Орловский – с севера и Белгородско-Харьковский – с юга.
– Вот ключевые позиции южного фаса Курской дуги, – указывая карандашом на красные кружки, заговорил Витрук. – Основной удар танковых соединений противник скорее всего направит на Обоянь и Прохоровку. В этих направлениях степь, пересеченная мелкими оврагами, благоприятствует врагу. Здесь он наверняка пустит своих «тигров», «пантер» и «фердинандов».
– Мы с вами взаимодействуем с 6-й армией, – продолжал полковник. – Гитлеровцы на небольшом участке сколотили бронированный кулак из своих отборных танковых дивизий СС: «Мертвая голова», «Райх», «Адольф Гитлер», «Великая Германия».
Витрук ознакомил офицеров с задачами полков.
Командование армии получило предупреждение Ставки, что наступление противника ожидается в период с 3 по 6 июля. Эти данные подтверждали пленные. Возле Белгорода перешел линию фронта и сдался в плен сапер, словенец по национальности. Он показал, что его часть получила задачу – разминировать минные поля и снять проволочные заграждения. Солдатам выдали сухой паек и шнапс на пять дней. Примерный срок наступления – 5 июля.
А на другом участке Курской дуги разведчики обнаружили перед передним краем группу немецких саперов, занимавшихся той самой подготовкой, о которой рассказывал перебежчик. В ночной схватке разведчикам удалось взять «языка». Им оказался рядовой солдат саперного батальона. Он подтвердил ранее добытые сведения: наступление назначено на три часа 5 июля. Войска уже вышли на исходные позиции.
Как и многие, Пологов в ночь с 4 на 5 июля почти не сомкнул глаз. В два часа он с Варчуком вышел из землянки. В небе мерцали звезды. Невероятная тишина висела над полем. Трудно было представить, что на сотни километров вокруг замерло в ожидании сигнала колоссальное скопление войск и техники.
Упреждая артподготовку гитлеровцев, командование фронтом отдало приказ: в 2 часа 30 минут открыть огонь по противнику из шестисот орудий и гвардейских минометов – «катюш». Вздрогнула земля. Над полями и перелесками прокатился тяжелый грохот и слился в сплошной клокочущий гул. Сражение началось.
Над Курской дугой
Более четырех часов, прислушиваясь к отдаленной канонаде, летчики ждали в готовности номер один. По сигнальной ракете Пологов повел эскадрилью истребителей на сопровождение «илов».
Не успели штурмовики пробиться сквозь свирепый огонь зениток и выйти на цель, как наземная станция наведения передала:
– «Маленькие», внимание! Я – Коршун-пять. Справа, выше вас, «фоккеры»! «Горбатые», будьте внимательны!
Но истребители уже шли навстречу противнику. Как и было предусмотрено Варчуком, атаки «ильюшиных» прикрывал Пологов с ведомым, а другая группа завязывала бой с «фокке-вульфами». Пока штурмовики «обрабатывали» наступающих «тигров» и «пантер», пологовский напарник и два «ила», получив повреждения, повернули на восток.
Оставшись один, Павел тревожился не за себя, а за своих подопечных. Он хорошо знал, как яростно фашистские истребители набрасывались на «ильюшиных». Именно от них гитлеровцы несли тяжелые потери. За это немцы прозвали «илов» – «шварце тод» – «черная смерть». Но была и другая причина ярости вражеских летчиков: за каждый сбитый советский штурмовик им назначалась награда в две тысячи марок.
От взрывов бомб, снарядов и мин, от грохота орудий и танков стонала земля. За сплошными клубами дыма невозможно было разобрать, что делается внизу.
Снова раздался треск в наушниках, и тот же беспокойный голос распорядился:
– «Горбатые»! Я – Коршун-пять. Кончай работу!
Пологов находился сзади и выше штурмовиков. Он увидел, что они, набирая скорость, уклоняются в сторону от нужного курса и наверняка проскочат свой аэродром.
– «Горбатые»! Я – Береза, – подключился в эфир штурман. – Берите левый пеленг двенадцать градусов.
Штурмовики неслись в прежнем направлении. Павлу стало ясно, что радиосвязь нарушена. До предела нажав газ и обогнав «илы», он зашел сбоку головного самолета и качнул машину с крыла на крыло: «Следуйте за мной». Вероятно, «ильюшины» тут же разобрались в своей ошибке. Они развернулись и пошли точно в сторону своей базы.
Пологову не удалось долететь до полка: недостаток горючего заставил его сесть на ближайшем аэродроме. Он заправил «як», предупредил по рации Варчука о причине задержки и вылетел к своим. На аэродроме его встретил Сорокин и сообщил, что все возвратились без потерь. Выяснилось, что у ведущего «ила» отказало радио и он временно потерял ориентировку.
