Определить, что изначально, не легче, чем ответить на вопрос, что было в начале: курица или яйцо.
Несмотря на свою неуверенность относительно существенных опасностей, которые могут возникать при использовании галлюциногенных веществ, я продолжил исследования действующих веществ мексиканского волшебного «утреннего сияния», о которых я вкратце вам писал. В семенах этого растения мы обнаружили в качестве действующего вещества производные лизергиновой кислоты, химически родственные ЛСД. Это было практически невероятным открытием. Я всегда питал особенную любовь к «утреннему сиянию». Это были первые цветы, которые я в детстве самостоятельно вырастил в саду. Их голубые и красные чашечки – одно из первых воспоминаний моего детства.
Недавно я прочитал в книге Д. Т. Судзуки «Дзен и японская культура», что «утренне сияние» играло важную роль в Японии, среди любителей цветов, в литературе, и в изобразительном искусстве. Его великолепие сильно повлияло на творческую фантазию японцев. Среди прочего, Судзуки цитирует трехстишие поэтессы Чийо (1702-75), которая однажды утром пошла за водой к соседнему дому, потому что…
«Моё ведро очаровано цветами утреннего сияния, и я попрошу воды».
Таким образом, «утреннее сияние» демонстрирует два возможных способа влиять на разум и тело человека: в Мексике оно оказывает воздействие как волшебное снадобье, тогда как в Японии оно действует с духовной точки зрения, посредством красоты своих чашечек.
Вильфинген, 17 декабря 1961
Уважаемый г-н Хофманн,
Я благодарен вам за подробное письмо от 16 декабря. Я задумался над вашим главным вопросом, и в определённом смысле стал одержим им по случаю пересмотра An der Zeitmauer (На стене времени). Там я упоминаю, что в области физики и биологии, мы начинаем разрабатывать технологии, которые больше нельзя понимать, как прогресс в установленном смысле, которые вмешиваются в эволюцию и участвуют в развитии вида. Конечно, я выворачиваю все наизнанку, так как полагаю, что именно новая мировая эпоха действует эволюционно на прототип. Поэтому, наша наука с её теориями и открытиями, не причина, скорее, одно из следствий эволюции. Это одновременно коснётся животных, растений, атмосферы и поверхности планеты. Мы не развиваемся от точки до точки, скорее мы пересекаем некую линию.
Стоит задуматься над риском, на который вы указали. Тем не менее, он существует во всех аспектах нашего существования. Общий знаменатель появляется то здесь, то там.
Говоря о радиоактивности, вы используете слово «трещина». Эти трещины не просто вопрос открытий, но и вопрос разрушений. По сравнению с эффектами радиации, действие магических снадобий более подлинное и менее жёсткое. К классическом понимании они выводят нас за пределы человеческого. Гурджиев в какой-то мере видел это. Вино уже изменило многое, оно принесло с собой новых богов и новую природу человека. Но вино является для новых веществ тем же, чем классическая физика для современной. Эти вещества следует пробовать только в узком кругу. Я не могу согласиться с мыслью Хаксли, что трансцендентные возможности можно нести массам. В действительности, это не утешительная выдумка, это реальность, если быть искренним. Здесь достаточно нескольких контактов, чтобы определить направление и руководство. Это выходит за рамки теологии и попадает под раздел теогонии, так как обязательно входит в новый дом, в астрологическом смысле. В начале следует удовлетвориться пониманием этого и превыше всего быть осторожным в своих целях.
Также сердечно благодарю за прекрасную картину голубого «утреннего сияния». Похоже, что это как раз то, что я год за годом выращиваю у себя в саду. Я не знал, что оно обладает особой силой; однако, так, наверное, случается с любым растением. У нас нет ключа к большинству из них. Кроме этого, должна существовать главная точка зрения, с которой не только химия, строение, цвет, но все свойства становятся важными…
Эксперимент с псилоцибином
Эта теоретическая дискуссия о волшебных снадобьях была дополнена практическими экспериментами. Один из таких экспериментов, послуживший сравнением ЛСД и псилоцибина, имел место весной 1962. Случилось так, что это произошло в принадлежавшем семье Юнгер бывшем доме главного лесничего замка Штауфенберг в Вильфингене. Мои друзья, фармаколог профессор Хериберт Концетт и учёный-исламист доктор Рудольф Гелпке, также приняли участи в этом симпозиуме по грибам.
