Из профессионалов у него имелся Хансен и батальон его помощников. Отряд волонтеров состоял из Нортона, Дрейка, Куина… Пожалуй, и все. Еще сюда он мог добавить и эльфа-Клэр. Было бы неплохо, чтобы и впредь никто из них не знал, что делают другие. В конце концов, члены любой разветвленной структуры просто не в состоянии знать все о характере деятельности своей организации, да и не должны это знать. Они должны видеть цель и идти к ней или, по крайней мере, верить, что идут. А его задача – убедить их в этом.
Когда Армстронг подъехал к редакции, Нортон был занят. Его провели в комнату отдыха – большую, обставленную с кричащей роскошью и заваленную бумажными копиями недавних выпусков. Он лениво начал их просматривать и в первой же наткнулся на кое-что интересное. Заголовок на седьмой странице гласил: «Самолеты пожирают расстояния», и тут же на десятой оказались трагические снимки авиационной катастрофы в Айове, где погибло несколько десятков людей. Расстояние до могилы! Он перевернул страницу. «Виталакс»… «Гильде Брау»… «Час хладнокровия»… «Внешняя оболочка слоновой кости содержит бенадиум, чудесный порошок для ваших зубов».
Армстронг рывком перевернул страницу. «Четыре свободы». «Шелковый магнат предъявляет обвинение Аркадии». «Протест Греции». «Медь на свалке». «Мысль о сегодняшнем дне»… Мысль о сегодняшнем дне… Он моргнул и прочитал заметку, набранную маленькими буковками в небольшом столбце.
«Воистину говорю я вам, будет ли польза людям, если они завоюют весь мир, но потеряют свою бессмертную душу?»
Именно в этот момент в комнату с веселым кличем влетел Нортон:
– Эй, парень, у меня просто зверский телепатический аппетит! – Он остановился, глянул на Армстронга и добавил гораздо спокойнее: – Что с тобой, бедолага?
– Да так, лезет в голову всякий бред, – медленно произнес Армстронг. – Наверное, мне вообще не стоило высовывать нос из лаборатории.
– Отнюдь нет, – возразил Нортон. – У тебя та же беда, что у Кассия, – ты слишком много думаешь. И слишком редко обедаешь в компании, – ввернул он.
– Так. Намек понят. Где ты желаешь объедаться за мой счет на этот раз?
Нортон закатил глаза:
– Ну зачем так грубо?
– Зато вполне в духе нашей беседы.
– Давай тогда его сменим. Предлагаю навестить обжираловку Папазоглуса. Говорят, он готовит мясо каким-то новым способом.
Добравшись до Пятидесятой улицы, они запарковали машину на подземной стоянке и после короткой прогулки по двум кварталам подошли к заведению грека – современному кафе, наполненному аппетитными ароматами.
Мясо «по-новому» оказалось здоровенным, наполовину обугленным бифштексом с грибами. Нортон, по своему обыкновению, расправился с ним так, словно голодал по меньшей мере лет тридцать.
– Уф-ф! – Он откинулся на стуле и обратил на Армстронга лоснящийся сытый взгляд. – Ну вот. Сейчас я не в состоянии даже пошевелиться. Можешь давать работу. Что я должен сделать на сей раз?
– Кажется, пропал Кларк Маршал. Эдди Дрейк считал, что он во Флориде, но так и не сумел напасть на его след. Вот я и подумал, может, кто-нибудь из твоих тамошних газетных волков раздобудет о Маршале какие-нибудь сведения? Несколько дней назад его видели в Ки-Уэсте.
– Не лучше ли этим заняться полиции?
– Я не могу идти в полицию, у меня нет причин подозревать, что с Маршалом что-то случилось. Скорее всего, он собрал вещички и легким аллюром отправился в неизвестном направлении. Но ведь он – личность заметная, и наверняка кто-нибудь из твоих любителей бифштексов знает, куда он девался.
– Да, он личность известная, верно. Был! Ему трижды выпадало писать о космических кораблях – о номерах первом, десятом и четырнадцатом. – Нортон печально покачал головой. – Бедный старина Кларк! Он пропал после того, как взорвался последний. – Он задумчиво и холодно посмотрел на Армстронга. – Ты никогда с ним не встречался?
Армстронг пожал плечами:
– Я видел только его фотографию и читал несколько давнишних статей. Еще я читал его письмо в газеты, где предрекалось, что номер восемнадцатый тоже обречен. Сдается мне, он здорово скис от несбывшихся надежд.
– Он больше чем скис. Он свихнулся. – То есть?
– У него развилось что-то вроде мании преследования. Он метался по стране с видом первохристианского мученика – от чего-то убегал.
– Или за чем-то охотился?