Сложность заключалась и в том, что над равнинной местностью, не имеющей заметных ориентиров, выдерживать заданный курс очень трудно: не существовало никакого средства против активного влияния на компас Курской магнитной аномалии. Естественно, в этих условиях работа флаг-штурмана полка приобретала исключительно важное значение.
На вторые сутки после начала битвы неприятельским танкам удалось прорвать линию обороны наших войск. Основные удары нацеливались на Обоянь и Прохоровку. В этой напряженной обстановке советские истребители работали, точно конвейер: едва пополнят бензобаки и боекомплект – сразу в воздух.
Северо-восточнее Белгорода, у Прохоровки, произошло одно из крупнейших танковых сражений: около полутора тысяч бронированных машин сошлись на узком участке фронта. Казалось, что сражаются уже не люди, а раскаленный металл.
* * *
Наступление противника захлебывалось.
…Утром Варчук сообщил Пологову:
– Звонили из отдела кадров корпуса. Обязали выполнить полученную три дня назад шифровку: отправить тебя в распоряжение штаба 16-й армии. Что будем делать?
Пологова отзывали в другую воздушную армию на повышение. Сначала, узнав об этом, Варчук посоветовался с комдивом и решил день-два повременить. Пока судили да рядили, началась Орловско-Курская битва.
Надеясь, что в горячке боев все потихоньку утрясется, Павел успокоился: ему не хотелось расставаться с Варчуком, с однополчанами. Он крепко сроднился с ними. И вот – опять.
В этот день Пологов сделал только один вылет. Его встретил хмурый механик:
– Вас ждет майор из корпуса.
Павел прошел на КП и начал было докладывать, но Варчук безнадежно махнул рукой:
– Знакомьтесь, товарищи!
Рядом с командиром полка стоял румяный, гладко выбритый офицер. Обмундирование на нем было ловко пригнано, новенькая портупея поскрипывала, хромовые сапоги блестели, как зеркало.
Он сунул штурману сложенный вчетверо лист бумаги и попросил расписаться.
В шифровке Пологову приказывалось немедленно явиться в штаб корпуса. На документе уже стояла виза Варчука.
* * *
…В тренировочной спарке Як-7б Павел занял место в кабине пилота, а Сорокин сел сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Вот ключевые позиции южного фаса Курской дуги, – указывая карандашом на красные кружки, заговорил Витрук. – Основной удар танковых соединений противник скорее всего направит на Обоянь и Прохоровку. В этих направлениях степь, пересеченная мелкими оврагами, благоприятствует врагу. Здесь он наверняка пустит своих «тигров», «пантер» и «фердинандов».
– Мы с вами взаимодействуем с 6-й армией, – продолжал полковник. – Гитлеровцы на небольшом участке сколотили бронированный кулак из своих отборных танковых дивизий СС: «Мертвая голова», «Райх», «Адольф Гитлер», «Великая Германия».
Витрук ознакомил офицеров с задачами полков.
Командование армии получило предупреждение Ставки, что наступление противника ожидается в период с 3 по 6 июля. Эти данные подтверждали пленные. Возле Белгорода перешел линию фронта и сдался в плен сапер, словенец по национальности. Он показал, что его часть получила задачу – разминировать минные поля и снять проволочные заграждения. Солдатам выдали сухой паек и шнапс на пять дней. Примерный срок наступления – 5 июля.
А на другом участке Курской дуги разведчики обнаружили перед передним краем группу немецких саперов, занимавшихся той самой подготовкой, о которой рассказывал перебежчик. В ночной схватке разведчикам удалось взять «языка». Им оказался рядовой солдат саперного батальона. Он подтвердил ранее добытые сведения: наступление назначено на три часа 5 июля. Войска уже вышли на исходные позиции.
Как и многие, Пологов в ночь с 4 на 5 июля почти не сомкнул глаз. В два часа он с Варчуком вышел из землянки. В небе мерцали звезды. Невероятная тишина висела над полем. Трудно было представить, что на сотни километров вокруг замерло в ожидании сигнала колоссальное скопление войск и техники.
Упреждая артподготовку гитлеровцев, командование фронтом отдало приказ: в 2 часа 30 минут открыть огонь по противнику из шестисот орудий и гвардейских минометов – «катюш». Вздрогнула земля. Над полями и перелесками прокатился тяжелый грохот и слился в сплошной клокочущий гул. Сражение началось.
Над Курской дугой
Более четырех часов, прислушиваясь к отдаленной канонаде, летчики ждали в готовности номер один. По сигнальной ракете Пологов повел эскадрилью истребителей на сопровождение «илов».
