Сквозь пыльное облако пробивались лучи закатного солнца,
спускавшегося к плоским вершинам меловых гор Актау. Справа долину
ограждала черная гряда Каратау. В запыленном стекле машины застыло
желто-коричневое однообразие нескончаемой пустыни. Иногда по
проплешинам кустистой растительности пропылит, мелькнув, небольшое
стадо сайгаков или возникнет невозмутимый верблюд, своим силуэтом
напоминающий оплывшие зазубрины гор.
Солнце уже прошло две трети своего пути, земля вокруг приобретала
красновато-кирпичный оттенок. Тем более поражала открывшаяся вдруг
неглубокая, но широкая впадина, сплошь заросшая деревьями, кустарником
и травой. По выложенным плитами ступенькам мы спустились в теннистую
аллею, в тишине которой отчетливо журчал ручей - он бежал по каменному
желобу из родника и терялся дальше в траве. Хозяин этого единственного
в округе оазиса - объездчик дорожно-строительного участка Тукумбай
Туибаев.
- В народе его называют хальфе, - говорит мне Сагын. - В переводе
с казахского - народный лекарь, знахарь. К нему приезжают лечиться и из
других районов, он никому не отказывает и денег ни с кого не берет.
Жена Ханым помогает - готовит для пациентов чай, шубат... Его из
верблюжьего молока особым способом приготовляют.
Сагын показал на одиноко стоящий метрах в пятистах от оазиса
глинобитный дом, возле которого бродил верблюжонок и несколько овец под
присмотром рыжей собаки. Людей видно не было. Однако, когда я попросил
познакомить меня с Тукумбаем, Нургожаев с сомнением покачал головой.
- Хальфе не любит тратить время на разговоры. Да его сейчас и дома
может не быть...
Сагын оказался прав - через несколько минут шофер съездил и
выяснил, что Тукумбай с утра в районе. Мы сели в машину, но не успела
она подняться на холм, вершину которого разрезала узкая дорога, как
резко затормозила, уступая путь встречному грузовику. Тот остановился,
из кабины вышел пожилой человек в пальто, фетровой шляпе и сапогах. Это
был Хальфе Тукумбай...
Через полчаса мы уже подходили к его домику. Он сразу же пригласил
нас к себе, как только узнал, что с ним хотят поговорить.
В просторной комнате вдоль стены лежали тонкие матрацы и атласные
подушки, на которых мы и расположились. Хозяин сел у печки. Его жена
принесла ведро с шубатом, когда Сагын наклонился ко мне и прошептал:
- Нужно обязательно выпить пиалу до дня. Из уважения к хозяевам и
если ты настоящий мужчина. Иначе разговора с хальфе не получится.
Пиалой оказалась полуторалитровая чаша, которую, наполнив до
краев, и преподнесла первому Ханым. Стало сразу как-то не по себе,
но... Шубат был довольно приятным напитком - прохладным, слегка
кисловатым, сытным и вкусным. Недавнее напряжение, скованность разом
исчезли.
- На земле существуют тысяча и одна болезнь, - негромко заговорил
Тукумбай. - Одна из них - смерть, остальные можно лечить. Надо лишь
верить лекарю и не волноваться. Так говорил мой отец, а он был великим
хальфе. В природе существует лекарство от любой болезни. Да вот раньше
в горах росло четыреста видов трав, теперь можно найти двадцать пять,
не больше. Приходится самому сажать...
Только за три года Тукумбай рассадил в оазисе более 300 видов
кустарников и лекарственных трав. Подорожник, например, он привез из
Кокчетавской области. Здесь, на Мангышлаке, цена каждому посаженному
кусту неизмерима. Его отец это прекрасно понимал, каждый год деревья
сажал. А он до ста лет дожил, у его дома целый сад рос. Сейчас, правда,
два дерева всего осталось - вырубили...
- Значит, способность и умение лечить людей передалось вам по
наследству? - спросил я.
Тукумбай кивнул и долго молчал, прежде чем поведать о своей жизни
корреспонденту - раньше ему никогда не приходилось этого делать.
Образование Тукумбай получил небольшое - четыре класса. Но все же
выучился на шофера, пошел работать. Да пристрастрился к спиртному,
частенько выпивать стал. И чем дальше, тем больше. Почему? Тогда
как-то не задумывался над этим, а теперь понимает - скапливалась в нем
какая-то сила, выхода требовала, вот и пил. Но 14 марта 1963 года - как
раз на праздник наруз - под утро увидел сон. Приходит к нему во всем
белом покойник-отец, в одной руке держит кинжал, в другой - посох. И
гововрит: "Или бросай пить, или умрешь". Проснулся Тукумбай в холодном
поту, но с того дня спиртного в рот больше не брал.
