- А Беге мальчишку обижает, - добавила Магда. - Ходила я его просить, а он меня же обругал. Ох, беда, теперь немцы у нас в Гнетове всем заправляют. Никого и не боятся.
- И верно, они всех сильнее, - печально проговорил Бартек.
- Я простая баба, но скажу тебе: всех сильнее бог.
- Он наше прибежище, - добавил Бартек.
С минуту оба молчали. Потом Бартек снова спросил:
- Ну, а что Юст?
- Если бог пошлет урожай, как-нибудь с ним расплатимся. Может, пан поможет, хотя он и сам кругом должен немцам. Еще до войны говорили, что придется ему продать Гнетово. Вот разве на богатой женится...
- А скоро он вернется?
- Кто его знает! В усадьбе говорят, что скоро с женой приедет. Уж немцы его прижмут, как воротится. И везде эти немцы! Так и лезут со всех сторон, как клопы! Куда ни повернись - в городе ли, в деревне ли, - везде немцы... Верно, за грехи наши. А помощи - ниоткуда.
- Может, ты что придумаешь? Ты баба умная.
- Что я придумаю, ну что? Разве я по доброй воле взяла у Юста деньги? По правде сказать, так и хатенка наша и земля - все теперь его. Юст хоть лучше других немцев, а и он своего не упустит. Не даст он мне отсрочки, как и другим не давал. Будто я такая дура, не понимаю, зачем он мне деньги сует! Да что делать, что делать, - говорила она, ломая руки. - Придумывай ты, коли умен. Французов-то ты умел бить, а вот что станешь делать, когда крыши у тебя над головой не будет, хлеба куска не станет?
Герой Гравелотта схватился за голову.
- Господи Иисусе!
У Магды было доброе сердце, ее тронуло горе Бартека, она прибавила:
- Молчи, родной, молчи! Да не трогай ты голову - рана-то еще не зажила. Только бы бог урожай дал! А рожь такая поднялась, что хоть целуй землю, и пшеница тоже. Земля-то не немец: не обидит. Хоть из-за твоей войны плохо земля вспахана, а растет все так, что душа радуется.
Магда улыбнулась сквозь слезы.
- Земля-то не немец... - повторила она еще раз.
- Магда, - сказал Бартек, уставясь на нее своими выпученными глазами. Магда!
- Ну, что?
- А ведь ты... такая...
Бартек чувствовал к ней великую благодарность, но не умел ее выразить.
IX
Магда в самом деле стоила десятка других баб. Она иной раз круто обходилась со своим Бартеком, но была к нему искренно привязана. В минуты гнева, как, например, тогда в корчме, она и при людях называла его глупым, но тем не менее хотела, чтобы люди о нем думали иначе. "Мой Бартек только прикидывается глупым, а он хитрый", - говаривала она. А Бартек был так же хитер, как его лошадь, и без Магды никак бы не мог управиться с хозяйством, да и вообще ни с чем. Теперь, когда все свалилось на ее бедную голову, она принялась суетиться, хлопотать, бегать куда-то, просить - и, наконец, добилась-таки помощи. Через неделю после посещения мужа в тюремной больнице она опять к нему прибежала, запыхавшаяся, сияющая, счастливая.
- Как живешь, Бартек, колбасник ты этакий? - радостно закричала она. Знаешь, пан приехал! Женился он, молодая пани как есть ягодка. И взял же он за нею всякого добра, ой-ой!..
Действительно, гнетовский помещик женился и приехал с молодой женою и в самом деле взял за ней немало "всякого добра".
- Ну, так что с того? - спросил Бартек.
- Молчи, глупый! - ответила Магда. - Ох, и запыхалась же я!.. О господи!.. Пришла это я поклониться пани, смотрю: выходит она ко мне будто королева, а сама молоденькая, как весенний цветик, и собой хороша, словно зорька... Вот жара-то!.. Не продохнешь...
Магда подняла фартук и стала утирать им мокрое от пота лицо. Через минуту она опять заговорила прерывающимся голосом:
- А платье-то на ней лазоревое, как василек. Повалилась я ей в ноги, а она мне ручку дала... Поцеловала я... А ручки-то у нее пахучие и маленькие, как у ребенка... Ну в точности как святая на иконе, и добрая, и беду людскую понимает. Стала тут я просить ее помочь... Дай ей бог доброго здоровья!.. А она говорит: "Что в моих силах, говорит, все сделаю". А голосок у нее такой, что, как скажет слово, так у тебя на душе просветлеет. Стала я ей рассказывать, какой у нас в Гнетове народ несчастный, а она отвечает: "Эх, не в одном только Гнетове".. Тут уж я разревелась. И она тоже... Как раз пан вошел, увидал, что она плачет, и давай ее целовать - и в губы-то и в глаза. Господа не такие, как вы! Вот она и говорит: "Сделай для этой женщины, что можешь!" А он отвечает: "Все на свете, чего захочешь!" Спаси ее матерь божья, ягодку мою золотую! Пошли ей деток да здоровья! А пан тут и говорит: "Сильно вы виноваты, отдались немцу в руки, но я, говорит, вас выручу и дам денег для Юста".
Бартек зачесал затылок.
- Да ведь и пан был у немцев в руках.
- Ну так что же? Пани-то ведь богатая! Теперь они могут всех немцев в Гнетове купить, - значит, пану все и можно говорить. Выборы, говорит пан, скоро будут, так пусть, мол, люди за немцев не голосуют, а я, говорит, и Юсту заплачу и Беге приструню. А пани его за это обняла, а пан про тебя спрашивал и сказал, что если ты болен, так он потолкует с доктором, чтоб он тебе свидетельство написал, что ты не можешь сейчас сидеть. Если, говорит, не выпустят его совсем, так лучше зимой ему отсидеть, а теперь, говорит, жатва скоро, так он по хозяйству нужен. Понял? Вчера пан в городе был, а сегодня доктор в Гнетово приедет: пан его пригласил. Этот - не немец. Он и свидетельство напишет. А зимой будешь в тюрьме сидеть, как король какой, и тепло тут и жрать дадут даром, а теперь отпустят домой работать. Самое главное, что Юсту заплатим, а пан, может, и процентов не возьмет. Осенью если не все ему отдадим, так я пани подождать попрошу. Награди ее матерь божья... Понял?
- Добрая пани, что и говорить! - весело сказал Бартек.
- Выйдешь, смотри поклонись ей в ноги, поклонись, а не то я тебе твою рыжую башку оторву! Только бы бог урожай дал! Видишь теперь, откуда спасение? От немцев? Дали они тебе хоть грош за твои дурацкие медали? А? По башке вот дали - и дело с концом. В ножки поклонись пани, я тебе говорю!
- Почему ж не поклониться! - бойко ответил Бартек.
Судьба, казалось, снова улыбалась победителю. Через несколько дней ему заявили, что по болезни его освобождают до самой зимы. Однако перед этим ландрат велел ему явиться к себе. Бартек повиновался, но душа у него снова ушла в пятки. Тот самый мужик, который с одним только ружьем захватывал знамена и орудия, боялся теперь больше смерти любого мундира; в душе его появилось глухое бессознательное чувство, что его преследуют, что с ним могут сделать, что захотят, что есть над ним какая-то огромная сила, враждебная и злая, которая сотрет его, вздумай он оказать малейшее сопротивление! И вот не дыша он стоял перед ландратом, как некогда перед Штейнмецем: руки по швам, втянув живот и выпятив грудь колесом. Кроме ландрата, тут было еще несколько офицеров: война и военная дисциплина вновь воочию предстали перед Бартеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15