– Вам лучше знать.
– Хорошо. Товарищи, приступите к подробному обыску.
Лишь в шесть часов вечера они двинулись обратно в Севастополь, оставив дом в полнейшем беспорядке и захватив с собою мою личную корреспонденцию и Библию, принадлежавшую моей теще. Вдовствующая Императрица, умоляла не лишать ее этой драгоценности и предлагала, взамен все свои драгоценности.
– Мы не воры, – гордо заявил предводитель шайки, совершенно разочарованный неудачей своей миссии: – это контрреволюционная книга, и такая почтенная женщина, как вы, не должны отравлять себя подобной чепухой.
Через десять лет, будучи уже в Копенгагене, моя старая теща получила пакет, в котором находилась ее Библия. Один датский дипломат, находясь в Москве, купил эту Библию у букиниста, который торговал редкими книгами. Императрица Мария Федоровна умерла с этой книгой на руках.
5
К ранней осени процесс революционного разложения достиг своего апогея. Дивизии, бригады в полки перестали существовать, и толпы грабителей, убийц и дезертиров наводнили тыл.
Командующий Черноморским флотом адмирал Колчак поехал в С. Петербург, чтобы исходатайствовать пред американским правительством о принятии его в военный флот С.Ш. добровольцем. Колчак старался до последней минуты поддерживать дисциплину во флоте, но посулы совета казались его подчиненным более заманчивыми. Адмирал не мог дать более того, что обещали представители Севастопольского совета: поделить между матросами все деньги, которые находились в крымских банках. Эффектным жестом сломал он свой золотой кортик, полученный им за храбрость, бросил его в волны моря на глазах эскадры и удалился.
Мы ожидали ежедневно падения Временного Правительства и были в наших мыслях с нашими далекими родными. За исключением Царя и его семьи, которых перевезли в Тобольск, вся остальная наша, семья находилась в С. Петербурге. Если бы мои братья Николай, Сергей и Георгий своевременно прибыли бы к нам в Ай-Тодор, они были бы живы до сегодняшнего дня. Я не имел с октября 1917 года с севера никаких известий и о их трагической гибели узнал только в Париже в 1919 г.
Но наступил день, когда наш комиссар не явился. Это могло иметь только одно объяснение. Мы должны были готовиться к встрече с новыми правителями России. В полдень у ворот нашего имения остановился запыленный автомобиль, из которого вылез вооруженный до зубов гигант в форме матроса. После короткого разговора при входе, он вошел ко мне без доклада.
– Я получил приказ Советского правительства, – заявил он: – взять в свои руки управление всем этим районом.
Я попросил его сесть.
– Я знаю вас, – продолжал он: – вы – бывший Великий Князь Александр Михайлович. Неужели вы не помните меня? Я служил в 1916 году в вашей авиационной школе.
Под моим начальством служило две тысячи авиаторов, и, конечно, я не мог вспомнить его лицо. Но это облегчало установление отношений с нашим новым тюремщиком.
Он объяснил, что по стратегическим соображениям, мы должны будем переехать в соседнее имение Дюльбер, принадлежавшее моему двоюродному брату, Великому Князю Петру Николаевичу.
Я уже долго не слыхал этого военного термина. Что общего имели стратегические соображения с содержанием моей семьи под стражей? Разве что можно было ожидать турецкого десанта?
Он усмехнулся.
– Нет, дело обстоит гораздо хуже, чем вы думаете. Ялтинские товарищи настаивают на вашем немедленном расстреле, но Севастопольский совет велел мне защищать вас до получения особого приказа от товарища Ленина. Я не сомневаюсь, что Ялтинский совет попробует захватить вас силой, и поэтому приходится ожидать нападения из Ялты. Дюльбер, с его стенами, легче защищать, чем Ай-Тодор. Здесь, местность открыта со всех сторон.
Он достал план Дюльбера, на котором красными чернилами были отмечены крестиками места для расстановки пулеметов. Я никогда не думал о том, что прекрасная вилла Петра Николаевича имеет так много преимуществ с чисто военной точки зрения. Когда он начал ее строить, мы подсмеивались над чрезмерной высотой его толстых стен и высказывали предположение, что он, вероятно, собирается начать жизнь Синей Бороды. Но наши насмешки не изменили решения Петра Николаевича. Он говорил, что никогда нельзя знать, что готовит нам отдаленное будущее. Благодаря его предусмотрительности Севастопольский совет располагал в ноябре 1917 года хорошо защищенной крепостью.
6
События последующих пяти месяцев подтвердили справедливость опасений новых тюремщиков. Через каждую неделю Ялтинский совет посылал своих представителей в Дюльбер, чтобы вести переговоры с нашими неожиданными защитниками.
Тяжелые подводы, нагруженные солдатами и пулеметами, останавливались у стен Дюльбера. Прибывшие требовали, чтобы к ним вышел комиссар Севастопольского совета товарищ Задорожный. Товарищ Задорожный, здоровенный парень двух метров росту, приближался к воротам и расспрашивал новоприбывших о целях их визита. Мы же, которым в таких случаях было предложено не выходить из дома, слышали через открытые окна обычно следующий диалог:
– Задорожный, довольно разговаривать! Надоело! Ялтинский совет предъявляет свои права на Романовых, которых Севастопольский совет держит за собою незаконно. Мы даем пять минут на размышление.
– Пошлите Ялтинский совет к черту! Вы мне надоели. Убирайтесь, а не то я дам отведать Севастопольского свинцу!
– Они вам дорого заплатили, товарищ Задорожный?
– Достаточно, чтобы хватило на ваши похороны.
– Председатель Ялтинского совета донесет о вашей контрреволюционной деятельности товарищу Ленину. Мы вам не советуем шутить с правительством рабочего класса.
– Покажите мне ордер товарища Ленина, и я выдам вам заключенных. И не говорите мне ничего о рабочем классе. Я старый большевик. Я принадлежал к партии еще в то время, когда вы сидели в тюрьме за кражу.
– Товарищ Задорожный, вы об этом пожалеете!
– Убирайтесь к черту!
Молодой человек в кожаной куртке и таких же галифе, бывший представителем Ялтинского совдепа, пытался нередко обратиться с речью к севастопольским пулеметчикам, которых хотя и не было видно, но чье присутствие где-то на вершине стен он чувствовал. Он говорил об исторической необходимости бороться против контрреволюции, призывал их к чувству пролетарской справедливости и упоминал о неизбежности виселицы для всех изменников. Те молчали. Иногда они бросали в него камушками или же даже окурками.
Им возражал чрезвычайно красноречиво Задорожный, что каждому из его подчиненных было бы чрезвычайно лестно расстрелять Великого Князя, но не ранее, чем Севастопольский совет отдаст об этом приказ. По его мнению, большевистское правительство осуществляло свою власть над Крымом чрез посредство Севастопольского совета, в то время, как Ялтинский совет состоял из налетчиков, объявивших себя коммунистами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86