Старые хроники описывали, как Ацтеки пили чоколатль перед тем, как съесть теонанакатль. Поэтому г-жа Лизелотта Юнгер тоже подала нам горячий шоколад для поднятия настроения. Затем она покинула четырех мужчин, предоставив их судьбе.
Мы собрались в стильной комнате с тёмным деревянным потолком, выложенной плиткой печью, старинной мебелью, французскими гравюрами на стенах и пышным букетом тюльпанов на столе. Эрнст Юнгер был одет в длинный, широкий восточный халат с темно-синими полосками, который он привёз из Египта; Хериберт Концетт был великолепен в ярко вышитой мантии мандарина; Рудольф Гелпке и я надели домашние халаты. Повседневную реальность следовало отложить в сторону, вместе с повседневной одеждой.
Вскоре после захода солнца мы приняли наркотик, не грибы, а только их действующее начало, по 20 мг псилоцибина каждый. Это соответствовало примерно двум третьим от очень сильной дозы, которую принимала курандера Мария Сабина в форме грибов рода псилоцибе.
Спустя час, я все ещё не замечал никакого действия, в то время как мои товарищи уже глубоко погрузились в путешествие. Я надеялся, что во время действия грибов мне удастся воскресить некоторые образы, эйфорические моменты из моего детства, которые остались в моей памяти переживаниями счастья: луг, покрытый хризантемами, слегка колыхавшимися под ветром раннего лета; розовый куст в вечернем свете после грозы; голубые ирисы, свисавшие со стены виноградника. Но, когда вещество гриба, наконец, начало действовать, вместо этих ярких образов дома моего детства, появились странные сцены. Наполовину ошеломлённый, я погрузился глубже, проходя через совсем опустевшие города с какой-то мексиканской экзотикой и мертвенным великолепием. Испуганный, я попытался удержаться на поверхности, сконцентрироваться на внешнем мире, на окружении. На какое-то время мне это удалось. Затем я посмотрел на громадного Эрнста Юнгера, ходившего взад-вперёд, могущественного волшебника. Хериберт Концетт в блестящем шёлковом халате казался коварным китайским шутом. Даже Рудольф Гелпке казался мне зловещим; длинный, худой, таинственный.
С углублением опьянения, все становилось ещё более странным. Я сам чувствовал себя странным. Когда я закрывал глаза, я попадал в чудные, холодные, глупые и пустынные местности, освещённые тусклым светом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Несмотря на свою неуверенность относительно существенных опасностей, которые могут возникать при использовании галлюциногенных веществ, я продолжил исследования действующих веществ мексиканского волшебного «утреннего сияния», о которых я вкратце вам писал. В семенах этого растения мы обнаружили в качестве действующего вещества производные лизергиновой кислоты, химически родственные ЛСД. Это было практически невероятным открытием. Я всегда питал особенную любовь к «утреннему сиянию». Это были первые цветы, которые я в детстве самостоятельно вырастил в саду. Их голубые и красные чашечки – одно из первых воспоминаний моего детства.
Недавно я прочитал в книге Д. Т. Судзуки «Дзен и японская культура», что «утренне сияние» играло важную роль в Японии, среди любителей цветов, в литературе, и в изобразительном искусстве. Его великолепие сильно повлияло на творческую фантазию японцев. Среди прочего, Судзуки цитирует трехстишие поэтессы Чийо (1702-75), которая однажды утром пошла за водой к соседнему дому, потому что…
«Моё ведро очаровано цветами утреннего сияния, и я попрошу воды».
Таким образом, «утреннее сияние» демонстрирует два возможных способа влиять на разум и тело человека: в Мексике оно оказывает воздействие как волшебное снадобье, тогда как в Японии оно действует с духовной точки зрения, посредством красоты своих чашечек.
Вильфинген, 17 декабря 1961
Уважаемый г-н Хофманн,
Я благодарен вам за подробное письмо от 16 декабря. Я задумался над вашим главным вопросом, и в определённом смысле стал одержим им по случаю пересмотра An der Zeitmauer (На стене времени). Там я упоминаю, что в области физики и биологии, мы начинаем разрабатывать технологии, которые больше нельзя понимать, как прогресс в установленном смысле, которые вмешиваются в эволюцию и участвуют в развитии вида. Конечно, я выворачиваю все наизнанку, так как полагаю, что именно новая мировая эпоха действует эволюционно на прототип. Поэтому, наша наука с её теориями и открытиями, не причина, скорее, одно из следствий эволюции. Это одновременно коснётся животных, растений, атмосферы и поверхности планеты. Мы не развиваемся от точки до точки, скорее мы пересекаем некую линию.
