Пролетарское искусство
----------------------
(Лекция, прочтенная Никандром Хлаповым на собрании
Колпинской комячейки)
Дорогие товарищи и те вот, что позади семечки лускают!
Я скажу несколько слов за пролетарскую музыку.
Как я четыре года проторчал сторожем при уборной в
консерватории, то будучи назначен спецем.
И еще я скажу, что нигде нету такого буржуазного засилья,
как у музыке.
Товарищи! Почему нам, пролетариату, они всучили балалайку
об трех струнах, а себе позабирали рояли, где этих струнов
натянуто столько, сколько у этого рыжего, что сидит
супротив мене -- и волосьев на голове нет?!
Почему?!
Да и то вам скажу, товарищи, что с этими роялями у них
одно жульничество. Как известно, у всякой музыке есть семь
нот, так называемая гамма, а они, черти не нашего бога,
столько там нот понаделали, что другой -- шустрый-шустрый
-- а еле двумя руками управляется! Да еще ногой чего-сь
жмет у низу. Где ж тут справедливость!
Да ежели одно пианино поперек распилить, так из его для
народа восемь штук узеньких можно наделать.
Нам, товарищи, этих Шубертов-Мубертов не нужно, а ты нам
давай это самое наше, настоящее, пролетарское!
Опять же черненькие, которые сквозь по роялю пересыпаны!
Нам три струны, альбо, как у гитаре, семь, а себе и
черненькие, и беленькие?
Говорят -- это полутоны. А что нам с их шубу шить, што
ли? Как говорится -- ни шерсти, ни молока.
Я онадысь пробовал по одним беленьким подбирать и
"Понапрасну мальчик ходишь" и "Ой, не плачь, Маруся -- ты
будешь моя" -- и одних беленьких совершенно предовольно!
Здорово выходит. Для чего ж черные? Только зря затуманивать
классовое самосознание пролетариата?!
Нам-то небось балалайки липовые или с какого-нибудь ясеню,
а себе на слонячьей кости чуть не сто клавишей закатывают.
Ей-бо, право. Убьют слона и делают из его клавиши. За что?
А, может, слон такой же человек, как и мы с вами?! Одно
зверство и безобразие.
А возьмите ихние ноты? Нарочно там такого напутано, что
на стену полезешь, разбирамши!
И все ни к чему, все ни к чему.
Почему они свои закорючки пишут на пяти линейках? Почему
не на одной? Все от пьянства.
Потому пьяному по пяти половицам легче пройти, чем по
одной -- вот они и шпарют свои крючки то вверх, то вниз --
один смех. Прямо, как курица лапой по бумаге ходила. А ты
мне на одной линейке все изобрази -- вот тогда я посмотрю,
какой ты музыкант!
Опять же диезы и бемоли... Он, сволочь, их семь штук с
левого боку насует, а я это имей в виду? А если я не
желаю!? Вот буду жарить без бемолей -- и конец!
Так этого им, видите, еще мало: бекары выдумали! "Какие
такие бекары, позвольте вас спросить?" -- "Это, говорит,
отказ". Почему отказ? Трудящему пролетариату ни в чем
отказу быть не должно.
И все-то они, черти собачьи, крутят, все вертят, как бы
понепонятнее.
Видали, ребята, скрипичный ключ, что с левого боку стоит?
Этакую глисту закрутили, что ей ни начала, ни конца не
видать! Нешто это ключ? Не видал я таких ключов!
А по-моему, так -- ежели уж тебе нужно какую штуковину
для блезиру поставить -- так зачем заковыристый ключ? Ставь
простую отмычку! И понятней и легче. Правильно я говорю,
товарищи? То-то и оно.
А ихние паузы! Ежели ты уж взялся играть -- так играй
честно, без жульничества, подряд, а нечего зря лапой по
полу стучать, а то другого можно так стукнуть, что и свет
замакитрится.
Заканчивая свою лекцию, я могу только одно сказать:
русский пролетариат уже просыпается и, когда он проснется
окончательно и без остатка -- он такую музыку покажет, что
все эти Чайковские, Маяковские, Мечниковы и Бечниковы --
у гробах переворотются!
Бурные аплодисменты комячейки.
