даже можете догадаться почему. – Начальник протокола на секунду замолк, увидел, что Лизавета не собирается гадать о причинах его прихода, и посерьезнел: – У меня к вам разговор, очень важный! – Пал Палыч мельком глянул на двух Саш, топтавшихся у выхода, – пора, мол, и честь знать, разговор будет конфиденциальный.
Учтивый Маневич немедленно сказал:
– Мне еще текст писать, я пошел.
Саша Байков сначала поинтересовался:
– Мне уйти? Тогда я в соседней комнате. – И уже Маневичу: – Приютишь минут на пятнадцать?
– Вполне могли бы поговорить и при вас, что за тайны мадридского двора, – сказала Лизавета, однако удерживать никого не стала.
– Тайны не тайны, а беседа будет нешуточная. Присядьте.
Лизавета безропотно села, хотя непринужденность главного церемониймейстера Смольного потихоньку превращалась в нахальство.
– Начну с общеизвестного. Сейчас идет серьезная борьба за пост мэра. В нее включились…
– Я, по чистой случайности, в курсе.
– Конечно, конечно, – заторопился Пал Палыч, – я понимаю. Мне говорили, что вы девушка ершистая.
– Это в смысле, что на рыбу похожа?
– Почему на рыбу? – опешил гость. Его элегантная, предписанная правилами хорошего тона вальяжность моментально исчезла.
– На ерша, на рыбу…
– Нет, что вы, как можно, если вы и рыба, то белуга, красивая и ценная. – Пал Палыч снова взял себя в руки и опять держался барином.
Лизавета откинула волосы со лба. Белуга как комплимент новейшего времени – весьма оригинальный ход мысли.
– Разговор чисто деловой и серьезный. Как и борьба, развернувшаяся в Петербурге. Дело ведь не только в личностях. Дело в концепциях. И победа той или иной концепции роковым образом может повлиять на судьбу Петербурга.
– Вот, значит, как, концептуальный подход…
– Да, да, да, как хорошо, что вы меня понимаете, – решительно поддержал Лизавету Пал Палыч, – именно концептуальный, именно! – Он явно слышал термины «юмор», «сатира», «сарказм», но только на уроках литературы в школе, и до сих пор пребывал в уверенности, что это нечто абстрактное, для жизни непригодное. – Чрезвычайно необходимо добиться того, чтобы реформы в городе продолжались. Ведь сменить курс – проще простого, а вот довести дело до конца… Это, я вам скажу, не каждому под силу…
Лизавета с трудом проглотила совет переходить к делу, раз уж был обещан деловой разговор. Увертюры хороши в опере или на светском рауте. Правда, многие полагают, что без предисловий не обойтись и на переговорах любого уровня, но Лизавета, приученная работой к стремительности, моментально уставала, когда при ней велись пустопорожние разговоры.
Пал Палыч, матерый аппаратчик, пересидевший в Смольном не одного хозяина, спинным мозгом чувствовал настроение собеседника. Он кашлянул и сменил стиль общения.
– В общем, я возглавляю предвыборный штаб одного известного кандидата и хотел бы, чтобы с нами работали вы.
Лизавета снова попыталась проглотить саркастическое замечание – Пал Палыч словно специально нарывался на комментарии. Теперь он разыгрывал резидента: «наш кандидат», «мой штаб».
– Вы как будто агента вербуете… Причем, не зная его политических воззрений, стараетесь скрыть, на кого, собственно, предстоит работать – на ЦРУ, Интеллидженс сервис или Дефензиву.
– Ха-ха-ха, экая вы, – отреагировал Пал Палыч. Эту шутку он, как завсегдатай дипломатических приемов, не мог не оценить. – Но я повторяю свое предложение. Так вы согласны работать на нас?
– На кого – «на вас»? – Лизавета еле сдерживала смех. Их беседа все больше превращалась в разговор слепого с глухим.
– На играющую команду. – Пал Палыч так и не заставил себя произнести заветную фамилию.
Сердобольная Лизавета решилась помочь куртуазному начальнику предвыборного штаба:
– Андрей Алексеевич знает о вашем предложении?
