С тех пор он больше не брался за плуг.
Он снова закашлялся и закрыл глаза. Боль была такая сильная, что он почти ничего не чувствовал, а только слышал, как индейцы со смехом и криками потрошат припасы, которые они везли в фургоне.
Вдруг он ощутил на поясе чью-то руку, открыл глаза и увидел Боски Фултона.
Фултон поднес к губам палец, он выглядел целым и невредимым. Торопливо и грубо он расстегнул пояс Хокетта, забрал револьвер и личные вещи. Не думая о причиняемой бывшему товарищу боли, он переворачивал раненого так и сяк, обшаривая его карманы.
Хокетт ухватил Фултона за рукав бессильными пальцами, но тот взмахнул рукой и ушел. Хокетт попытался позвать его, но, не издав ни звука, умер.
Когда напали индейцы, Фултон тащился позади фургона; он тут же удрал в скалы и затаился, чтобы не привлекать к себе внимания. Без зазрения совести бросив друзей, он отсиживался в скалах, пока стрельба не закончилась, и выполз только затем, чтобы забрать оружие и патроны у Хокетта.
Вернувшись к лошади, он отвел ее подальше и стал ждать. В его карманах находилась большая часть денег и драгоценностей, которые они должны были разделить в Мексике. Дельце выгорело, думал он. Все мертвы, и вместо Хуареса он поедет на запад, в Таксон или Сан-Франциско.
Примерно в то же время, когда Шалако расстался с Баффало Харрисом, Боски Фултон пробивался в те же самые горы с востока, и вскоре после заката солнца повернул коня на ту же тропу, что и Шалако.
Когда их разделяло десять или чуть больше миль, оба сделали сухой привал и заснули натощак: Боски Фултон — в кустах, Шалако — за разрушенной глинобитной стеной.
За горами Хетчет лейтенант Холл с маленьким отрядом из Форт-Каммингса устроил привал без костров. К западу от Анимас разбил лагерь направлявшийся к перевалу Стайна лейтенант Макдональд с индейскими разведчиками и капралом. На севере, еще за пределами боевых действий встали на ночь и четыреста солдат Четвертого кавалерийского полка во главе с полковником Форсайтом.
У Сан-Карлоса произошел большой бой, и рассеявшиеся банды апачей собирались вокруг своих вождей — Чато, Локо и Начиты. Они прекрасно знали о Макдональде, знали, что с ним идут разведчики юма и мохавы, включая юма Билла.
Апачи бежали от Сан-Карлоса на юг, а Форсайт двигался из Форт-Каммингса на запад. Обычно осведомленные обо всем, что происходит в пустыне, апачи этого обстоятельства не знали. Их разведчики засекли маленький отряд Макдональда, им было известно о Холле… о Форсайте они даже не подозревали.
На маленьком клочке земли в месте пересечения каньонов Баффало Харрис настоял на разведении лишь маленького, тщательно укрытого костра и держал всех в самом надежном уголке, который только смог найти.
До смерти уставший фон Хальштат растянулся на одеялах. Он не ожидал ничего подобного. Думая о стычке с индейцами, он представлял себе бегущую толпу дикарей, которых легко поразить современным оружием. Вместо этого цель была не одна, а несколько, и они постоянно перемещались и исчезали. Брошенный обслугой, он оказался в совершенно неожиданной ситуации, вынужденный подчиняться человеку, которого видел впервые и сразу невзлюбил.
Мысли об индейцах вызывали досаду, потому что в памяти всплыла давно забытая лекция из времен, когда он был еще кадетом; лектор говорил о том, что военное искусство будет пересмотрено с учетом опыта боев на американской границе.
Военное искусство будущего, внушали им, это прицельный огонь, мобильность, скрытное проникновение, индивидуальная инициатива. Эти идеи вызвали у студентов неприятие, и они отвергли их в принципе, поскольку идеи предполагали инициативу отдельного солдата и с очевидностью уменьшали контроль сверху.
Фон Хальштат, закинув руки за голову, хладнокровно анализировал произошедшее на ранчо. Несмотря на превосходящую огневую мощь, лучшее оружие и, вероятно, большую точность попадания, их прижали к земле и лишили возможности контратаковать.
Он впервые столкнулся с невидимым противником, который отлично знал и использовал местность.
Неискушенный в боевом искусстве индейцев и местных условиях, он начал понимать, как небольшие, хорошо обученные отряды, живущие фактически на подножном корму, могут победить или во всяком случае свести на нет все усилия намного превосходящих числом и оснащением войск. Он впервые воочию увидел, что такое партизанская война, сами принципы такой войны внушали ему отвращение.
