Кого угодно! Что знаешь, мол, то и рассказывай. Убивали, суки ментовские…
– Это у них называется контролировать оперативную ситуацию, – подал голос еще один. – Тихари ленятся сами работать, вот и выколачивают информацию у тех, кто в камеру попал. Заодно и удары отрабатывают…
Олег закрыл глаза и прислонил голову к холодной стене. Вступать в разговор не было ни желания, ни сил. В глазах стояли круги, в душе пустота. Как ни странно, но после первого шока от известия о гибели Карины он до сих пор не осознал полностью, что та, которая всю прошлую ночь была в его объятиях, теперь мертва.
Возможно, если бы его не избили, а просто вызвали на допрос и там огорошили этим сообщением, то потрясение было бы посильнее, но разве наша милиция умеет по-другому работать?
Болело все тело, гудела голова, в мыслях стоял полный разлад. Почему все думают, что это он убил девушку? Почему ему не верят? Только из-за того, что они с Кариной переспали? Да каждую ночь кто-то с кем-то спит. И не единожды. Если хотите, то и не с одним или одной. И не только ночью. Люди и в другое время суток тоже не отказывают себе в этой радости… Черт возьми, почему Карина его не разбудила? Он бы проводил ее, и тогда, может быть, она бы осталась жива. И уж точно его рисунок остался бы дома и не вывел бы ментов на него. И зачем только она его утащила?
Рисовал Олег всегда, сколько себя помнил. И действительно только шариковой авторучкой. Здесь молва не врала, ничего другого Олег не признавал, хотя перепробовал все – от карандашей и до пастели. Способности ребенка не остались незамеченными. Еще в дошкольном возрасте он поражал всех точностью изображения, тщательной проработкой деталей, искусным воспроизведением игры теней. Кто-то показал его рисунки в художественной школе, и его приняли туда сразу в четвертый класс. Ему прочили большое будущее, но отец, который и думать не хотел ни о чем, кроме арены, решил по-другому.
Школа и занятия спортом отнимали у маленького Олежки столько сил и времени, что было не до рисования. А потом все закрутилось, завертелось, пошла взрослая жизнь, надо было самому зарабатывать на хлеб. Какое тут искусство! Пришлось вместо него заниматься реставрацией…
Олег очнулся оттого, что пошевелился. Твердые доски не лучшим образам действовали на избитое тело, резкая боль напомнила о страшных реалиях сегодняшнего дня. Сколько же он пробыл в забытье? Час? Два? Судя по тому, как онемели мышцы, довольно долго. Интересно, сколько там натикало? Часы отобрали вместе с остальными вещами, так что он не имел понятия, который час. Вечер? Нет, скорее, ночь, допрос кончился поздно…
Как же могло так получиться, что он оказался в камере? Почему он должен отвечать за то, чего не совершал? Почему все это произошло именно с ним? Почему все так… Стоп! Остановись, не накручивай себя. Нельзя раскисать. Есть же способ уйти от боли и неприятностей. Он же не один. С ним его… монстрики. Те, которые с детства помогали ему и которых он всю жизнь рисовал. Они ни разу не предали своего Олежку, всегда его понимали и подбадривали. Даже когда мама ругала и наказывала, они приходили и утешали его, принимались играть с ним, носиться по другим мирам, по другим измерениям.
Олег прислушался. Он почувствовал, что они и сейчас ждут его. Они всегда ждут. Достаточно только отправиться в путешествие… Уйти в пустоту…
– НЕ БОЙСЯ, МЫ С ТОБОЙ. ИДИ К НАМ, – услышал он.
Олег вздрогнул. Что это? Неужели это начало происходить уже и наяву?
Он осторожно посмотрел по сторонам. В тусклом свете слабой электрической лампы, закрытой густой решеткой, разглядеть что-то было затруднительно, но все-таки он бы заметил, если бы кто-то забеспокоился. Получалось, что кроме него эти слова никто не слышал. Значит… Это у него в голове? Наверное, почудилось. Наверное, часть сознания сама по себе стала уходить в пустоту. Что ж, при такой головной боли это немудрено. Он же помнит, как ему там хорошо, по крайней мере подкоркой…
– МЫ С ТОБОЙ. МЫ ПОМОЖЕМ. НЕ БОЙСЯ.
МЫ ИДЕМ К ТЕБЕ.
Господи, опять! Раньше такого не было. Прежде с ним говорили только тогда, когда он сам обращался к кому-то из персонажей своих фантазий. Вернее будет сказать, он сам спрашивал и сам же отвечал за них всех, и лишь благодаря его воображению получалось так, что каждый выдуманный герой как будто бы жил своей собственной жизнью. Такое бывает в детстве – один общается с феями, другой с волшебниками, а кто и с такими же малышами, как он, но только из сказок. А у него всегда были монстрики. И какое имеет значение, что все его друзья такие… страшные. Он к ним привык! Все пугаются, увидев их на Олеговых рисунках, но они просто не понимают, что монстры вовсе не плохие. Наоборот, они хорошие. Они друзья! Они защищают!
