Однако ярость и бешенство берут в нём верх над осторожностью. Его тонкие ноги, обтянутые лосинами, на которые надеты высокие сапоги, подпрыгивают от злости.
– Проклятая собака! Пёс вонючий!.. – в злобе шипит директор.
Бич с быстротой молнии описал круг, свистнул, прошелестел и ударил. Орсо тихо вскрикнул и шагнул вперёд, но второй удар сразу же удержал его на месте. Затем последовал третий, четвёртый… десятый… «Концерт» начался, хотя зрителей ещё не было. Поднятая рука «великого артиста» была почти неподвижна, только кисть вращалась, как насаженный на вал шкив какой-то машины, и каждый его поворот заканчивался ударом по телу Орсо. Казалось, что бич, или, вернее, его жалящий кончик, заполнил собой всё пространство между юным атлетом и директором, который, постепенно возбуждаясь, дошёл до полного «артистического вдохновения».

«Артист» поистине «импровизировал»: свистящий конец бича, мелькая в воздухе, уже дважды оставил на шее мальчика кровавые следы, которые вечером должна была скрыть пудра.
Орсо молчал. Однако при каждом ударе, когда он делал шаг вперёд, директор отступал на шаг назад. Так они обошли всю арену. И тогда директор отступил с арены так же, как укротитель, покидающий клетку. Затем он исчез у входа в конюшни… совсем как укротитель!
Перед уходом взгляд его упал на Дженни.
– На коня! – крикнул он. – С тобой сочтёмся после!
Ещё не замер звук этого окрика, а Дженни уже вскочила на спину коня, и белая тюлевая юбочка мелькнула в воздухе. Когда директор исчез за занавесом, конь начал галопировать по кругу, изредка ударяя копытами о барьер.
– Гоп! Гоп! – покрикивала Дженни тоненьким голоском. – Гоп! Гоп!
Но это «Гоп! Гоп!» было вместе с тем и плачем. Конь бежал всё скорее и скорее, ударял копытами о барьер, всё больше и больше наклоняясь в одну сторону в своей быстрой скачке. Девочка стояла на седле, плотно сжав тонкие ножки, и казалось, что она едва касается его кончиками пальцев ног. Балансируя розовыми голыми ручонками, девочка пыталась сохранить равновесие, а её волосы, откинутые назад движением воздуха, будто гнались за лёгкой фигуркой. Она была похожа сейчас на птичку, парящую в воздухе.
– Гоп! Гоп! – снова покрикивала она.
Слёзы так застилали ей глаза, что она вынуждена была вскидывать головку вверх, чтобы увидеть хоть что-нибудь. Бешеная скачка вызвала дурноту: бесконечные ряды скамеек, стены и арена начали кружиться перед её глазами. Она пошатнулась раз, другой… и упала на руки Орсо.
– Ох, Орсо! Бедный Орсо! – всхлипывала Дженни.
– Что с тобой, Джи? – шептал юноша. – Зачем ты плачешь? Мне совсем не больно… право, не больно…
Дженни обхватила его шею обеими руками. Всё её тело сотрясалось, а плач переходил в рыдания.
– Орсо!.. Ох, Орсо!.. – повторяла девочка, не в силах произнести больше ни слова.
Если бы её самоё избили так, она, вероятно, не плакала бы сильнее, чем сейчас.
Орсо как мог принялся её утешать:
– Ничего, мне уже не больно… Когда ты возле меня, мне очень хорошо, Дженни…
А директор в это время в дикой злобе бегал по конюшням. Он получил бы несказанное удовольствие, если бы избил сейчас Джанни, очень сильно избил бы! Этому желанию он не мог больше противиться и через минуту позвал девочку. Она немедленно отбежала от Орсо и исчезла в тёмном входе в конюшни. Вбежав туда, она сначала не заметила никого: там было ещё темнее, чем на арене. Боясь, как бы ей не поставили в вину, что она не сразу выполнила приказание, девочка проговорила тихим, дрожащим голосом:
– Я уже здесь, мистер! Я здесь!
В ту же минуту грубая рука директора схватила её маленькую ручонку и хриплый голос крикнул:
– Иди!
Если бы директор злился или кричал, это меньше устрашило бы Дженни, чем его молчание. А он тащил её в сторону циркового гардероба. Поэтому, подавшись назад и сопротивляясь изо всех сил, девочка быстро повтордла:
– Мистер Гирш!.. Миленький, дорогой!.. Я больше не буду…
Но он насильно втащил её в длинный глухой чулан, в котором был склад костюмов, и запер двери на ключ.
Дженни упала на колени. С поднятыми вверх испуганными глазами, со сложенными в мольбе ручонками, дрожащая, словно одинокий листок, заливаясь слезами, она пыталась упросить его, но мистер Гирш, сняв со стены плётку, рявкнул в ответ:
– Ложись!
Девочка в отчаянии ухватилась за его ноги – она почти умирала от ужаса. Каждый нерв трепетал в ней, как натянутая до отказа струна. Но она напрасно приникала своими побелевшими губками к лакированным голенищам его сапог – её страх и мольбы, казалось, ещё сильнее разъярили неумолимого «артиста».
Он схватил девочку за поясок юбочки, швырнул её на кучу одежды, лежавшей на столе, и сильно ударил плёткой.
– Орсо! Орсо! – изо всех сил закричала Дженни.
Почти в ту же минуту двери закачались на петлях, затрещали сверху донизу и одна половина их с грохотом рухнула на пол.
В проломе стоял Орсо.

Плётка вывалилась из рук мистера Гирша, лицо его стало бледным от страха. Вид Орсо и впрямь был ужасен: вместо зрачков видны были только белки глаз, губы покрыты пеной, голова наклонена вперёд, и всё тело сжалось как бы перед прыжком.
– Прочь! – крикнул директор, пытаясь неистовым криком скрыть свой страх.
Но спасения уже не было. Обычно послушный каждому жесту «укротителя», Орсо на этот раз не дрогнул, а ещё ниже наклонил голову и с угрожающим видом шагнул к «артисту бича», расправляя свои могучие плечи.
– Помогите! Помогите! – завопил «артист».
Его услышали.
Из конюшен, через выломанные двери, опрометью вбежали четверо огромных служителей. Они набросились на Орсо. Завязалась страшная схватка. Директор стучал зубами от страха. В течение нескольких минут он видел только клубок сплетённых тел, их конвульсивные движения. Порой слышались то стон, то тяжёлое, прерывистое дыхание. Потом из этой кучи тел поднялся лишь Орсо. Он был страшен. Орсо снова двинулся на директора. «Непревзойдённый артист» закрыл глаза. В ту же минуту он почувствовал, что ноги его оторвались от земли, потом ощутил, что летит по воздуху, а затем… ударившись всем телом об оставшуюся целой створку двери, без чувстр грохнулся на пол.
Орсо отёр лицо и подошёл к Дженни.
– Пойдём, Дженни! – коротко сказал юноша.
Он взял девочку за руку, и они вышли из цирка.
Почти все горожане ушли за процессией повозок и машиной, играющей «Янки Дудль».
Площадь около цирка опустела. Только качающиеся на кольцах попугаи своим криком изредка оглашали воздух.
Крепко держась за руки, дети шли туда, где виднелись необозримая саванна и кактусы. Молча они миновали дома, укрывшиеся в тени эвкалиптов, затем прошли мимо городской скотобойни, над которой кружило множество чёрных с красными крыльями птиц, потом перебрались через большую оросительную канаву, вошли в рощу апельсиновых деревьев и, пройдя её, оказались в зарослях кустарника.
1 2 3 4 5 6