Гость вздохнул с облегчением:
– Да, честно говоря, пригласить именно вас ему порекомендовал его консультант из Москвы. Они там проводили какие-то социологические исследования. Журналистская работа – интервью, круглые столы, брифинги, как обычно… – Услышав слово «Москва», Лизавета насторожилась. За последние два дня она слишком часто вспоминала столицу нашей Родины, и воспоминания о последней командировке туда нельзя было назвать приятными. Вновь всплыла мутная история со смертью помощника депутата и школой двойников. Ведь она же в Москве и проболталась о последних словах толстяка в бежевом костюме. Ее слышали, как минимум, двое. Теперь эта почти вытесненная из памяти история вновь занимала ее мысли, да еще приплюсовалось исчезновение гримера, мастера портретного грима, мастера по производству двойников. «Интересно, кто же такой этот их московский консультант?» – подумала Лизавета. Пал Палыч тем временем продолжал журчать об оперативно-предвыборной работе:
– Я не знаю, есть ли у вас соответствующий опыт, но москвичи уверяют, что ваше появление произведет благоприятное впечатление…
«А может, Москва ни при чем и они проведали про историю с кандидатом в депутаты Балашовым? Тоже возможный вариант», – подумала Лизавета.
Протокольщик из Смольного замер в ожидании ответа. Лизавета не стала посвящать его в детали своего участия в предвыборной кампании Балашова. Та история с убийствами почему-то не просочилась в прессу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
В кресле мирно подремывал старый знакомец, начальник протокольного отдела Смольного – колобок в мешковатом костюме, сшитом фабрикой Володарского задолго до выхода оной на мировой рынок, и в тяжеленных очках с миллионными диоптриями. Обычно близорукие люди кажутся беззащитными и слабыми. Глава протокола мэрии был явно не из их числа – убогий наряд и толстые линзы, неведомо как, лишь подчеркивали его властность и показную уверенность в себе.
– Добрый вечер, Елизавета Алексеевна, добрый вечер.
– Здравствуйте, Пал Палыч! – учтиво ответила Лизавета.
От Пал Палыча зависели все политические корреспонденты города. Именно он знал, где можно подловить и задать вопросы приехавшему с официальным визитом премьер-министру Канады или президенту ЮАР. Только он знал, кто и когда прибывает с неофициальным визитом, и мог организовать соответствующую «утечку» информации. Лизавета частенько выезжала на официозные, или, на телевизионном языке, «паркетные» съемки, и была хорошо знакома с протокольным начальником. Тем не менее она не могла даже предположить, с чем связан столь поздний, неформальный и неожиданный визит.
– Вижу, вижу, что вы удивлены! – Пал Палыч легко выпрыгнул из яркого цветастого кресла. Он, человек, отвечавший за этикет и при коммунистах, и при демократах, безусловно, умел держаться непринужденно при любых обстоятельствах. – А я по вашу душу, по вашу душу. Вы даже можете догадаться почему. – Начальник протокола на секунду замолк, увидел, что Лизавета не собирается гадать о причинах его прихода, и посерьезнел: – У меня к вам разговор, очень важный! – Пал Палыч мельком глянул на двух Саш, топтавшихся у выхода, – пора, мол, и честь знать, разговор будет конфиденциальный.
Учтивый Маневич немедленно сказал:
– Мне еще текст писать, я пошел.
Саша Байков сначала поинтересовался:
– Мне уйти? Тогда я в соседней комнате. – И уже Маневичу: – Приютишь минут на пятнадцать?
– Вполне могли бы поговорить и при вас, что за тайны мадридского двора, – сказала Лизавета, однако удерживать никого не стала.
– Тайны не тайны, а беседа будет нешуточная. Присядьте.
Лизавета безропотно села, хотя непринужденность главного церемониймейстера Смольного потихоньку превращалась в нахальство.
– Начну с общеизвестного. Сейчас идет серьезная борьба за пост мэра. В нее включились…
– Я, по чистой случайности, в курсе.
– Конечно, конечно, – заторопился Пал Палыч, – я понимаю. Мне говорили, что вы девушка ершистая.
– Это в смысле, что на рыбу похожа?
– Почему на рыбу? – опешил гость. Его элегантная, предписанная правилами хорошего тона вальяжность моментально исчезла.
