Я представил себе стариков за их бесконечной игрой в домино под теплыми жирными каплями воды, падающими с влажного стиранного белья, висящего на жердях между фанерными лачугами. Затем я попробовал представить его, терпеливо карабкающегося вверх сквозь тьму в своих шортах и уродливой туристической рубашке. Легко и не торопясь. Каким образом он нас выследил?
– Отлично, – сказала Молли. – Он нас чует.
– Сигарету? – Пес вытащил мятую пачку из кармана и выдавил расплющенную сигарету. Я бросил взгляд на торговую марку, пока он зажигал ее для меня кухонной спичкой. Йехьян Филтерз. Сигаретная фабрика Бейджинга. Я решил, что Прим Техи работали на черном рынке. Пес и Молли вернулись к своему спору, который, казалось, вращался вокруг желания Молли воспользоваться какой-то специальной частью имущества Прим Техов.
– Я оказала тебе целую кучу услуг, приятель. Мне нужен этот пол. И мне нужна музыка.
– Ты не принадлежишь к Прим Техам…
Так продолжалось, наверное, большую часть скрученного километра, Пес вел нас вперед по качающимся навесным мостам и вверх по веревочным лестницам. Прим Техи клеят свою паутину и потайные места к ткани города толстыми сгустками эпоксидной смолы и спят над бездной в сетчатых гамаках. Их место обитания настолько шаткое, что местами оно состоит лишь из креплений для рук и ног, выпиленных в опорах геодезики.
Смертельный Пол, так она его назвала. Карабкаясь следом за ней, мои новые туфли Эдди Бэкса скользили на стертом металле и сырой фанере; я пытался угадать, каким образом это место может быть более гибельным, чем остальная часть территории. В то же время я чувствовал, что протесты Пса были символическими и что она уже ожидала это получить, чего бы там она не хотела.
Где-то внизу Джонс кружил в своей цистерне, чувствуя приближение наркотической ломки. Полиция докучала завсегдатаям Дрома вопросами о Ральфи. Чем он занимался? С кем он был до того, как вышел из Дрома? Якудзы опускались своей призрачной громадой на городские банки данных, зондируя в поисках мельчайших моих отражений пронумерованные отчеты, протоколы служб безопасности, коммунальные счета. У нас информационная экономика. Этому они тебя учат в школе. Чего они не говорят тебе, так это что невозможно двигаться, жить, действовать на каком-либо уровне, не оставляя следов, кусочков, кажущихся бессмысленными, фрагментов информации личного свойства. Фрагментов, которые могут быть извлечены, усилены…
Сейчас пират уже должен был направить наше сообщение в очередь для закрытой передачи на коммуникационный спутник Якудз. Простое сообщение: отзовите собак, или мы про транслируем вашу программу во всех диапазонах.
Программа. У меня не было ни малейшего представления, что она содержала. И нет до сих пор. Я пою песню, не понимая смысла. Вероятно, это были исследовательские данные, – Якудзы, попавшиеся на усовершенствованных методах промышленного шпионажа. Милое дело, воровать у Оно-Сендай как-само-собой-разумеется и вежливо требовать выкупа, угрожая затупить исследовательский край конгломерата, сделав продукт достоянием общественности.
Но почему их игра не сложилась? Не будут ли они счастливее, имея что-то для торговли с Оно-Сендай, счастливее, чем они были бы с одним мертвым Джонни из Переулка Торговцев Памятью?
Их программа была на своем пути к адресату в Сиднее, к месту, где держали письма для клиентов и не задавали вопросов, если ты внес скромную предварительную плату. Наземная почта, четвертый класс. Я стер большую часть второй копии и записал наше сообщение в образовавшийся промежуток, оставляя ровно столько от программы, чтобы можно было определить ее подлинность.
Мое запястье болело. Я хотел остановиться, прилечь, уснуть. Я знал, что я скоро потеряю хватку и упаду, знал, что острые черные туфли, купленные для вечера как Эдди Бэксом, потеряют точку опоры и понесут меня вниз в Ночной Город. Но он возник в моем воображении как дешевая религиозная голограмма, светящаяся увеличенная микросхема в своей Гавайской рубашке, точно разведснимок какого-то обреченного городского микроорганизма.
И я следовал за Псом и Молли через небеса Прим Техов, – наскоро собранные и построенные из мусора, который не был нужен даже Ночному Городу.
Смертельный Пол был квадратом со стороной в восемь метров. Какой-то гигант продел стальной трос через свалку и туго ее натянул. Она скрипела, когда двигалась, а двигалась она постоянно, качаясь и осциллируя, пока собирающиеся Прим Техи размещались на окружавшем Пол фанерном карнизе.