Мистика? Галлюцинации? Самовнушение? Или свидетельство проявления
потусторонних сил? В данном случае, это не так уж и важно, главное -
отвратило человека от пагубой привычки. Но не только. По словам
Тукумбая, лечить он начал в 1971 году, и совершенно неожиданно. Как-то
зимой несколько машин отправили за стройматериалами в область. Когда
возвращались, в пути их застала сильная пурга. Шоферы все же сумели
добраться до зимней кошары, однако хозяин зимника пустить их на ночлег
отказался. Объяснил, что его сын упал с печи и сломал ключицу.
Водители настаивать не стали, обычай знали: если в доме "сломанный", он
запрещает пускать кого-либо или устраивать веселье, чтобы не обидеть
больного, не расстраивать, как и нельзя было спрашивать у него и о
здоровье ровно столько дней, сколько исполнилось лет.
Однако и шоферы оказались в безвыходном положении - буран мог
бушевать несколько дней, где в пустыне от непогоды укроешься. Вот
тогда-то словно кто подтолкнул Тукумбая. Пошел он снова к хозяину и
попросил показать сына. Войдя в комнату, он увидел мальчика лет шести,
лежащего в углу на кошме. Лицо его было бледным, он страдальчески
морщился и тихонько всхлипывал. Тукумбай растерялся, но лишь на
секунду, потом, будто по чьей-то подсказке, приблизился к мальчику и,
едва прикасаясь, осторожно стал поглаживать ладонью больное место. Он
почувствовал вдруг, будто сломанная кость под его рукой зашевелилась, а
затем успокоилась. Через полчаса парень перестал плакать и уснул,
опухоль спала...
Осознание своей целительской силы и определило дальнейшую судьбу
Тукумбая. Тем более, что теперь он прекрасно знал, как распорядиться
скапливающейся у него энергией. Единственное, что тяготило - не успел
он перенять богатый опыт отца, узнать его секреты и рецепты
лекарственных трав. А ведь отец лечил от белокоровия, и Тукумбай
помнил, как он выкапывал в земле яму, разводил в ней огонь, ставил туда
котел, в котором и кипятил множество лечебных растений. В этот отвар и
сажал больного белокровием так, что одна голова и торчала.
1 2
спускавшегося к плоским вершинам меловых гор Актау. Справа долину
ограждала черная гряда Каратау. В запыленном стекле машины застыло
желто-коричневое однообразие нескончаемой пустыни. Иногда по
проплешинам кустистой растительности пропылит, мелькнув, небольшое
стадо сайгаков или возникнет невозмутимый верблюд, своим силуэтом
напоминающий оплывшие зазубрины гор.
Солнце уже прошло две трети своего пути, земля вокруг приобретала
красновато-кирпичный оттенок. Тем более поражала открывшаяся вдруг
неглубокая, но широкая впадина, сплошь заросшая деревьями, кустарником
и травой. По выложенным плитами ступенькам мы спустились в теннистую
аллею, в тишине которой отчетливо журчал ручей - он бежал по каменному
желобу из родника и терялся дальше в траве. Хозяин этого единственного
в округе оазиса - объездчик дорожно-строительного участка Тукумбай
Туибаев.
- В народе его называют хальфе, - говорит мне Сагын. - В переводе
с казахского - народный лекарь, знахарь. К нему приезжают лечиться и из
других районов, он никому не отказывает и денег ни с кого не берет.
Жена Ханым помогает - готовит для пациентов чай, шубат... Его из
верблюжьего молока особым способом приготовляют.
Сагын показал на одиноко стоящий метрах в пятистах от оазиса
глинобитный дом, возле которого бродил верблюжонок и несколько овец под
присмотром рыжей собаки. Людей видно не было. Однако, когда я попросил
познакомить меня с Тукумбаем, Нургожаев с сомнением покачал головой.
- Хальфе не любит тратить время на разговоры. Да его сейчас и дома
может не быть...
Сагын оказался прав - через несколько минут шофер съездил и
выяснил, что Тукумбай с утра в районе. Мы сели в машину, но не успела
она подняться на холм, вершину которого разрезала узкая дорога, как
резко затормозила, уступая путь встречному грузовику. Тот остановился,
из кабины вышел пожилой человек в пальто, фетровой шляпе и сапогах. Это
был Хальфе Тукумбай...
Через полчаса мы уже подходили к его домику. Он сразу же пригласил
нас к себе, как только узнал, что с ним хотят поговорить.