Стоит задуматься над риском, на который вы указали. Тем не менее, он существует во всех аспектах нашего существования. Общий знаменатель появляется то здесь, то там.
Говоря о радиоактивности, вы используете слово «трещина». Эти трещины не просто вопрос открытий, но и вопрос разрушений. По сравнению с эффектами радиации, действие магических снадобий более подлинное и менее жёсткое. К классическом понимании они выводят нас за пределы человеческого. Гурджиев в какой-то мере видел это. Вино уже изменило многое, оно принесло с собой новых богов и новую природу человека. Но вино является для новых веществ тем же, чем классическая физика для современной. Эти вещества следует пробовать только в узком кругу. Я не могу согласиться с мыслью Хаксли, что трансцендентные возможности можно нести массам. В действительности, это не утешительная выдумка, это реальность, если быть искренним. Здесь достаточно нескольких контактов, чтобы определить направление и руководство. Это выходит за рамки теологии и попадает под раздел теогонии, так как обязательно входит в новый дом, в астрологическом смысле. В начале следует удовлетвориться пониманием этого и превыше всего быть осторожным в своих целях.
Также сердечно благодарю за прекрасную картину голубого «утреннего сияния». Похоже, что это как раз то, что я год за годом выращиваю у себя в саду. Я не знал, что оно обладает особой силой; однако, так, наверное, случается с любым растением. У нас нет ключа к большинству из них. Кроме этого, должна существовать главная точка зрения, с которой не только химия, строение, цвет, но все свойства становятся важными…
Эксперимент с псилоцибином
Эта теоретическая дискуссия о волшебных снадобьях была дополнена практическими экспериментами. Один из таких экспериментов, послуживший сравнением ЛСД и псилоцибина, имел место весной 1962. Случилось так, что это произошло в принадлежавшем семье Юнгер бывшем доме главного лесничего замка Штауфенберг в Вильфингене. Мои друзья, фармаколог профессор Хериберт Концетт и учёный-исламист доктор Рудольф Гелпке, также приняли участи в этом симпозиуме по грибам.
Старые хроники описывали, как Ацтеки пили чоколатль перед тем, как съесть теонанакатль. Поэтому г-жа Лизелотта Юнгер тоже подала нам горячий шоколад для поднятия настроения. Затем она покинула четырех мужчин, предоставив их судьбе.
Мы собрались в стильной комнате с тёмным деревянным потолком, выложенной плиткой печью, старинной мебелью, французскими гравюрами на стенах и пышным букетом тюльпанов на столе. Эрнст Юнгер был одет в длинный, широкий восточный халат с темно-синими полосками, который он привёз из Египта; Хериберт Концетт был великолепен в ярко вышитой мантии мандарина; Рудольф Гелпке и я надели домашние халаты. Повседневную реальность следовало отложить в сторону, вместе с повседневной одеждой.
Вскоре после захода солнца мы приняли наркотик, не грибы, а только их действующее начало, по 20 мг псилоцибина каждый. Это соответствовало примерно двум третьим от очень сильной дозы, которую принимала курандера Мария Сабина в форме грибов рода псилоцибе.
Спустя час, я все ещё не замечал никакого действия, в то время как мои товарищи уже глубоко погрузились в путешествие. Я надеялся, что во время действия грибов мне удастся воскресить некоторые образы, эйфорические моменты из моего детства, которые остались в моей памяти переживаниями счастья: луг, покрытый хризантемами, слегка колыхавшимися под ветром раннего лета; розовый куст в вечернем свете после грозы; голубые ирисы, свисавшие со стены виноградника. Но, когда вещество гриба, наконец, начало действовать, вместо этих ярких образов дома моего детства, появились странные сцены. Наполовину ошеломлённый, я погрузился глубже, проходя через совсем опустевшие города с какой-то мексиканской экзотикой и мертвенным великолепием. Испуганный, я попытался удержаться на поверхности, сконцентрироваться на внешнем мире, на окружении. На какое-то время мне это удалось. Затем я посмотрел на громадного Эрнста Юнгера, ходившего взад-вперёд, могущественного волшебника. Хериберт Концетт в блестящем шёлковом халате казался коварным китайским шутом. Даже Рудольф Гелпке казался мне зловещим; длинный, худой, таинственный.
С углублением опьянения, все становилось ещё более странным. Я сам чувствовал себя странным. Когда я закрывал глаза, я попадал в чудные, холодные, глупые и пустынные местности, освещённые тусклым светом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48