Древесина лоснилась от времени, полированная долгим использованием; глубоко изрезанная инициалами, угрозами, проявлениями страсти. Она поддерживалась отдельным набором тросов, теряющихся в темноте за резкой границей конусов света от двух древних прожекторов, висящих над Полом.
Девушка с зубами, как у Пса, приземлилась на Пол на четвереньках. На груди вытатуированы синие спирали. Затем она пробралась по нему, смеясь, борясь с парнем, который пил темную жидкость из литровой фляжки.
Мода Прим Техов тяготела к шрамам и татуировкам. И зубам.
Электричество, которое они воровали для освещения Смертельного Пола, было, казалось, исключением в их эстетике, созданной для… обряда, спорта, искусства? Я не знал, но мог догадываться, что Пол был чем-то особенным.
Он выглядел так, словно собирался на протяжении поколений. Я держал бесполезный дробовик под курткой. Его твердость и тяжесть успокаивали, хотя у меня больше не было патронов. До меня наконец дошло, что я совершенно не понимаю, что на самом деле произошло, или должно было произойти. И это и было природой моей игры, потому что я провел большую часть своей жизни как слепое хранилище для заполнения знаниями других людей, – чтобы выплескивать синтетическую информацию, которую сам никогда не понимал. Техничный малый. Профессионал. Точно.
И тут я заметил, как притихли Прим Техи.
Он был там, на границе света, разглядывая Смертельный Пол и галерею молчащих Прим Техов со спокойствием туриста. И когда наши глаза встретились, мы узнали друг друга; в мозгу сразу возникла картина. Париж, длинный электробус Мерседес, проплывающий сквозь дождь в сторону Нотр Дама; оранжереи на колесах, японские лица за стеклом, и сотни Найконов, поднимающиеся в слепом фототропизме, цветы из стали и стекла. За его глазами в момент, когда они нашли меня, были те жужжащие затворы. Я поискал глазами Молли Миллионс, но она исчезла.
Прим Техи раздвинулись, позволяя ему шагнуть на скамью. Он поклонился, улыбаясь, и легко вылез из сандалий, оставив их лежать абсолютно ровно, а затем шагнул вниз на Смертельный Пол. Он двинулся ко мне через движущийся конвейер хлама так же легко, как любой турист, прогуливающийся по синтетическому ворсу в любом заурядном отеле.
1 2 3 4 5 6
– Отлично, – сказала Молли. – Он нас чует.
– Сигарету? – Пес вытащил мятую пачку из кармана и выдавил расплющенную сигарету. Я бросил взгляд на торговую марку, пока он зажигал ее для меня кухонной спичкой. Йехьян Филтерз. Сигаретная фабрика Бейджинга. Я решил, что Прим Техи работали на черном рынке. Пес и Молли вернулись к своему спору, который, казалось, вращался вокруг желания Молли воспользоваться какой-то специальной частью имущества Прим Техов.
– Я оказала тебе целую кучу услуг, приятель. Мне нужен этот пол. И мне нужна музыка.
– Ты не принадлежишь к Прим Техам…
Так продолжалось, наверное, большую часть скрученного километра, Пес вел нас вперед по качающимся навесным мостам и вверх по веревочным лестницам. Прим Техи клеят свою паутину и потайные места к ткани города толстыми сгустками эпоксидной смолы и спят над бездной в сетчатых гамаках. Их место обитания настолько шаткое, что местами оно состоит лишь из креплений для рук и ног, выпиленных в опорах геодезики.
Смертельный Пол, так она его назвала. Карабкаясь следом за ней, мои новые туфли Эдди Бэкса скользили на стертом металле и сырой фанере; я пытался угадать, каким образом это место может быть более гибельным, чем остальная часть территории. В то же время я чувствовал, что протесты Пса были символическими и что она уже ожидала это получить, чего бы там она не хотела.
Где-то внизу Джонс кружил в своей цистерне, чувствуя приближение наркотической ломки. Полиция докучала завсегдатаям Дрома вопросами о Ральфи. Чем он занимался? С кем он был до того, как вышел из Дрома? Якудзы опускались своей призрачной громадой на городские банки данных, зондируя в поисках мельчайших моих отражений пронумерованные отчеты, протоколы служб безопасности, коммунальные счета. У нас информационная экономика. Этому они тебя учат в школе. Чего они не говорят тебе, так это что невозможно двигаться, жить, действовать на каком-либо уровне, не оставляя следов, кусочков, кажущихся бессмысленными, фрагментов информации личного свойства. Фрагментов, которые могут быть извлечены, усилены…
Сейчас пират уже должен был направить наше сообщение в очередь для закрытой передачи на коммуникационный спутник Якудз. Простое сообщение: отзовите собак, или мы про транслируем вашу программу во всех диапазонах.
