Послевоенная Веймарская республика в Германии пала. У власти оказались воинствующий диктатор и воинствующая партия. В Париже одновременно на немецком, французском и английском языках вышла переписка между Зигмундом Фрейдом и Альбертом Эйнштейном под названием «Зачем война?». В переводе приняла участие Лига Наций. Нацисты запретили книгу в Германии. Эйнштейн покинул Германию и нашел убежище в Бельгии. Писатель Арнольд Цвейг отправил жену и детей в Палестину, куда он намеревался за ними последовать. Альфред Адлер запаковал свое имущество и уехал в Америку. Страну, покинули почти все германские психоаналитики. Оливер и Эрнст Фрейды и Макс Хальберштадт писали, что думают уехать из Германии: наш горизонт омрачен событиями в этой стране.
Эрнст Фрейд вывез жену и детей в Англию.
В Вене знали Адольфа Гитлера, поскольку он родился в Верхней Австрии, прослушал курсы по искусству в Мюнхене, затем возвратился в Вену в надежде поступить в Художественную академию. Отвергнутый, обедневший, он нашел в антисемитских речах мэра Карла Люгера выражение своей собственной ненависти к обществу. Венская пресса, сообщив о пивном путче Гитлера в Мюнхене в 1923 году, о суде над ним и о его заточении, свела все это к забавной теме для болтовни в кофейнях.
Но теперь время плоских шуток прошло. Адольф Гитлер приобрел политическую власть и оказался личностью, обладающей гипнотической притягательностью для среднего немца, обедневшего после 1929 года в результате депрессии, для безработных и для промышленников, напуганных подъемом коммунизма. Национал–социалистская партия Гитлера переросла в организацию одетых в щеголеватую форму террористов и пропагандистов и завоевала большинство мест в рейхстаге. Гитлер был назначен Гинденбургом на пост канцлера, а затем возложил ответственность за подозрительный поджог рейхстага на коммунистов, объединив значительную часть германского народа под двумя лозунгами: «Тысячелетний третий рейх!», «Смерть всем евреям!».
Немцы, выступавшие против гитлеровского террора, либо оказались в изгнании, в могиле, в концлагерях, либо бессильно замолкли. Раздавив последнюю оппозицию, Гитлер развернул безжалостную войну против евреев: конфискация домов, предприятий, отказ в рабочих местах, в собственности, затем физическое насилие, не исключая нападений на женщин и детей, далее концлагеря, трудовые лагеря и в конечном счете лагеря смерти. Немецкие евреи, своевременно увидевшие опасность, бежали из страны зачастую с пустыми руками, сохранив жизнь, в страны, согласившиеся их принять. Другие остались, надеясь на лучшее.
Австрийские евреи не показывали открыто, что они встревожены. Даже как союзница Германии Австрия оставалась независимой республикой. Происходившее в Германии не могло случиться в Австрии. Германская армия никогда не вторгнется; Версальский договор гарантирует права меньшинств в Австрии.
Несмотря на то, что Зигмунд считал себя пессимистом в оценке инстинктивной природы человека, он был готов к нацизму не в большей мере, чем к войне 1914 года. Предупреждений поступало более чем достаточно: его книги сжигались на кострах в Берлине, Берлинское психоаналитическое общество было распущено, психоаналитики бежали, спасая свою жизнь. Многие немецкие специалисты выехали со своими еврейскими коллегами, не желая жить и работать при нацистах. А он не усматривал опасности для себя и семьи в Австрии. Ему, Марте, тетушке Минне, его сестрам было за семьдесят; сколько им еще оставалось жить? Беспокоиться в Вене могли лишь Мартин и его семья, а также Анна. Но они не обсуждали этот вопрос.
Он продолжал принимать пациентов и писать за своим большим столом. Если не было возможности провести время со студентами в кафе после субботней вечерней лекции или прогуляться по Рингу, то он оставался наедине с любимыми им предметами искусства, являвшимися символами вечной цивилизации, которой он восхищался. Временами он впадал в депрессию, представляя, что написанное им со времени «Тотема и табу» утратило свое значение. Однако в послесловии к автобиографическим запискам он отмечал:
«После того как всю жизнь я посвятил естественным наукам, медицине и психотерапии, мой интерес обратился к той культурной проблеме, которая когда–то вряд ли захватила бы пробудившегося к размышлению юношу».
Его репутация в мире продолжала крепнуть и расширяться. Даром судьбы, помогавшим скрашивать старость и преодолевать страх перед очередными операциями, была Аннерль, – этим ласковым именем он называл свою младшую дочь. Она приняла решение раз и навсегда, встав на сторону отца и психоанализа. Анне было уже сорок лет. Ее знания производили впечатление на членов комитета, а также на психоаналитиков из других стран, с которыми она встречалась на конгрессах, где читала доклады отца. Она продолжала выполнять роль сиделки Зигмунда: спокойная, терпеливая, неутомимая, она помогала ему прилаживать протез, привыкать к нему. Они никогда не говорили о «монстре», за исключением тех случаев, когда было нужно отнести его к доктору Пихлеру или к его коллегам, чтобы подправить гуттаперчу, завулканизировать, поставить новые пружинные державки в бесконечных попытках сделать так, чтобы протез не причинял боль, добиться облегчения. Анна была хорошим товарищем; она понимала, как страдает Зигмунд, и внутренне ощущала его боль как свою, но не выдавала своих эмоций и соблюдала договоренность: «Никакой жалости, никакого сочувствия». Она была более чем сиделкой; его радовало, как мужал ее ум, овладевавший проблемами образования и детской психологии. Он писал Пфистеру: «Из всех областей приложения психоанализа действительно процветает открытая Вами область образования.
Я очень доволен тем, что моя дочь начинает выполнять здесь хорошую работу».
Много молодежи приезжало в Вену обучаться психоанализу, и Анна имела большую возможность завязывать дружбу и вести общественную деятельность. Она посещала театр вместе с Джеймсом и Алике Стречи; однажды они взяли ее в гостиницу «Регина», а потом позволили одной добираться до Бергтассе. На следующий день Зигмунд решительно порицал их за то, что они оставили Анну ночью одну. Стречи заметил:
– Это был страшный аналитический час!
Иногда она устанавливала дружбу с каким–либо пациентом Зигмунда, но не ранее завершения психоанализа. Одной из ее подруг стала американка Дороти Бэрлингем; замужняя, имеющая детей, она пересекла Атлантику в поисках помощи у профессора Фрейда и так привязалась к Вене и Фрейдам, что сняла квартиру на Берггассе, 19. Она помогала Анне основать школу для детей, где Анна могла приложить свои новые теории к малолеткам. Они сняли вместе деревенский коттедж в Хохротерде, примерно в сорока пяти минутах езды на автомашине от Вены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281