— Эй, Ева, разве не здорово? Я все удивлялся, куда ты подеваласъ! Ты только подумай, Ева, мы построим плоты и поплывем вниз по Огайо! Здорово, а?
— Да, Сэм, здорово…
Но мысли у нее были об одном: найдется ли тот мужчина, которого она никогда не видела, о котором мечтает, найдется ли он где-нибудь там, в стране Огайо?
Она глянула снизу вверх на Сэма — он был такой возбужденный, так горел желанием одолеть любую трудность… Внезапно ее охватил страх, настолько острый, что она чуть не закричала.
— Сэм, будь осторожен, — сказала она тихо, почти шепотом. — Ох, будь осторожен…
Он улыбнулся, в глазах у него запрыгали чертенята.
— Осторожен? А из-за чего тут быть осторожным?
Глава третья
Ева Прескотт выпрямилась над костром и отвела с лица прядь волос. Лицо у нее разгорелось от огня, она немного постояла, прислушиваясь, как булькает в котелке.
Над ней вздымались высокие деревья, черные, чернее ночного неба, даже неба без звезд. Это были древние, массивные деревья… отец, Сэм и Зик едва смогли втроем обхватить самое маленькое из них.
Ветер шевелился в ветвях, ласково потрескивал огонь… под речным берегом, ярдах в двадцати от костра, таинственно журчала вода.
Веселье и легкомысленные разговоры, которые она слышала на Эри-канале, остались далеко позади. Они сошли с баржи у горловины канала в Буффало и за Два доллара купили разбитую двухколесную тачку, куда поместилось все их добро. На себе они толкали ее и тащили почти триста миль, а здесь построили плоты — Прескотты сколотили плот для себя, а Харви, которые путешествовали вместе с ними — второй.
Сейчас оба плота привязаны к деревьям у берега, а утром они двинутся дальше, будут весь день спускаться вниз по реке… она просто бесконечная. Какая непривычная жизнь, путешествие это… Каждый день полон забот, и в дороге они не думали ни о чем, кроме нынешнего дня… А все остальное было забыто до тех пор, пока не закончится путешествие…
У огня было уютно. Даже здесь, на полянке у самой реки, расстояния казались громадными. Сэм с отцом натягивали брезентовый навес на ночь, а мама нарезала ломтями мясо — Сэм утром подстрелил оленя.
Ева начинала понимать, что может сделать с человеком дикий край, нетронутая природа. Впервые она осознала едва заметную перемену в отношениях родителей между собой. Раньше мама всегда была сильной, всегда держалась на равной ноге с Зебулоном, а временами даже брала над ним верх. А сейчас она больше полагалась на папу. Зебулон разбивал лагерь, рубил дрова, выполнял все другие работы в лагере, и в каждом движении его ощущалась спокойная уверенность, сознание своих сил — такого она никогда раньше не замечала за отцом. Никогда до сих пор Ева не понимала, какую он представляет собой надежную опору для семьи.
В диком краю мужчина — самый главный, потому что от его силы зависят все. Лучше, чем когда-нибудь раньше, она начала понимать, почему мужчины любят дикий край: он требует от них силы и изобретательности, и им по душе ощущение дела и созидания, которое дает им природа.
Ева взяла свою книжку и села на землю, наклонившись к огню, чтобы лучше видеть. К костру подошла Лилит. Ева подняла глаза.
— Лилит… вот послушай: «И в этом лесу пришла минута мучительного расставания. Красивый молодой охотник вырезал на стволе дерева два сердца, а потом, отойдя на десять шагов, метнул нож и вонзил его в место слияния двух сердец…»
— Слияния… как это?
— Ну, то место, где они касаются друг друга. А теперь молчи и слушай дальше: «Меткость его была несравненна. Трижды бросал он нож. „Этот раз — на счастье“, — сказал он после первого броска. „А этот — за любовь“, — после второго. „А это — молитва, мольба о неумирающей любви“… — Ева вздохнула и мечтательно добавила: — Разве это не прекрасно?
— Наверное… Только так никто никогда не разговаривает.
— Дело в чувствах, а не в словах.
— Ева, что-то ты не то говоришь. Ты хочешь стать женой фермера, но тебе никогда не сыскать фермера, чтоб был таким мужчиной, о каком ты мечтаешь. На самом деле тебе вовсе не хочется выходить за фермера.
— Тебе тоже.
— Я не хочу иметь ничего общего с фермой, — ответила Лилит, глядя в огонь. — Я хочу ходить в шелковых платьях и ездить в красивых каретах, вроде тех, что мы видели в Олбани.
Она повернула голову и посмотрела на Еву.
— Я хочу, чтобы от мужчины приятно пахло, хочу обедать в ресторане. Все, чего мне хочется, есть там, на востоке… а мы здесь, и уходим все дальше и дальше! Но подожди — у меня еще будут красивые платья… и все остальное!
— Тебе всего шестнадцать лет, Лил. У тебя еще много времени впереди. А кроме того, главное — это сам мужчина, а не место, где он живет.
— А мужчина, какого тебе хочется, вообще нигде не живет, такого на свете нет и никогда не будет.
— Не верю, Лил. Не могу я в такое поверить. Я знаю, что я чувствую… не может быть, чтоб я одна на свете это чувствовала. Я хочу найти такого мужчину, чтобы любил меня, а вовсе не такого, которому просто нужна подходящая жена. Есть где-то на свете человек, который чувствует то же, что и я…
— И ты собираешься найти его на Западе? — с сарказмом протянула Лилит.
— А где ж еще? Мне кажется, человек с таким строем мыслей обязательно отправится на Запад. В нем должна быть поэтичность, а поэтичные люди любят леса и горы. Конечно, в жизни и работе фермера тоже есть своя поэзия. Да, работа тяжелая, но большинство дел, которыми стоит заниматься, — нелегкие, и когда человек вспахивает землю, бросает в нее зерно, а потом наблюдает, как у него растет хлеб, он в этом находит свою поэзию — так мне кажется. Я слышала как-то, один человек говорил, что вся настоящая сила идет из земли — и я ему верю…
— Ева! — позвала мать. — Взгляни-ка на жаркое! Пора уже лук класть!
К костру подошли Зебулон и Сэм.
— Ночью нам придется дежурить, Сэм, — сказал отец. — Поговаривают о речных пиратах. Они людей убивают, чтобы их добро забрать. А с нами ведь женщины, так что надо быть здорово бдительными…
— Я буду сторожить первую половину ночи, па. А ты — вторую. Эти Харви, — добавил он, — уж слишком крепко они спят, нельзя на них полагаться. — Он поднял глаза к деревьям. — Они говорят, там равнины, куда они направляются… люди толкуют, там жизнь совсем другая. Почва богатая до невозможности, можешь самую глубокую яму вырыть — и все будет чернозем.
— Человеку надо строиться поближе к дровам, — возразил Зебулон. — А иначе чем топить станешь, когда зима придет? Вам, ребята, никогда не приходилось суетиться ради дров, как мне довелось, когда я мальчонкой был. Не так уж далеко приходилось ходить за ними, но когда зима наступает, любая дорога становится слишком длинной…
Он прислушался к звонким ударам топора, доносящимся от стоянки Харви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79