Включая две ученические бригады, в которых новички нарабатывали навыки.
Бригады работали так. Распределялись по всему толчку. Двое из шести были продавцами, двое — покупателями. Один страховал — вдруг надо будет усилить какую-либо из сторон. Оставшийся занимал место с таким же товаром в том же толчковском ряду. Но так, чтобы возможный покупатель-лох мог предварительно убедиться, что товар, который рвут из рук лжеоптовики, в другом месте стоит гораздо дороже.
Резонен вопрос: почему лох? Ну и что, что товар поддельный? Покупатель-то берет реальные вещи. Те, которые его устраивают. Красиво упакованные, подобранные по цвету и размеру...
Купленные вещи покупателей вряд ли устраивали. Но это выяснялось потом.
Самое время привести выдержку из газетной статьи, напечатанной после того, как Сашу судили.
«... И только в автобусе на полпути в свой город, а то и вернувшись домой, покупатели вскрывали упаковки с ползунками и обнаруживали вместо красочного товара красочные лоскутки материи. Лоскутками для достижения массы и объема были обернуты нарезки из картона...»
Статья врала. Не было лоскутков. Были ползунки. Самые настоящие, сшитые в одесских кооперативах, только очень маленькие. Фасоном они несколько смахивали на двухпальцевые строительные перчатки. Рассчитанные на женскую руку большого размера. Или мужскую — маленького.
Оптовикам от этого было не легче. В розницу ни одной из этих перчаток-ползунков продать не удавалось. Да они и не пытались продавать.
Два опять же резонных вопроса. Первый: люди видели, что они покупают? Второй: что им мешало, приехав в Одессу в очередной раз, потребовать возврата? Или наказать обидчиков?
Ответ на первый вопрос: видели. Образцы, развернутые на прилавке, могли рассматривать сколько им захочется. Изучать строчку, покрой, фактуру ткани. Перчатки были исключительно в упаковках. В красочных пакетах, обернутых в яркие обложки польских школьных тетрадей, мощно запаянных в полиэтилен. Их не так просто и вскрыть было, да и жалко вскрывать.
Ответ на второй вопрос... Вразумительного ответа на него нет. Психология лохов еще ждет своего исследователя. Нет, конечно, бывали случаи, что кто-то из лоханувшихся, возвращаясь через месяц-другой, имел претензии. Случаев таких было примерно два-три на сто невозвращенцев. Как распоряжались покупкой остальные — неизвестно. Может, пускали на ветошь, может, снабжали строительные организации. Хотя это ж сколько надо построить?..
Смирившиеся думали, наверное, так: «Толку теперь суетиться. Чтобы в Одессе на толчке вернули деньги?.. Не смешите меня. Как бы еще не отлупили».
Но зря они так. С теми, кто являлся с претензиями, Сашины служащие поступали неожиданно корректно. Деньги, конечно, не возвращали, но товар меняли на кондиционный. Для этого всегда был резерв.
Есть и еще один вопрос. Самый, пожалуй, решающий. Зачем было дурить людей? Ну, наладил торговлю, отработал прогрессивный метод избавления от товара... Работай в таком же духе. Начинал же с нормальных вещей, да и ползунки эти кукольные все равно приходилось шить. Так шили бы себе настоящие. Чуть дороже, зато все честно. Без будущего суда.
Что на это сказать? У Саши и у самого ответа нет. Как нет ответа и на тот вопрос, зачем он писал свои рассказы с такой скоростью и в таких количествах. Страсть у него такая: больше, скорее.
Поставщики поначалу и впрямь давали кондицию. Но не успевали за сбытом. Вынуждены были повышать скорость. Да тут еще задержки с поставками ткани. А Саша-графоман требует: давай, давай! Как раньше ни дня без десяти тысяч строчек, так теперь ни дня без десяти тысяч ползунков.
Кстати, почему именно ползунки? Почему, например, не кальсоны? И на этот вопрос у Саши не было внятного ответа. Так когда-то подсказало вдохновение. И он ему доверился.
Подозрения, что ползун очная специализация была выбрана не случайно, — мол, какие неприятности от грудных детей или их мам... не то что от оставшихся без кальсон дядей... так вот ~ подозрения такие необоснованны.
Саше потом задавали вопрос:
— Не совестно было зарабатывать на детях?
— Почему на детях? — разумно удивлялся Саша. — На спекулянтах! Ребенку упаковками, не глядя, не покупают. Кто хотел наварить на детях, тот и попался.
Не правда ли — удивительно резонно для недавнего писателя-фантаста? Но писательские романтические замашки все же перли из шефа. Он, например, ввел указ, запрещающий продавать товар беременным женщинам, солдатам и старикам. Не правда ли — удивительно нерезонно для одесского толчкового афериста?
В течение трех лет Саша процветал, вводя время от времени всякие тактические новшества. Творческие порывы работников тоже поощрял.
Был период, когда товар вдруг перестал идти. Не то чтобы совсем, но в день больше двухсот-трехсот ползунков каждой из бригад спихнуть не удавалось, несмотря ни на какие ухищрения.
И вдруг одна бригада неделю подряд выдает на-гора по две тысячи штук. И это в самом глухом месте! На каждодневных производственных летучках бригадир-стахановец феномен этот не объясняет. Бессовестно пожимает плечами и прячет глаза.
Секрет передовиков вскрылся случайно, через две недели. Подруга Сашиной жены, смеясь, поведала той курьезную историю.
Увидела подруга на толчке симпатичные мужские трусы веселенькой расцветки. Фирменные, пошиты прилично, ткань приятная. Ну и купила целую упаковку.
Дала мужу, когда тот шел в ванную, чтобы сам выбрал оттенок исподнего. Не дождавшись демонстрационного выхода, заглянула к нему. И стала свидетелем такой картинки: голый супруг растерянно держит в руках крохотные ползунки. Пытается сообразить, что бы это значило, и на всякий случай приставляет их к телу. Вроде как примеряет.
Оказывается, выяснив, что у торговцев нижним бельем пошла удачная полоса, бригада-передовик купила несколько пар фирменных трусов. Разложила их на лотках в качестве приманки и под нее продавала упаковки ползунков. Легенду для будущих возможных объяснений с покупателями придумала такую: на складе перепутали товар.
Что удивительно, объясняться так и не пришлось. Претензий не поступило ни одной.
Через три года Сашу судили. Какой-то дотошный одессит со Слободки поднял кипеж из-за несчастных двух упаковок. Не вовремя поднял: в момент работы на толчке киевской комиссии. Ни обмена при этом не хотел, ни денег. Требовал, чтобы непременно завели дело.
Саше дали два года условно и запретили появляться на толчке. Второй пункт, конечно, был рекомендательный. Но Саша принял к сведению и его. Изумленный мягкостью пункта первого.
Он был откровенно рад. Все закончилось для него не просто благополучно, а как нельзя лучше. Теперь можно было с чистой совестью отойти от всей этой мирской суеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46