Партизанская война перестает быть джентльменской игрой. Она становится грубой, жестокой схваткой не на жизнь, а на смерть. Залповый огонь по вражеским шеренгам невозможен по причине отсутствия таких шеренг, враг превращается в вихревые тени, за которыми уследить невозможно.
Что-что, а размышлять реалистически Фредерик фон Хальштат умел. Лежа на спине, он трезво обдумывал положение. Женщины связывали руки, оставалась одна надежда на подход армии… той самой армии, которую он так часто высмеивал за неспособность справиться с кучкой голых дикарей.
Шансы на спасение были невелики. Продуктов мало. Патронов хватило бы и на продолжительный бой, на этот счет беспокоиться нечего, но продовольствие можно растянуть на дня три, от силы четыре. При всей своей нелюбви к Шалако он понимал, что без него им не выжить. Даже Баффало признавал, что Шалако знает местность и индейцев лучше кого-либо другого.
Путешествие в Америку он предпринял не столько ради охоты на крупного зверя, сколько в поисках столкновения с индейцами. В этом фон Хальштат до конца признавался только себе, хотя не раз высказывал надежду на стычку с индейцами и вслух. Вот и получил. И пока дело для него повернулось очень плохо.
Фон Хальштат великолепно стрелял и тем не менее, расстреляв множество патронов, убил лишь одного индейца. Вдобавок у него было ощущение, что индейцы стреляют лучше, он насчитал на ранчо по меньшей мере двадцать очень близких попаданий, то есть двадцать раз пули пролетали в доле дюйма от него.
Огонь костра освещал ветви сосен, отражался на матовых поверхностях камней. Пахло сосной и кедром, огонь трещал и рассыпался искрами.
Вскрикнула куропатка, вдали взывал к звездному небу одинокий койот, не прерывая вой ни на минуту. Стоя на коленях у костра, Баффало Харрис подкармливал голодное пламя собранным под деревьями хворостом. Ирина поставила кофейник поближе к огню на плоский камень.
— Я расставил силки, — сказал Баффало. — Утром у нас может быть кролик или два.
— Где он сейчас? — спросила Ирина.
Баффало протянул к огню большие руки в вечном жесте поклонения богу огня, следя за тем, как пламя пожирает капли воды на стенках кофейника.
— Спит скорее всего. Он приводит себя в норму сном, хотя я никогда не встречал более выносливого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Он снова закашлялся и закрыл глаза. Боль была такая сильная, что он почти ничего не чувствовал, а только слышал, как индейцы со смехом и криками потрошат припасы, которые они везли в фургоне.
Вдруг он ощутил на поясе чью-то руку, открыл глаза и увидел Боски Фултона.
Фултон поднес к губам палец, он выглядел целым и невредимым. Торопливо и грубо он расстегнул пояс Хокетта, забрал револьвер и личные вещи. Не думая о причиняемой бывшему товарищу боли, он переворачивал раненого так и сяк, обшаривая его карманы.
Хокетт ухватил Фултона за рукав бессильными пальцами, но тот взмахнул рукой и ушел. Хокетт попытался позвать его, но, не издав ни звука, умер.
Когда напали индейцы, Фултон тащился позади фургона; он тут же удрал в скалы и затаился, чтобы не привлекать к себе внимания. Без зазрения совести бросив друзей, он отсиживался в скалах, пока стрельба не закончилась, и выполз только затем, чтобы забрать оружие и патроны у Хокетта.
Вернувшись к лошади, он отвел ее подальше и стал ждать. В его карманах находилась большая часть денег и драгоценностей, которые они должны были разделить в Мексике. Дельце выгорело, думал он. Все мертвы, и вместо Хуареса он поедет на запад, в Таксон или Сан-Франциско.
Примерно в то же время, когда Шалако расстался с Баффало Харрисом, Боски Фултон пробивался в те же самые горы с востока, и вскоре после заката солнца повернул коня на ту же тропу, что и Шалако.
Когда их разделяло десять или чуть больше миль, оба сделали сухой привал и заснули натощак: Боски Фултон — в кустах, Шалако — за разрушенной глинобитной стеной.
За горами Хетчет лейтенант Холл с маленьким отрядом из Форт-Каммингса устроил привал без костров. К западу от Анимас разбил лагерь направлявшийся к перевалу Стайна лейтенант Макдональд с индейскими разведчиками и капралом. На севере, еще за пределами боевых действий встали на ночь и четыреста солдат Четвертого кавалерийского полка во главе с полковником Форсайтом.
У Сан-Карлоса произошел большой бой, и рассеявшиеся банды апачей собирались вокруг своих вождей — Чато, Локо и Начиты. Они прекрасно знали о Макдональде, знали, что с ним идут разведчики юма и мохавы, включая юма Билла.