Программа. У меня не было ни малейшего представления, что она содержала. И нет до сих пор. Я пою песню, не понимая смысла. Вероятно, это были исследовательские данные, – Якудзы, попавшиеся на усовершенствованных методах промышленного шпионажа. Милое дело, воровать у Оно-Сендай как-само-собой-разумеется и вежливо требовать выкупа, угрожая затупить исследовательский край конгломерата, сделав продукт достоянием общественности.
Но почему их игра не сложилась? Не будут ли они счастливее, имея что-то для торговли с Оно-Сендай, счастливее, чем они были бы с одним мертвым Джонни из Переулка Торговцев Памятью?
Их программа была на своем пути к адресату в Сиднее, к месту, где держали письма для клиентов и не задавали вопросов, если ты внес скромную предварительную плату. Наземная почта, четвертый класс. Я стер большую часть второй копии и записал наше сообщение в образовавшийся промежуток, оставляя ровно столько от программы, чтобы можно было определить ее подлинность.
Мое запястье болело. Я хотел остановиться, прилечь, уснуть. Я знал, что я скоро потеряю хватку и упаду, знал, что острые черные туфли, купленные для вечера как Эдди Бэксом, потеряют точку опоры и понесут меня вниз в Ночной Город. Но он возник в моем воображении как дешевая религиозная голограмма, светящаяся увеличенная микросхема в своей Гавайской рубашке, точно разведснимок какого-то обреченного городского микроорганизма.
И я следовал за Псом и Молли через небеса Прим Техов, – наскоро собранные и построенные из мусора, который не был нужен даже Ночному Городу.
Смертельный Пол был квадратом со стороной в восемь метров. Какой-то гигант продел стальной трос через свалку и туго ее натянул. Она скрипела, когда двигалась, а двигалась она постоянно, качаясь и осциллируя, пока собирающиеся Прим Техи размещались на окружавшем Пол фанерном карнизе.
Древесина лоснилась от времени, полированная долгим использованием; глубоко изрезанная инициалами, угрозами, проявлениями страсти. Она поддерживалась отдельным набором тросов, теряющихся в темноте за резкой границей конусов света от двух древних прожекторов, висящих над Полом.
Девушка с зубами, как у Пса, приземлилась на Пол на четвереньках. На груди вытатуированы синие спирали. Затем она пробралась по нему, смеясь, борясь с парнем, который пил темную жидкость из литровой фляжки.
Мода Прим Техов тяготела к шрамам и татуировкам. И зубам.
Электричество, которое они воровали для освещения Смертельного Пола, было, казалось, исключением в их эстетике, созданной для… обряда, спорта, искусства? Я не знал, но мог догадываться, что Пол был чем-то особенным.
Он выглядел так, словно собирался на протяжении поколений. Я держал бесполезный дробовик под курткой. Его твердость и тяжесть успокаивали, хотя у меня больше не было патронов. До меня наконец дошло, что я совершенно не понимаю, что на самом деле произошло, или должно было произойти. И это и было природой моей игры, потому что я провел большую часть своей жизни как слепое хранилище для заполнения знаниями других людей, – чтобы выплескивать синтетическую информацию, которую сам никогда не понимал. Техничный малый. Профессионал. Точно.
И тут я заметил, как притихли Прим Техи.
Он был там, на границе света, разглядывая Смертельный Пол и галерею молчащих Прим Техов со спокойствием туриста. И когда наши глаза встретились, мы узнали друг друга; в мозгу сразу возникла картина. Париж, длинный электробус Мерседес, проплывающий сквозь дождь в сторону Нотр Дама; оранжереи на колесах, японские лица за стеклом, и сотни Найконов, поднимающиеся в слепом фототропизме, цветы из стали и стекла. За его глазами в момент, когда они нашли меня, были те жужжащие затворы. Я поискал глазами Молли Миллионс, но она исчезла.
Прим Техи раздвинулись, позволяя ему шагнуть на скамью. Он поклонился, улыбаясь, и легко вылез из сандалий, оставив их лежать абсолютно ровно, а затем шагнул вниз на Смертельный Пол. Он двинулся ко мне через движущийся конвейер хлама так же легко, как любой турист, прогуливающийся по синтетическому ворсу в любом заурядном отеле.
1 2 3 4 5 6