– Братва, слышите?
Олег открыл глаза. Один из сокамерников поднялся с нар:
– У мусоров что-то не то происходит.
– Да ладно, не гони, спать только мешаешь, – раздраженно пробормотал тот, кто ранее вступился за Олега. – Мало ли что они там придумали? Нажрались, вот и…
Договорить он не успел. В коридоре послышались выстрелы, один, другой, кто-то вскрикнул, стена содрогнулась от сильного удара. Удар повторился, теперь уже ближе. И еще ближе… Удары приближались.
В камере уже никто не спал. Всполошенная братва тревожно озиралась. Кажется, только один Олег не вскочил на ноги. Он бы и рад, но не было сил. А удары приближались. Арестанты тихонько подкрались к двери.
– Девятая, – уверенно сказал тот, что проснулся первым. – Вован, точняк девятая! Удар.
– Десятая! – констатировал арестант. Удар.
– Одиннадцатая! – Теперь считали уже хором. Удар.
– Двенадцатая! Удар.
– Тринадцатая! Братва, наша следующая!
Все отпрянули от двери. Кто-то в суматохе споткнулся о ногу Чернова и, матерясь, упал. Сокамерники повалились следом.
Удар в дверь был такой силы, что заломило в ушах. На арестантов посыпались куски бетона. Дверь сошла со своего места и опасно наклонилась внутрь камеры.
А удары не стихали.
– Эт-то-о ч-ч-что? – заикаясь, спросил кто-то в глубине камеры. Олег даже не успел заметить, как все оказались там.
– Землетрясение, – буркнул другой, – Дверное.
– Ну да, – отозвался следующий. – Ремонт, наверное, начался.
– Ты чего лепишь, какой ремонт посреди ночи! – прикрикнул тот, кого называли Вованом. – Кто так ремонтирует? Голову рубят, чтобы зуб не болел, так, что ли?
– Да тихо вы! – шикнул тот же голос, который считал удары. – Слышите, вроде стихло.
Действительно, в коридоре наступила тишина. Да еще какая! Опасливо поглядывая на дверь, кто-то из самых нетерпеливых подобрался к образовавшемуся пролому. Заглянул и отпрянул. Снова приник к щели.
– Братва, мусора кто-то замочил, – прошептал он.
– Гонишь! – не поверил Вован.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
– Это у них называется контролировать оперативную ситуацию, – подал голос еще один. – Тихари ленятся сами работать, вот и выколачивают информацию у тех, кто в камеру попал. Заодно и удары отрабатывают…
Олег закрыл глаза и прислонил голову к холодной стене. Вступать в разговор не было ни желания, ни сил. В глазах стояли круги, в душе пустота. Как ни странно, но после первого шока от известия о гибели Карины он до сих пор не осознал полностью, что та, которая всю прошлую ночь была в его объятиях, теперь мертва.
Возможно, если бы его не избили, а просто вызвали на допрос и там огорошили этим сообщением, то потрясение было бы посильнее, но разве наша милиция умеет по-другому работать?
Болело все тело, гудела голова, в мыслях стоял полный разлад. Почему все думают, что это он убил девушку? Почему ему не верят? Только из-за того, что они с Кариной переспали? Да каждую ночь кто-то с кем-то спит. И не единожды. Если хотите, то и не с одним или одной. И не только ночью. Люди и в другое время суток тоже не отказывают себе в этой радости… Черт возьми, почему Карина его не разбудила? Он бы проводил ее, и тогда, может быть, она бы осталась жива. И уж точно его рисунок остался бы дома и не вывел бы ментов на него. И зачем только она его утащила?
Рисовал Олег всегда, сколько себя помнил. И действительно только шариковой авторучкой. Здесь молва не врала, ничего другого Олег не признавал, хотя перепробовал все – от карандашей и до пастели. Способности ребенка не остались незамеченными. Еще в дошкольном возрасте он поражал всех точностью изображения, тщательной проработкой деталей, искусным воспроизведением игры теней. Кто-то показал его рисунки в художественной школе, и его приняли туда сразу в четвертый класс. Ему прочили большое будущее, но отец, который и думать не хотел ни о чем, кроме арены, решил по-другому.
