За кофе один из парней вдруг сказал:
— Нам не следовало тебе верить, только чувствую, в этой истории что-то есть очень скверное. Ты не похож на жестокого убийцу. Думаю, ты говоришь правду.
— Все, чего я прошу — не становиться на моем пути.
— Это можно.
Очевидно, у них не было никаких известий из Глоуба, так что я решил сообщить им новость, и немедленно.
— Прошлой ночью, там, в Глоубе, кто-то попытался убить меня! — И я рассказал им о случившемся.
Когда я закончил, они какое-то время сидели молча, а потом один из них произнес:
— Я знаю этого парня.
— Андерсен, — сказал другой. — Кудрявый Андерсен.
— Он был почти лысый.
— Да. Именно поэтому мы звали его Кудрявым. Что ж, он должен был действовать так, как ты говоришь. Ты убил его случайно?
— Когда дело доходит до драки, мистер, и противник навязывает мне свои правила, я буду драться с ним честно, пока он сам дерется честно. Этот Кудрявый Андерсен устроил мне засаду. Он вышел за рамки правил, и я играл соответственно этому.
Взяв кофейник, я наполнил свою кружку, потом кружки остальных.
— Только, может, он решил, что правила устанавливал я? Он сказал, что в Моголлоне я якобы пытался устроить засаду его боссу. Как бы то ни было, он взялся за карты в жестокой игре.
Они ушли. Я тоже сел на своего жеребца и поехал прочь. Золотое правило: никогда не задерживаться в одном месте, если у тебя есть враги.
Все это время я сознательно гнал мысли об Энджи. Я испытывал огромную, разрывающую грудь пустоту и одиночество, такое отчаянное, которого никогда прежде не ведал.
Прошло три дня. Три дня долгой езды верхом и редких остановок. Три дня трудного пути по старым следам. Я пробирался вперед, словно одинокий волк, выискивая едва приметные знаки. Среди скал, на земле и растениях я искал следы, оставленные скотом, принадлежавшим «Ленивой А», в надежде, что они приведут меня к моему врагу.
Вокруг на многие сотни миль простиралась красивая высокогорная страна. По усеянным редкими скалами склонам шумели сосновые боры. Среди тучных лугов неслись стремительные реки. Свои полные воды они обрушивали на камни с веселым звонким шумом. Эти ледяные потоки рождали тающие на вершинах снега.
Мои силы восстанавливались. Заботясь о лошадях, я каждую ночь останавливался там, где росла сочная трава, разводил костер и готовил на нем еду, располагался в неприметных местах и обязательно уничтожал все следы стоянки. Часто меняя маршрут и способы передвижения, я старался разрушать невольно складывающуюся систему поиска, которую они могли бы разгадать.
Все чаще и чаще мне стали попадаться следы лошадиных копыт, и я знал, что приближаюсь к цели. Я ехал один, избегая мест, где бы мог повстречать людей. У моего врага было много лошадей и много глаз, которые могли выследить меня. Но если не в крови, то в характере у меня были черты индейца, и я пробирался через эту страну, словно бесплотный дух, только всегда под рукой у меня были кольт и винтовка. Иногда я шестым чувством распознавал опасность, останавливался, не разводя костра, и жевал вяленое мясо с хлебом.
Странного всадника я увидел спустя месяц после убийства Энджи.
Погода портилась, и я отыскал достаточно глубокую пещеру под выступом скалы неподалеку от гребня, который разделял Сибику-Крик и Карризо-Крик. Место было диким и пустынным. По гребню тянулась только старая, почти заросшая тропа. Она едва угадывалась. На ней уже давно не было никаких следов путешественников. Такие старые индейские тропы, встречавшиеся в лесистых горах, казалось, останутся навсегда.
Над вершиной, которая сейчас скрылась в тучах надвигающейся грозы, молния раскроила небо. Раздался оглушительный раскат грома. Вокруг меня падали первые крупные капли холодного дождя. Укрытие, которое я подыскал, было надежным, хотя выше, чем мне хотелось, но дальше к северу, милях в трех-четерых отсюда, гребень поднимался еще почти на тысячу футов.
Человек, путешествующий по дикой стране, всегда примечает место, где можно было бы разбить лагерь. В самом деле, если он не воспользуется удобной площадкой или пещеркой на сей раз, они пригодятся ему на следующей неделе, или в следующем году, или через пять лет. Это бессознательно делает каждый, кто много путешествует вдали от городков или ранчо.
Пещера, где я предполагал укрыться от ненастья, была глубоко спрятана под выступом горы, замаскирована кустарником и прочей растительностью. Возле входа я водрузил еще пару обломков скалы, чтобы сделать его совсем незаметным. Мой конь не мог туда пройти, и я нашел для него полянку под густыми деревьями, ветки которых, переплетаясь, образовывали подобие плотного навеса.
Передо мной склон обрывался и открывался вид на каньон Карризо. Я посмотрел вниз и вдруг увидел всадника. Вел он себя немного странно: вертелся в седле, оглядывался, дергал поводья. Можно сказать, передо мной был человек, который потерялся.
Я сообразил, что случилось, да и гадать особенно было незачем: всадник перепутал Карризо с Сибику, который начинался всего в двух сотнях ярдов от Карризо. Новичку легко ошибиться, приняв один каньон за другой.
Всадник явно оказался в беде. Два каньона шли параллельно друг другу на расстоянии всего в несколько миль и потом расходились. Так что чем дальше по каньону он ехал… нет, она ехала — теперь я вполне разглядел, что это была женщина, — тем дальше она оказывалась от того места, куда направлялась.
Внезапно опять сверкнула молния, и удар грома страшной силы прокатился по каньону. Лошадь всадницы поднялась на дыбы и понесла. И тут хлынул дождь… сплошная стена воды низвергалась с небес, сметая все на своем пути. Так бывает в этих местах. Всадница исчезла из виду под нависшими скалами, но я знал: ее лошадь несется сейчас, как сумасшедшая, там, где лучше идти шагом.
Дождь затянул ландшафт серой вуалью. В ней растворились, исчезли и скалы, и темные стволы сосен. Крупные капли стучали по козырьку моей пещеры.
Мне было уютно и сухо, но на душе неспокойно. Я думал о той женщине, которая неслась на неуправляемой лошади по мокрым скалам там, внизу. Если она усидит в седле, что само по себе маловероятно, и лошадь не сломает ногу или шею всаднице, то надо благодарить Бога. Но в такой исход верилось с трудом.
Так рассуждая, я сидел в полной безопасности минут десять, а дождь лил снаружи как из ведра. Я знал, что через каких-нибудь два часа, а может, и раньше, по каньону понесется мощный поток, высота которого будет доходить до брюха высокой лошади… Для человека, оказавшегося на берегу в полном уме и здравии, еще есть шанс спастись, но для того, кто лежит на земле без сознания, гибель неминуема.
Ругая себя за то, что остаюсь таким проклятым дураком, я в конце концов поднялся и вышел под дождь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34