Здравствуй, голубчик! Ну, как поживаешь? Всё ли у тебя в
полном здоровьи?
Кстати, ты, захлопотавшись около государственных дел,
вероятно, забыл меня?..
А я тебя помню.
Я тот самый твой коллега по журналистике Аверченко,
который, если ты помнишь, топтался внизу, около дома
Кшесинской, в то время, как ты стоял на балконе и кричал во
всё горло:
-- Надо додушить буржуазию! Грабь награбленное!
Я тот самый Аверченко, на которого, помнишь, жаловался
Луначарский, что я, дескать, в своём "Сатириконе" издеваюсь
и смеюсь над вами.
Ты тогда же приказал Урицкому закрыть навсегда мой
журнал, а меня доставить на Гороховую.
Прости, голубчик, что я за два дня до этой предполагаемой
доставки на Гороховую - уехал из Петербурга, даже не
простившись с тобой. захлопотался.
Ты тогда же отдал приказ задержать меня на ст. Зерново,
но я совсем забыл тебе сказать перед отъездом, что поеду
через Унечу.
Не ожидал ты этого?
Кстати, спасибо тебе. на Унече твои коммунисты приняли
меня замечательно. правда, комендант Унечи - знаменитая
курсистка товарищ Хайкина сначала хотела меня расстрелять.
-- За что? - спросил я.
-- За то, что вы в своих фельетонах так ругали
большевиков.
Я ударил себя в грудь и вскричал обиженно:
-- А вы читали мои самые последние фельетоны?
-- Нет, не читала.
-- Вот то-то и оно! Так нечего и говорить!
А что "нечего и говорить", я, признаться, и сам не знаю,
потому что в последних фельетонах -- ты прости, голубчик, за
резкость -- просто писал, что большевики -- жулики, убийцы и
маровихеры...
Очевидно, тов. Хайкина не поняла меня, а я её не
разубеждал.
Ну вот, братец ты мой -- так я и жил.
Выезжая из Унечи, я потребовал себе конвой, потому что
надо было переезжать нейтральную зону, но это была самая
странная нейтральная зона, которую мне только приходилось
видеть в жизни. потому что по одну сторону нейтральной зоны
грабили только большевики, по другую только немцы, а в
нейтральной зоне грабили и большевики, и немцы, и украинцы,
и все вообще, кому не лень.
Бог её знает, почему она называлась нейтральной, эта
зона.
Большое тебе спасибо, голубчик Володя, за конвой -- если
эту твою Хайкину ещё не убили, награди её орденом Красного
Знамени за мой счёт...
Много, много, дружище Вольдемар, за эти два года воды
утекло... Я на тебя не сержусь, но ты гонял меня по всей
россии, как солёного зайца: из Киева в Харьков, из Харькова
-- в Ростов, потом Екатеринодар, Новороссийск, Севастополь,
Мелитополь, опять... Севастополь.
Это письмо я пишу тебе из Константинополя, куда прибыл по
своим личным делам.
Впрочем, что же это я о себе, да о себе... Поговорим и о
тебе...
Ты за это время сделался большим человеком... Эка, куда
хватил: неограниченный властитель всея России... Даже отсюда
вижу твои плутоватые глазёнки, даже отсюда слышу твоё
возражение:
-- Не я властитель, а ЦИК.
Ну, это, Володя, даже не по-приятельски. Брось ломаться
-- я ведь знаю, что тебе стоит только цикнуть и весь твой
ЦИК полезет под стол и сделает всё, что ты хочешь.
А ловко ты, шельмец, устроился -- уверяю тебя, что даже
при царе государственная дума была в тысячу раз
самостоятельнее и независимее. Согнул ты "рабоче --
крестьянскую", можно сказать, в бараний рог.
Как настроение?
Ты знаешь, я часто думаю о тебе и должен сказать, что за
последнее время совершенно перестал понимать тебя.
На кой чёрт тебе вся эта музыка? В то время, когда ты
кричал до хрипоты с балкона -- тебе, отчасти, и кушать
хотелось, отчасти и мир, по молодости лет, собирался
перестроить.
А теперь? Наелся ты досыта, а мира всё равно не
перестроил.
Доходят до меня слухи, что живётся у вас там в России,
перестроенной по твоему плану -- препротивно.
Никто у тебя не работает, все голодают, мрут, а ты,
Володя, слышал я, так запутался, что у тебя и частная
собственность начинает всплывать, и свободная торговля, и
концессии.
Стоит огород городить, действительно!
Впрочем, дело даже не в том, а я боюсь, что ты просто
скучаешь.
Я сам, знаешь ли, не прочь повластвовать, но власть
хороша, когда кругом довольство, сияющие рожи и этакие
хорошенькие бабёночки, вроде мадам Монтеспан при Людовике.
А какой ты к чёрту Людовик, прости за откровенность!
Окружил себя всякой дрянью, вроде башкир, китайцев -- и
нос боишься высунуть из Кремля. Это, брат, не власть. Даже
Николай II частенько раньше показывался перед народом и ему
кричали "ура", а тебе что кричат?
-- Жулики вы, -- кричат тебе и Троцкому, -- "Чтобы вы
подохли, коммунисты.
Ну, чего хорошего?
Я ещё понимаю, если бы рождён был королём -- ну, тогда
ничего не поделаешь: профессия обязывает. Тогда сиди на
башне -- и сочиняй законы для подданых.
А ведь ты -- я знаю тебя по Швейцарии -- ты без кафе, без
"бока", без табачного дыма, плавающего под потолком -- жить
не мог.
Небось, хочется иногда снова посидеть в биргалле, поорать
о политике, затянуться хорошим киастером -- да где уж там!
И из Кремля нельзя выйти, да и пивные ты все, неведомо на
кой дьявол, позакрывал декретом # 215523.
Неуютно ты, брат, живёшь, по собачьему. русский ты
столбовой дворянин, а с башкирами всё якшаешься, с
китайцами. и друга себе нашёл -- Троцкого -- совсем он тебе
не пара. Я, конечно, Володя, не хочу сплетничать, но знаю,
что он тебя подбивает на всякие глупости, а ты слушаешь.
Если хочешь иметь мой дружеский совет -- выгони Троцкого,
распусти этот идиотский ЦИК и издай свой последний декрет к
русскому народу, что вот, дескать, ты ошибся, за что и
приносишь извинения, что ты думал насадить социализм и
коммунизм, но что это для отсталой России "не по носу
табак", так что ты приказываешь народу вернуться к старому,
буржуазно-капиталистическому строю жизни, а сам уезжаешь
отдыхать на курорт.
Просто и мило!
Ей богу, плюнь ты на это дело, ведь сам видишь, что
получилось: дрянь, грязь и безобразие.
Не нужно ли деньжат? Лир пять, десять могу сколотить,
вышлю.
Хочешь -- приезжай ко мне, у меня отдохнёшь, подлечишься,
а там мы с тобой вместе какую-нибудь другую штуковину
придумаем -- поумней твоего марксизма.
Ну, прощай, брат, кланяйся там!
Поцелуй Троцкого, если не противно.
Где летом -- на даче?
Неужели в Кремле?
С коммунистическим приветом

А р к а д и й А в е р ч е н к о.

P. S. Если вздумаешь черкнуть два слова, пиши: Париж,
Елисейский дворец, Мильерану для Аверченко.

Тарту, 2. 4. 1990, "Alma mater"

1