Апачи бежали от Сан-Карлоса на юг, а Форсайт двигался из Форт-Каммингса на запад. Обычно осведомленные обо всем, что происходит в пустыне, апачи этого обстоятельства не знали. Их разведчики засекли маленький отряд Макдональда, им было известно о Холле… о Форсайте они даже не подозревали.
На маленьком клочке земли в месте пересечения каньонов Баффало Харрис настоял на разведении лишь маленького, тщательно укрытого костра и держал всех в самом надежном уголке, который только смог найти.
До смерти уставший фон Хальштат растянулся на одеялах. Он не ожидал ничего подобного. Думая о стычке с индейцами, он представлял себе бегущую толпу дикарей, которых легко поразить современным оружием. Вместо этого цель была не одна, а несколько, и они постоянно перемещались и исчезали. Брошенный обслугой, он оказался в совершенно неожиданной ситуации, вынужденный подчиняться человеку, которого видел впервые и сразу невзлюбил.
Мысли об индейцах вызывали досаду, потому что в памяти всплыла давно забытая лекция из времен, когда он был еще кадетом; лектор говорил о том, что военное искусство будет пересмотрено с учетом опыта боев на американской границе.
Военное искусство будущего, внушали им, это прицельный огонь, мобильность, скрытное проникновение, индивидуальная инициатива. Эти идеи вызвали у студентов неприятие, и они отвергли их в принципе, поскольку идеи предполагали инициативу отдельного солдата и с очевидностью уменьшали контроль сверху.
Фон Хальштат, закинув руки за голову, хладнокровно анализировал произошедшее на ранчо. Несмотря на превосходящую огневую мощь, лучшее оружие и, вероятно, большую точность попадания, их прижали к земле и лишили возможности контратаковать.
Он впервые столкнулся с невидимым противником, который отлично знал и использовал местность.
Неискушенный в боевом искусстве индейцев и местных условиях, он начал понимать, как небольшие, хорошо обученные отряды, живущие фактически на подножном корму, могут победить или во всяком случае свести на нет все усилия намного превосходящих числом и оснащением войск. Он впервые воочию увидел, что такое партизанская война, сами принципы такой войны внушали ему отвращение.
Партизанская война перестает быть джентльменской игрой. Она становится грубой, жестокой схваткой не на жизнь, а на смерть. Залповый огонь по вражеским шеренгам невозможен по причине отсутствия таких шеренг, враг превращается в вихревые тени, за которыми уследить невозможно.
Что-что, а размышлять реалистически Фредерик фон Хальштат умел. Лежа на спине, он трезво обдумывал положение. Женщины связывали руки, оставалась одна надежда на подход армии… той самой армии, которую он так часто высмеивал за неспособность справиться с кучкой голых дикарей.
Шансы на спасение были невелики. Продуктов мало. Патронов хватило бы и на продолжительный бой, на этот счет беспокоиться нечего, но продовольствие можно растянуть на дня три, от силы четыре. При всей своей нелюбви к Шалако он понимал, что без него им не выжить. Даже Баффало признавал, что Шалако знает местность и индейцев лучше кого-либо другого.
Путешествие в Америку он предпринял не столько ради охоты на крупного зверя, сколько в поисках столкновения с индейцами. В этом фон Хальштат до конца признавался только себе, хотя не раз высказывал надежду на стычку с индейцами и вслух. Вот и получил. И пока дело для него повернулось очень плохо.
Фон Хальштат великолепно стрелял и тем не менее, расстреляв множество патронов, убил лишь одного индейца. Вдобавок у него было ощущение, что индейцы стреляют лучше, он насчитал на ранчо по меньшей мере двадцать очень близких попаданий, то есть двадцать раз пули пролетали в доле дюйма от него.
Огонь костра освещал ветви сосен, отражался на матовых поверхностях камней. Пахло сосной и кедром, огонь трещал и рассыпался искрами.
Вскрикнула куропатка, вдали взывал к звездному небу одинокий койот, не прерывая вой ни на минуту. Стоя на коленях у костра, Баффало Харрис подкармливал голодное пламя собранным под деревьями хворостом. Ирина поставила кофейник поближе к огню на плоский камень.
— Я расставил силки, — сказал Баффало. — Утром у нас может быть кролик или два.
— Где он сейчас? — спросила Ирина.
Баффало протянул к огню большие руки в вечном жесте поклонения богу огня, следя за тем, как пламя пожирает капли воды на стенках кофейника.
— Спит скорее всего. Он приводит себя в норму сном, хотя я никогда не встречал более выносливого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37