– На ерша, на рыбу…
– Нет, что вы, как можно, если вы и рыба, то белуга, красивая и ценная. – Пал Палыч снова взял себя в руки и опять держался барином.
Лизавета откинула волосы со лба. Белуга как комплимент новейшего времени – весьма оригинальный ход мысли.
– Разговор чисто деловой и серьезный. Как и борьба, развернувшаяся в Петербурге. Дело ведь не только в личностях. Дело в концепциях. И победа той или иной концепции роковым образом может повлиять на судьбу Петербурга.
– Вот, значит, как, концептуальный подход…
– Да, да, да, как хорошо, что вы меня понимаете, – решительно поддержал Лизавету Пал Палыч, – именно концептуальный, именно! – Он явно слышал термины «юмор», «сатира», «сарказм», но только на уроках литературы в школе, и до сих пор пребывал в уверенности, что это нечто абстрактное, для жизни непригодное. – Чрезвычайно необходимо добиться того, чтобы реформы в городе продолжались. Ведь сменить курс – проще простого, а вот довести дело до конца… Это, я вам скажу, не каждому под силу…
Лизавета с трудом проглотила совет переходить к делу, раз уж был обещан деловой разговор. Увертюры хороши в опере или на светском рауте. Правда, многие полагают, что без предисловий не обойтись и на переговорах любого уровня, но Лизавета, приученная работой к стремительности, моментально уставала, когда при ней велись пустопорожние разговоры.
Пал Палыч, матерый аппаратчик, пересидевший в Смольном не одного хозяина, спинным мозгом чувствовал настроение собеседника. Он кашлянул и сменил стиль общения.
– В общем, я возглавляю предвыборный штаб одного известного кандидата и хотел бы, чтобы с нами работали вы.
Лизавета снова попыталась проглотить саркастическое замечание – Пал Палыч словно специально нарывался на комментарии. Теперь он разыгрывал резидента: «наш кандидат», «мой штаб».
– Вы как будто агента вербуете… Причем, не зная его политических воззрений, стараетесь скрыть, на кого, собственно, предстоит работать – на ЦРУ, Интеллидженс сервис или Дефензиву.
– Ха-ха-ха, экая вы, – отреагировал Пал Палыч. Эту шутку он, как завсегдатай дипломатических приемов, не мог не оценить. – Но я повторяю свое предложение. Так вы согласны работать на нас?
– На кого – «на вас»? – Лизавета еле сдерживала смех. Их беседа все больше превращалась в разговор слепого с глухим.
– На играющую команду. – Пал Палыч так и не заставил себя произнести заветную фамилию.
Сердобольная Лизавета решилась помочь куртуазному начальнику предвыборного штаба:
– Андрей Алексеевич знает о вашем предложении?
Гость вздохнул с облегчением:
– Да, честно говоря, пригласить именно вас ему порекомендовал его консультант из Москвы. Они там проводили какие-то социологические исследования. Журналистская работа – интервью, круглые столы, брифинги, как обычно… – Услышав слово «Москва», Лизавета насторожилась. За последние два дня она слишком часто вспоминала столицу нашей Родины, и воспоминания о последней командировке туда нельзя было назвать приятными. Вновь всплыла мутная история со смертью помощника депутата и школой двойников. Ведь она же в Москве и проболталась о последних словах толстяка в бежевом костюме. Ее слышали, как минимум, двое. Теперь эта почти вытесненная из памяти история вновь занимала ее мысли, да еще приплюсовалось исчезновение гримера, мастера портретного грима, мастера по производству двойников. «Интересно, кто же такой этот их московский консультант?» – подумала Лизавета. Пал Палыч тем временем продолжал журчать об оперативно-предвыборной работе:
– Я не знаю, есть ли у вас соответствующий опыт, но москвичи уверяют, что ваше появление произведет благоприятное впечатление…
«А может, Москва ни при чем и они проведали про историю с кандидатом в депутаты Балашовым? Тоже возможный вариант», – подумала Лизавета.
Протокольщик из Смольного замер в ожидании ответа. Лизавета не стала посвящать его в детали своего участия в предвыборной кампании Балашова. Та история с убийствами почему-то не просочилась в прессу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96