В просторной комнате вдоль стены лежали тонкие матрацы и атласные
подушки, на которых мы и расположились. Хозяин сел у печки. Его жена
принесла ведро с шубатом, когда Сагын наклонился ко мне и прошептал:
- Нужно обязательно выпить пиалу до дня. Из уважения к хозяевам и
если ты настоящий мужчина. Иначе разговора с хальфе не получится.
Пиалой оказалась полуторалитровая чаша, которую, наполнив до
краев, и преподнесла первому Ханым. Стало сразу как-то не по себе,
но... Шубат был довольно приятным напитком - прохладным, слегка
кисловатым, сытным и вкусным. Недавнее напряжение, скованность разом
исчезли.
- На земле существуют тысяча и одна болезнь, - негромко заговорил
Тукумбай. - Одна из них - смерть, остальные можно лечить. Надо лишь
верить лекарю и не волноваться. Так говорил мой отец, а он был великим
хальфе. В природе существует лекарство от любой болезни. Да вот раньше
в горах росло четыреста видов трав, теперь можно найти двадцать пять,
не больше. Приходится самому сажать...
Только за три года Тукумбай рассадил в оазисе более 300 видов
кустарников и лекарственных трав. Подорожник, например, он привез из
Кокчетавской области. Здесь, на Мангышлаке, цена каждому посаженному
кусту неизмерима. Его отец это прекрасно понимал, каждый год деревья
сажал. А он до ста лет дожил, у его дома целый сад рос. Сейчас, правда,
два дерева всего осталось - вырубили...
- Значит, способность и умение лечить людей передалось вам по
наследству? - спросил я.
Тукумбай кивнул и долго молчал, прежде чем поведать о своей жизни
корреспонденту - раньше ему никогда не приходилось этого делать.
Образование Тукумбай получил небольшое - четыре класса. Но все же
выучился на шофера, пошел работать. Да пристрастрился к спиртному,
частенько выпивать стал. И чем дальше, тем больше. Почему? Тогда
как-то не задумывался над этим, а теперь понимает - скапливалась в нем
какая-то сила, выхода требовала, вот и пил. Но 14 марта 1963 года - как
раз на праздник наруз - под утро увидел сон. Приходит к нему во всем
белом покойник-отец, в одной руке держит кинжал, в другой - посох. И
гововрит: "Или бросай пить, или умрешь". Проснулся Тукумбай в холодном
поту, но с того дня спиртного в рот больше не брал.
Мистика? Галлюцинации? Самовнушение? Или свидетельство проявления
потусторонних сил? В данном случае, это не так уж и важно, главное -
отвратило человека от пагубой привычки. Но не только. По словам
Тукумбая, лечить он начал в 1971 году, и совершенно неожиданно. Как-то
зимой несколько машин отправили за стройматериалами в область. Когда
возвращались, в пути их застала сильная пурга. Шоферы все же сумели
добраться до зимней кошары, однако хозяин зимника пустить их на ночлег
отказался. Объяснил, что его сын упал с печи и сломал ключицу.
Водители настаивать не стали, обычай знали: если в доме "сломанный", он
запрещает пускать кого-либо или устраивать веселье, чтобы не обидеть
больного, не расстраивать, как и нельзя было спрашивать у него и о
здоровье ровно столько дней, сколько исполнилось лет.
Однако и шоферы оказались в безвыходном положении - буран мог
бушевать несколько дней, где в пустыне от непогоды укроешься. Вот
тогда-то словно кто подтолкнул Тукумбая. Пошел он снова к хозяину и
попросил показать сына. Войдя в комнату, он увидел мальчика лет шести,
лежащего в углу на кошме. Лицо его было бледным, он страдальчески
морщился и тихонько всхлипывал. Тукумбай растерялся, но лишь на
секунду, потом, будто по чьей-то подсказке, приблизился к мальчику и,
едва прикасаясь, осторожно стал поглаживать ладонью больное место. Он
почувствовал вдруг, будто сломанная кость под его рукой зашевелилась, а
затем успокоилась. Через полчаса парень перестал плакать и уснул,
опухоль спала...
Осознание своей целительской силы и определило дальнейшую судьбу
Тукумбая. Тем более, что теперь он прекрасно знал, как распорядиться
скапливающейся у него энергией. Единственное, что тяготило - не успел
он перенять богатый опыт отца, узнать его секреты и рецепты
лекарственных трав. А ведь отец лечил от белокоровия, и Тукумбай
помнил, как он выкапывал в земле яму, разводил в ней огонь, ставил туда
котел, в котором и кипятил множество лечебных растений. В этот отвар и
сажал больного белокровием так, что одна голова и торчала.
1 2