1
----------------------
(Лекция, прочтенная Никандром Хлаповым на собрании
Колпинской комячейки)
Дорогие товарищи и те вот, что позади семечки лускают!
Я скажу несколько слов за пролетарскую музыку.
Как я четыре года проторчал сторожем при уборной в
консерватории, то будучи назначен спецем.
И еще я скажу, что нигде нету такого буржуазного засилья,
как у музыке.
Товарищи! Почему нам, пролетариату, они всучили балалайку
об трех струнах, а себе позабирали рояли, где этих струнов
натянуто столько, сколько у этого рыжего, что сидит
супротив мене -- и волосьев на голове нет?!
Почему?!
Да и то вам скажу, товарищи, что с этими роялями у них
одно жульничество. Как известно, у всякой музыке есть семь
нот, так называемая гамма, а они, черти не нашего бога,
столько там нот понаделали, что другой -- шустрый-шустрый
-- а еле двумя руками управляется! Да еще ногой чего-сь
жмет у низу. Где ж тут справедливость!
Да ежели одно пианино поперек распилить, так из его для
народа восемь штук узеньких можно наделать.
Нам, товарищи, этих Шубертов-Мубертов не нужно, а ты нам
давай это самое наше, настоящее, пролетарское!
Опять же черненькие, которые сквозь по роялю пересыпаны!
Нам три струны, альбо, как у гитаре, семь, а себе и
черненькие, и беленькие?
Говорят -- это полутоны. А что нам с их шубу шить, што
ли? Как говорится -- ни шерсти, ни молока.
Я онадысь пробовал по одним беленьким подбирать и
"Понапрасну мальчик ходишь" и "Ой, не плачь, Маруся -- ты
будешь моя" -- и одних беленьких совершенно предовольно!
Здорово выходит. Для чего ж черные? Только зря затуманивать
классовое самосознание пролетариата?!
Нам-то небось балалайки липовые или с какого-нибудь ясеню,
а себе на слонячьей кости чуть не сто клавишей закатывают.
Ей-бо, право. Убьют слона и делают из его клавиши. За что?
А, может, слон такой же человек, как и мы с вами?! Одно
зверство и безобразие.
А возьмите ихние ноты? Нарочно там такого напутано, что
на стену полезешь, разбирамши!
И все ни к чему, все ни к чему.
Почему они свои закорючки пишут на пяти линейках? Почему
не на одной? Все от пьянства.
Потому пьяному по пяти половицам легче пройти, чем по
одной -- вот они и шпарют свои крючки то вверх, то вниз --
один смех. Прямо, как курица лапой по бумаге ходила. А ты
мне на одной линейке все изобрази -- вот тогда я посмотрю,
какой ты музыкант!
Опять же диезы и бемоли... Он, сволочь, их семь штук с
левого боку насует, а я это имей в виду? А если я не
желаю!? Вот буду жарить без бемолей -- и конец!
Так этого им, видите, еще мало: бекары выдумали! "Какие
такие бекары, позвольте вас спросить?" -- "Это, говорит,
отказ". Почему отказ? Трудящему пролетариату ни в чем
отказу быть не должно.
И все-то они, черти собачьи, крутят, все вертят, как бы
понепонятнее.
Видали, ребята, скрипичный ключ, что с левого боку стоит?
Этакую глисту закрутили, что ей ни начала, ни конца не
видать! Нешто это ключ? Не видал я таких ключов!
А по-моему, так -- ежели уж тебе нужно какую штуковину
для блезиру поставить -- так зачем заковыристый ключ? Ставь
простую отмычку! И понятней и легче. Правильно я говорю,
товарищи? То-то и оно.
А ихние паузы! Ежели ты уж взялся играть -- так играй
честно, без жульничества, подряд, а нечего зря лапой по
полу стучать, а то другого можно так стукнуть, что и свет
замакитрится.
Заканчивая свою лекцию, я могу только одно сказать:
русский пролетариат уже просыпается и, когда он проснется
окончательно и без остатка -- он такую музыку покажет, что
все эти Чайковские, Маяковские, Мечниковы и Бечниковы --
у гробах переворотются!
Бурные аплодисменты комячейки.
1