Штурман дивизии подыскал в междуречье площадку-полигон, оборудовал макеты целей. В течение дня на двух самолетах, тренировочный полет совершили все летчики. Этот день мне запомнился одним случаем, о котором стоит рассказать. У нас в полку проходили стажировку курсанты авиационного технического училища. Один из них настойчиво просил разрешения слетать со мной.
– Товарищ младший лейтенант, я еще в воздухе не был, – жаловался курсант. – Какой же из меня авиатор, если небо только с земли вижу?
Законы летной службы строгие, в наставлении по производству полетов они расписаны по параграфам. Один из них запрещал летчику брать в полет лица нелетного состава. Поэтому я ответил курсанту:
– Наставление изучали? Вот и просите разрешения у командира полка.
Ушел курсант-стажер недовольный. Он хорошо знал, что командир полка не даст разрешения на полет. Передо мной над полигоном летал Сергей Вшивцев. Я должен был лететь на этом же самолете. Спрашиваю Сергея:
– Как машина?
– Нормально, – успокоил Сергей.
Дело в том, что при серийном производстве каждый самолет все-таки имеет свои особенности, как бы свой характер. Летчики изучают эти особенности, привыкают к машине, как к живому существу. Взлетали мы в паре с Михаилом Полыновым. Уже на взлете при отрыве от земли я почувствовал: «ил» неохотно слушается руля высоты, тяжеловато поднимает хвост. «Вот тебе и „нормально“, – вспомнил слова Сергея. На полигоне разошлись по одному и начали бомбить цели. Мне давно хотелось проверить, какие смогу выдержать максимальные перегрузки, чтобы знать свой предел в бою. Ведь во время боя не до экспериментов. Я сделал до десяти заходов с пикированием и последующим набором высоты боевым разворотом. Ждал, когда в „глазах потемнеет“, но так и не дождался. Закончив тренировку, убедился: в боевой обстановке выдержу любой маневр. С полигона возвращались парой. Планируя на посадку, снова почувствовал какую-то необычность в поведении машины: она сильнее моей кабрировала, т. е. поднимала нос. Подумалось: до чего же бывает заметным различие в „характере“ самолетов. Надо быть внимательнее на посадке. Уже на земле Миша Полынов спросил:.
– Кто с тобой летал?
– Как кто? Ты, – не понял вопроса я.
– Да нет, в самолете, – пояснил Полынов. – Когда возвращались, я заметил, будто кто-то голову высовывал из люка.
– Разыгрываешь, – отмахнулся я.
Миша тоже засомневался: не показалось ли? Мы ушли на КП доложить о выполнении полета и узнать о результатах бомбометания. И все-таки Полынов был прав, на моем самолете был обнаружен «заяц». Оказалось, что курсант-стажер, которому я отказал в полете, принял очень рискованное для себя и летчика решение. Перед вылетом он залез через люк, который находится за кабиной летчика, в фюзеляж и притаился. Что было потом, читателю уже известно. На обратном пути еле живой курсант действительно выглядывал из люка. А после посадки минут сорок отлеживался в самолете, не имея сил выбраться оттуда.
Вечером будущий техник поделился впечатлениями от полета. Вначале он чувствовал себя хорошо, хотя и было неудобно, мешали жесткие конструкции машины. Они-то во время моих пикирований и резких выводов и набили бока самовольному пассажиру. От перегрузок у него не раз темнело в глазах, он уже думал – все, кончилась жизнь. Порвал на себе майку, чтобы заткнуть уши от рева мотора. Горе-пассажир заверил слушателей, что теперь, убедившись, каков труд летчика, больше никогда не сядет в самолет. Этот случай доставил ребятам в полку немало веселых минут. Вскоре курсант-стажер вернулся в училище доучиваться, а в полку нет-нет да и вспомнят, как Пальмов на полигон «зайца» возил.
Фронт по-прежнему стоял в Халхуте. Однажды штурмовики получили необычное задание – выявлять и уничтожать… пожарные машины врага. Из штаба дивизии передали – это цель э 1. Вначале летчики не совсем понимали смысл такого задания – для нас всегда главной целью были танки противника, Но потом все выяснилось. Оказавшись в безводной калмыцкой степи, вдали от колодцев, противник стал возить пресную воду за сотни километров. Стояла сухая осень, в войсках вода была нужна не только для полевых кухонь, но и для техники. Вначале обе стороны пользовались колодцем на нейтральной полосе и ночами вычерпывали из него воду до дна. Потом за колодец пошла война, и гитлеровцам пришлось искать иной выход. Так появились пожарные водовозки. Несколько таких водовозок мы уничтожили во время вылетов.
Ночи стали длиннее, раньше начало смеркаться. У летчиков появилось больше свободного времени. После ужина мы подолгу задерживались за столами. Давно убрана посуда, ушли официантки, а мы сидим, толкуем о полетах, обсуждаем сводки Совинформбюро, обмениваемся новостями из дому. Нередко такой вот неопределенный, обо всем понемногу разговор принимал целевой, острый характер. «Именинником» одного из таких вечеров стал летчик Вениамин Шашмурин. Веню я знал по училищу как активного участника художественной самодеятельности. Курсант Шашмурин имел мягкий, застенчивый характер, обладал музыкальными способностями, хорошо пел. Друзья в шутку прозвали Веню «интеллигентом». В боевой работе лейтенанту Шашмурину с самого начала не повезло: где-то на пятом или шестом вылете его самолет подожгли зенитки. Летчик сумел выпрыгнуть с парашютом, но у него обгорели руки и подбородок. После выздоровления летчик снова стал летать. Однажды, прилетев с боевого задания, Шашмурин привез бомбы обратно. Очевидно, забыл сбросить. Такой грех случался и с другими: то не хватило времени, то по неопытности. Но летчик учитывал оплошность и больше ее не повторял. А здесь – дважды подряд! Летчики понимали – Вениамин переживает кризисный момент, он не чувствует прежней смелости и уверенности в полете на боевое задание. Значит, надо встряхнуть парня. Это помогает. Но как?
– Ты же знаешь, что враг рвется к Волге. Что он топчет нашу родную землю, – обратился к Шашмурину командир второй эскадрильи старший лейтенант Мартынов.
– Что каждый наш вылет – это труд многих людей, – добавил Павел Карпов (в полку было два Карпова: Александр – в первой, нашей эскадрилье, Павел – во второй).
– Скажи, почему привозишь бомбы обратно? Фашистов жалеешь? – в упор спрашивал Сергей Вшивцев.
При слабом свете чадящей гильзы было видно, как от этих слов Шашмурин весь напрягся, опустил голову. Друзья сознавали всю тяжесть своих обвинений, но и понимали их необходимость.
– Нашей пехоте сейчас ох как тяжело! А тем, кто защищает Сталинград? Они от каждого из нас ждут помощи! А ты? – летчик на том конце стола с досадой махнул рукой.
Слова, будто камни, летели в сторону Вениамина. Упреки командира, даже наказание перенести легче, чем слушать обвинения товарищей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71