Нортон с трудом поднялся:
– Послушай. Я не против побегать вместе с тобой за привидениями, делая перерывы для добрых бифштексов. Но не добавляй к прочим своим иллюзиям еще одну: будто Кларк Маршал и всякие бродяги, двоеженцы и прочие выродки, которые где-то скрываются, окажутся в одной упряжке с тобой и что они тоже мечтают ловить призраков. Не воображай, Бога ради, что весь этот дурной мир – твой надежный тыл. – Нортон устало плюхнулся обратно на стул. – Потому что он совсем ненадежен!
– Я все это знаю, – сказал Армстронг. – Мир таков не только для меня. Он ненадежен для кого угодно и для чего угодно.
Сцепив пальцы на сытом брюхе, Нортон снизошел до возражения на последнее замечание.
– Мир? – проворчал он. – Нет! Если не дерутся народы – слава Богу, сейчас этого нет, – то дерутся семьи, наконец, отдельные люди. – Он прикрыл глаза. – И иногда они колотят манекены, просто забавы ради… – Нортон открыл глаза. – Пища! Жратва! – тоном проповедника выговорил он. – Мир постоянен в еде. Весь мир ест – это инстинкт.
– За исключением тех случаев, когда он постится или объявляет голодовку.
– Проклятие! – устало воскликнул Нортон. – Мир постится по религиозным мотивам, голодает по политическим и иногда уничтожает продовольствие по экономическим.
– Хорошо. Ты меня убедил. Мир действительно непостоянен. Ни в чем. А знаешь почему?
– А ты?
– Ха! Любой газетчик это знает, а кроме газетчиков – еще множество людей. Потому, что мир глуп.
– Я бы так не сказал, – заметил Армстронг.
– А я бы сказал. – Нортон удовлетворенно похлопал себя по животу. – Ты слишком долго жил с закрытыми глазами, чтобы видеть, как самозабвенно глуп этот мир. Несколько лет назад один из наших ребят попросил сотню прохожих назвать фамилию матери президента Джексона. Сорок семь ответили правильно – миссис Джексон. Пятьдесят три сказали, что не знают или не могут вспомнить. – Нортон самодовольно взглянул на Армстронга. – В прошлом году двести тысяч русских побывали в мавзолее Ленина, словно это храм Божий. А у французов появилась мода татуировать на мочках ушей три черточки – за свободу, равенство и братство. Годом раньше, когда император Таиланда сломал ногу, весь двор ковылял на костылях, потому что моду там задают члены королевской семьи. Было время, когда все британские аристократы носили помочи из змеиной кожи по той же самой причине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Когда Армстронг подъехал к редакции, Нортон был занят. Его провели в комнату отдыха – большую, обставленную с кричащей роскошью и заваленную бумажными копиями недавних выпусков. Он лениво начал их просматривать и в первой же наткнулся на кое-что интересное. Заголовок на седьмой странице гласил: «Самолеты пожирают расстояния», и тут же на десятой оказались трагические снимки авиационной катастрофы в Айове, где погибло несколько десятков людей. Расстояние до могилы! Он перевернул страницу. «Виталакс»… «Гильде Брау»… «Час хладнокровия»… «Внешняя оболочка слоновой кости содержит бенадиум, чудесный порошок для ваших зубов».
Армстронг рывком перевернул страницу. «Четыре свободы». «Шелковый магнат предъявляет обвинение Аркадии». «Протест Греции». «Медь на свалке». «Мысль о сегодняшнем дне»… Мысль о сегодняшнем дне… Он моргнул и прочитал заметку, набранную маленькими буковками в небольшом столбце.
«Воистину говорю я вам, будет ли польза людям, если они завоюют весь мир, но потеряют свою бессмертную душу?»
Именно в этот момент в комнату с веселым кличем влетел Нортон:
– Эй, парень, у меня просто зверский телепатический аппетит! – Он остановился, глянул на Армстронга и добавил гораздо спокойнее: – Что с тобой, бедолага?
– Да так, лезет в голову всякий бред, – медленно произнес Армстронг. – Наверное, мне вообще не стоило высовывать нос из лаборатории.
– Отнюдь нет, – возразил Нортон. – У тебя та же беда, что у Кассия, – ты слишком много думаешь. И слишком редко обедаешь в компании, – ввернул он.
– Так. Намек понят. Где ты желаешь объедаться за мой счет на этот раз?
Нортон закатил глаза:
– Ну зачем так грубо?
– Зато вполне в духе нашей беседы.
– Давай тогда его сменим. Предлагаю навестить обжираловку Папазоглуса. Говорят, он готовит мясо каким-то новым способом.