Не успели штурмовики пробиться сквозь свирепый огонь зениток и выйти на цель, как наземная станция наведения передала:
– «Маленькие», внимание! Я – Коршун-пять. Справа, выше вас, «фоккеры»! «Горбатые», будьте внимательны!
Но истребители уже шли навстречу противнику. Как и было предусмотрено Варчуком, атаки «ильюшиных» прикрывал Пологов с ведомым, а другая группа завязывала бой с «фокке-вульфами». Пока штурмовики «обрабатывали» наступающих «тигров» и «пантер», пологовский напарник и два «ила», получив повреждения, повернули на восток.
Оставшись один, Павел тревожился не за себя, а за своих подопечных. Он хорошо знал, как яростно фашистские истребители набрасывались на «ильюшиных». Именно от них гитлеровцы несли тяжелые потери. За это немцы прозвали «илов» – «шварце тод» – «черная смерть». Но была и другая причина ярости вражеских летчиков: за каждый сбитый советский штурмовик им назначалась награда в две тысячи марок.
От взрывов бомб, снарядов и мин, от грохота орудий и танков стонала земля. За сплошными клубами дыма невозможно было разобрать, что делается внизу.
Снова раздался треск в наушниках, и тот же беспокойный голос распорядился:
– «Горбатые»! Я – Коршун-пять. Кончай работу!
Пологов находился сзади и выше штурмовиков. Он увидел, что они, набирая скорость, уклоняются в сторону от нужного курса и наверняка проскочат свой аэродром.
– «Горбатые»! Я – Береза, – подключился в эфир штурман. – Берите левый пеленг двенадцать градусов.
Штурмовики неслись в прежнем направлении. Павлу стало ясно, что радиосвязь нарушена. До предела нажав газ и обогнав «илы», он зашел сбоку головного самолета и качнул машину с крыла на крыло: «Следуйте за мной». Вероятно, «ильюшины» тут же разобрались в своей ошибке. Они развернулись и пошли точно в сторону своей базы.
Пологову не удалось долететь до полка: недостаток горючего заставил его сесть на ближайшем аэродроме. Он заправил «як», предупредил по рации Варчука о причине задержки и вылетел к своим. На аэродроме его встретил Сорокин и сообщил, что все возвратились без потерь. Выяснилось, что у ведущего «ила» отказало радио и он временно потерял ориентировку.
Сложность заключалась и в том, что над равнинной местностью, не имеющей заметных ориентиров, выдерживать заданный курс очень трудно: не существовало никакого средства против активного влияния на компас Курской магнитной аномалии. Естественно, в этих условиях работа флаг-штурмана полка приобретала исключительно важное значение.
На вторые сутки после начала битвы неприятельским танкам удалось прорвать линию обороны наших войск. Основные удары нацеливались на Обоянь и Прохоровку. В этой напряженной обстановке советские истребители работали, точно конвейер: едва пополнят бензобаки и боекомплект – сразу в воздух.
Северо-восточнее Белгорода, у Прохоровки, произошло одно из крупнейших танковых сражений: около полутора тысяч бронированных машин сошлись на узком участке фронта. Казалось, что сражаются уже не люди, а раскаленный металл.
* * *
Наступление противника захлебывалось.
…Утром Варчук сообщил Пологову:
– Звонили из отдела кадров корпуса. Обязали выполнить полученную три дня назад шифровку: отправить тебя в распоряжение штаба 16-й армии. Что будем делать?
Пологова отзывали в другую воздушную армию на повышение. Сначала, узнав об этом, Варчук посоветовался с комдивом и решил день-два повременить. Пока судили да рядили, началась Орловско-Курская битва.
Надеясь, что в горячке боев все потихоньку утрясется, Павел успокоился: ему не хотелось расставаться с Варчуком, с однополчанами. Он крепко сроднился с ними. И вот – опять.
В этот день Пологов сделал только один вылет. Его встретил хмурый механик:
– Вас ждет майор из корпуса.
Павел прошел на КП и начал было докладывать, но Варчук безнадежно махнул рукой:
– Знакомьтесь, товарищи!
Рядом с командиром полка стоял румяный, гладко выбритый офицер. Обмундирование на нем было ловко пригнано, новенькая портупея поскрипывала, хромовые сапоги блестели, как зеркало.
Он сунул штурману сложенный вчетверо лист бумаги и попросил расписаться.
В шифровке Пологову приказывалось немедленно явиться в штаб корпуса. На документе уже стояла виза Варчука.
* * *
…В тренировочной спарке Як-7б Павел занял место в кабине пилота, а Сорокин сел сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50