Школа и занятия спортом отнимали у маленького Олежки столько сил и времени, что было не до рисования. А потом все закрутилось, завертелось, пошла взрослая жизнь, надо было самому зарабатывать на хлеб. Какое тут искусство! Пришлось вместо него заниматься реставрацией…
Олег очнулся оттого, что пошевелился. Твердые доски не лучшим образам действовали на избитое тело, резкая боль напомнила о страшных реалиях сегодняшнего дня. Сколько же он пробыл в забытье? Час? Два? Судя по тому, как онемели мышцы, довольно долго. Интересно, сколько там натикало? Часы отобрали вместе с остальными вещами, так что он не имел понятия, который час. Вечер? Нет, скорее, ночь, допрос кончился поздно…
Как же могло так получиться, что он оказался в камере? Почему он должен отвечать за то, чего не совершал? Почему все это произошло именно с ним? Почему все так… Стоп! Остановись, не накручивай себя. Нельзя раскисать. Есть же способ уйти от боли и неприятностей. Он же не один. С ним его… монстрики. Те, которые с детства помогали ему и которых он всю жизнь рисовал. Они ни разу не предали своего Олежку, всегда его понимали и подбадривали. Даже когда мама ругала и наказывала, они приходили и утешали его, принимались играть с ним, носиться по другим мирам, по другим измерениям.
Олег прислушался. Он почувствовал, что они и сейчас ждут его. Они всегда ждут. Достаточно только отправиться в путешествие… Уйти в пустоту…
– НЕ БОЙСЯ, МЫ С ТОБОЙ. ИДИ К НАМ, – услышал он.
Олег вздрогнул. Что это? Неужели это начало происходить уже и наяву?
Он осторожно посмотрел по сторонам. В тусклом свете слабой электрической лампы, закрытой густой решеткой, разглядеть что-то было затруднительно, но все-таки он бы заметил, если бы кто-то забеспокоился. Получалось, что кроме него эти слова никто не слышал. Значит… Это у него в голове? Наверное, почудилось. Наверное, часть сознания сама по себе стала уходить в пустоту. Что ж, при такой головной боли это немудрено. Он же помнит, как ему там хорошо, по крайней мере подкоркой…
– МЫ С ТОБОЙ. МЫ ПОМОЖЕМ. НЕ БОЙСЯ.
МЫ ИДЕМ К ТЕБЕ.
Господи, опять! Раньше такого не было. Прежде с ним говорили только тогда, когда он сам обращался к кому-то из персонажей своих фантазий. Вернее будет сказать, он сам спрашивал и сам же отвечал за них всех, и лишь благодаря его воображению получалось так, что каждый выдуманный герой как будто бы жил своей собственной жизнью. Такое бывает в детстве – один общается с феями, другой с волшебниками, а кто и с такими же малышами, как он, но только из сказок. А у него всегда были монстрики. И какое имеет значение, что все его друзья такие… страшные. Он к ним привык! Все пугаются, увидев их на Олеговых рисунках, но они просто не понимают, что монстры вовсе не плохие. Наоборот, они хорошие. Они друзья! Они защищают!
– Братва, слышите?
Олег открыл глаза. Один из сокамерников поднялся с нар:
– У мусоров что-то не то происходит.
– Да ладно, не гони, спать только мешаешь, – раздраженно пробормотал тот, кто ранее вступился за Олега. – Мало ли что они там придумали? Нажрались, вот и…
Договорить он не успел. В коридоре послышались выстрелы, один, другой, кто-то вскрикнул, стена содрогнулась от сильного удара. Удар повторился, теперь уже ближе. И еще ближе… Удары приближались.
В камере уже никто не спал. Всполошенная братва тревожно озиралась. Кажется, только один Олег не вскочил на ноги. Он бы и рад, но не было сил. А удары приближались. Арестанты тихонько подкрались к двери.
– Девятая, – уверенно сказал тот, что проснулся первым. – Вован, точняк девятая! Удар.
– Десятая! – констатировал арестант. Удар.
– Одиннадцатая! – Теперь считали уже хором. Удар.
– Двенадцатая! Удар.
– Тринадцатая! Братва, наша следующая!
Все отпрянули от двери. Кто-то в суматохе споткнулся о ногу Чернова и, матерясь, упал. Сокамерники повалились следом.
Удар в дверь был такой силы, что заломило в ушах. На арестантов посыпались куски бетона. Дверь сошла со своего места и опасно наклонилась внутрь камеры.
А удары не стихали.
– Эт-то-о ч-ч-что? – заикаясь, спросил кто-то в глубине камеры. Олег даже не успел заметить, как все оказались там.
– Землетрясение, – буркнул другой, – Дверное.
– Ну да, – отозвался следующий. – Ремонт, наверное, начался.
– Ты чего лепишь, какой ремонт посреди ночи! – прикрикнул тот, кого называли Вованом. – Кто так ремонтирует? Голову рубят, чтобы зуб не болел, так, что ли?
– Да тихо вы! – шикнул тот же голос, который считал удары. – Слышите, вроде стихло.
Действительно, в коридоре наступила тишина. Да еще какая! Опасливо поглядывая на дверь, кто-то из самых нетерпеливых подобрался к образовавшемуся пролому. Заглянул и отпрянул. Снова приник к щели.
– Братва, мусора кто-то замочил, – прошептал он.
– Гонишь! – не поверил Вован.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118