Добравшись до Пятидесятой улицы, они запарковали машину на подземной стоянке и после короткой прогулки по двум кварталам подошли к заведению грека – современному кафе, наполненному аппетитными ароматами.
Мясо «по-новому» оказалось здоровенным, наполовину обугленным бифштексом с грибами. Нортон, по своему обыкновению, расправился с ним так, словно голодал по меньшей мере лет тридцать.
– Уф-ф! – Он откинулся на стуле и обратил на Армстронга лоснящийся сытый взгляд. – Ну вот. Сейчас я не в состоянии даже пошевелиться. Можешь давать работу. Что я должен сделать на сей раз?
– Кажется, пропал Кларк Маршал. Эдди Дрейк считал, что он во Флориде, но так и не сумел напасть на его след. Вот я и подумал, может, кто-нибудь из твоих тамошних газетных волков раздобудет о Маршале какие-нибудь сведения? Несколько дней назад его видели в Ки-Уэсте.
– Не лучше ли этим заняться полиции?
– Я не могу идти в полицию, у меня нет причин подозревать, что с Маршалом что-то случилось. Скорее всего, он собрал вещички и легким аллюром отправился в неизвестном направлении. Но ведь он – личность заметная, и наверняка кто-нибудь из твоих любителей бифштексов знает, куда он девался.
– Да, он личность известная, верно. Был! Ему трижды выпадало писать о космических кораблях – о номерах первом, десятом и четырнадцатом. – Нортон печально покачал головой. – Бедный старина Кларк! Он пропал после того, как взорвался последний. – Он задумчиво и холодно посмотрел на Армстронга. – Ты никогда с ним не встречался?
Армстронг пожал плечами:
– Я видел только его фотографию и читал несколько давнишних статей. Еще я читал его письмо в газеты, где предрекалось, что номер восемнадцатый тоже обречен. Сдается мне, он здорово скис от несбывшихся надежд.
– Он больше чем скис. Он свихнулся. – То есть?
– У него развилось что-то вроде мании преследования. Он метался по стране с видом первохристианского мученика – от чего-то убегал.
– Или за чем-то охотился?
Нортон с трудом поднялся:
– Послушай. Я не против побегать вместе с тобой за привидениями, делая перерывы для добрых бифштексов. Но не добавляй к прочим своим иллюзиям еще одну: будто Кларк Маршал и всякие бродяги, двоеженцы и прочие выродки, которые где-то скрываются, окажутся в одной упряжке с тобой и что они тоже мечтают ловить призраков. Не воображай, Бога ради, что весь этот дурной мир – твой надежный тыл. – Нортон устало плюхнулся обратно на стул. – Потому что он совсем ненадежен!
– Я все это знаю, – сказал Армстронг. – Мир таков не только для меня. Он ненадежен для кого угодно и для чего угодно.
Сцепив пальцы на сытом брюхе, Нортон снизошел до возражения на последнее замечание.
– Мир? – проворчал он. – Нет! Если не дерутся народы – слава Богу, сейчас этого нет, – то дерутся семьи, наконец, отдельные люди. – Он прикрыл глаза. – И иногда они колотят манекены, просто забавы ради… – Нортон открыл глаза. – Пища! Жратва! – тоном проповедника выговорил он. – Мир постоянен в еде. Весь мир ест – это инстинкт.
– За исключением тех случаев, когда он постится или объявляет голодовку.
– Проклятие! – устало воскликнул Нортон. – Мир постится по религиозным мотивам, голодает по политическим и иногда уничтожает продовольствие по экономическим.
– Хорошо. Ты меня убедил. Мир действительно непостоянен. Ни в чем. А знаешь почему?
– А ты?
– Ха! Любой газетчик это знает, а кроме газетчиков – еще множество людей. Потому, что мир глуп.
– Я бы так не сказал, – заметил Армстронг.
– А я бы сказал. – Нортон удовлетворенно похлопал себя по животу. – Ты слишком долго жил с закрытыми глазами, чтобы видеть, как самозабвенно глуп этот мир. Несколько лет назад один из наших ребят попросил сотню прохожих назвать фамилию матери президента Джексона. Сорок семь ответили правильно – миссис Джексон. Пятьдесят три сказали, что не знают или не могут вспомнить. – Нортон самодовольно взглянул на Армстронга. – В прошлом году двести тысяч русских побывали в мавзолее Ленина, словно это храм Божий. А у французов появилась мода татуировать на мочках ушей три черточки – за свободу, равенство и братство. Годом раньше, когда император Таиланда сломал ногу, весь двор ковылял на костылях, потому что моду там задают члены королевской семьи. Было время, когда все британские аристократы носили помочи из змеиной кожи по той же самой причине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71