Суки!
Все вы хороши, влез в спор младший братишка деятеля рабочей оппозиции, а особенно меньшевистские хари. Цацкались, цацкались с Лениным, вот и получайте мягкую затычку в рот.
Меньшевистская харя с ходу облаяла Сашку, заявив, что во всем не марксисты настоящие, а евреи виноваты. Сашка оправдывался тем, что его папаня учил стрелять эсерку Каплан и ныне проклял марксизм как таковой.
В спор вмешались кадет, брат какого-то опального поэта, племянник личного шофера Троцкого, сын кронштадтского мятежника, двое голодающих Поволжья, пасынок хозяйки борделя, беспризорник и купеческие дети.
Тут за Сашку вступился Пашка Вчерашкин. Отец его был завскладом диетпродуктов в Кремле, проворовался и сидел на Лубянке. Сашка и Пашка дружили, несмотря на разные политические платформы посаженных отцов.
Драка началась дикая и кровавая. Я сидел, наблюдал, ищите теперь виноватых, думаю, давите, твари, друг друга, как папашки ваши давили и мамашки. Нам же, мужичкам, расплатиться пришлось за все почище вашего. Одни из вас потеряли цепи, другие их нашли, а мы и земли, и близких лишились.
Эй, ору драчунам, психованным, как звери, от своей проклятой жизни, кончай бузу!
Стал я их разнимать. Кулаком по темечкам – бах, бах, бах. Не сильно бил. Так, чтоб только перед глазами поплыло. Как вдарю, так – с копыт. Всех утихомирил. А Вчерашкина Пашку просто от верной смерти спас. Князь занес уже над его башкой парашу, да я успел удержать. Убил бы, как пить дать, убил бы. Сподобило меня вовремя оттолкнуть князя. Несколько случайностей, Пашкина, княжеская и моя, скрестившись на миг, словно лучи, в одной точке, смылись в бесконечность или в долгий оборот до новых встреч с нашими судьбами.
Если б в врезал тогда князь парашей между рог Пашке Вчерашкину, то не сидели бы мы сейчас на этой вилле, гражданин Гуров. Поверьте…
Вы думаете, нам только кажется, что в нашей жизни масса случайностей?.. Это – неплохая мысль. На самом деле, уверяете вы, не масса, а всего одна у нас имеется случайность? Так? Но с мгновенья зачатия случайность начинает двигаться вокруг нас по орбите. Я правильно понял? Орбита может быть такой растянутой, что случайность до конца чьей-либо жизни не успевает к ней возвратиться, принести счастье или беду, и получается, что единственной случайностью такой жизни было зачатие. Интересно! Смерть же пришла естественно, на восемьдесят девятом году жизни, в глубоком и, судя по посмертной улыбке, счастливом сне. Интересно. Таких судеб мало, гражданин Гуров, и нехрена им завидовать.
Возьмем вот мою судьбу. Вертясь по короткой орбите, случайность иногда прошивала меня ежемесячно, еженедельно, ежедневно, казалось временами, что ее орбита – мой чекистский ремень из прекрасной кожи, я жил в чудовищном напряге. Но вдруг, неведомо какая сила запускала случайность в многолетнее шествие по космосу моей судьбы и наступал для меня покой, время ожидания возвращения случайности. Потом опять начинались предчувствия, начиналась маета. Когда? Где? В какой ипостаси вернется она? В безумно-нелепой или в счастливой?
В общем, нраеится мне ваша мысль, гражданин Гуров, сообразительный вы дядя, но сами вы мне все равно отвратительны. Не надейтесь, надежда вполне могла у вас сейчас появиться, что вы очаруете меня как собеседник. У вас не может быть никакой надежды, кроме надежды на случайность. Вероятность ее залета сюда я, кажется, свел почти к нулю. Почти. Так что надейтесь. Но не надейтесь, что прошлое ваше мертво, Оно в вас, и оно от вас не сгинет. Случайность туда не возвращается. Там все так, как оно есть, даже если вам самому кажется, что вовсе не так, как полагают другие, и вы стараетесь их разубедить или, что еще хуже, запутать. Не про-хан-же! Прошлое – это навсегда покинутые случайностью орбиты. Навсегда…
А Случай!.. Случай, гражданин Гуров, случай! Кто он случайности? Отец? Муж? Любовник? Нет! Он просто дядя, хорошо одетый дядя с пушистыми сутенерскими усами и порочным лицом. Это он слу – чает, слышите, случает с вами случайность и в зависимости от своего настроения или расположения к вам успевает шепнуть случайности, пощекотав ее холодное от внегалактической прогулки ушко пушистыми усами, как следует к вам отнестись в мгновение встречи, неизмеряемое даже миллионной долей секунды: кокнуть, вознести, отнять, дать, отдалить, приблизить, свести с ума, озарить навек мудростью.
Так вот, если бы врезал тогда князь парашей между рог Пашке Вчерашкину, то не сидели бы мы сейчас на вашей вилле. Вы бы, очевидно, открывали бы в сей момент мясокомбинат в Анголе или Эфиопии, а я… глупо, впрочем, искать для себя вариант иного существования, глупо.
Разнял я дерущихся. Карты в парашу выкинул. Хватит, говорю, бузить! Но трепаться детдомовцы не перестали. Перли и перли друг на друга потомки большевиков, кадетов, аристократов, люмпенов, нэпманов, богемы, меньшевиков, эсеров, ликвидаторов, бундовцев, богоискателей, банкиров, священнослужителей, кулаков и осей, в общем, российской шоблы, умело разделенной властвующим теперь над нею Сатаной.
А меня, после моей силовой миротворческой миссии, директор Сапов вызвал и сказал: учиться ты, недобитая кулачина, не желаешь, исподлобья глядишь, вот и будь начальником кандея, с глаз моих долой. Гордых – ломай, смирных – терзай, за чумоватыми – приглядывай, о каждом ЧП – докладывай. Заметил, что я в рифму говорю? Не заметил? .. Значит, ты дурак ненаблюдательный. Покажи лапу! .. Да-а! Кулак – есть кулак, и недаром мы вас раскулачили. Иди…
И возлюбил я тюрьму свою в тюрьме своей. При кандее был у меня закоулочек с койкой, ящичком для ложки-кружки-миски и лампочкой Ильича. По детдому уже пополз слушок о моей силище, и наказанные вели себя в кандее тихо. Сашка Гринберг, Пашка Вчерашкин и князь по моему представлению стали уборщиками, истопниками, надзирателями, раздатчиками баланды, санитарами, прачками, одним словом, универсалами. Держался я за них, несомненно чуя, что каким-то образом главный фарт моей судьбы связан будет или со всеми ними, или с одним из них…
А общаясь с помощниками, я почуял важнейшую вещь, определившую впоследствии тактику и стратегию моего поведения. Я почуял о них, как чуял это в себе, животную, стойкую, неуничтожимую ненависть к большевизму, коммунизму, ленинизму, марксизму, мне было все равно, гражданин Гуров, как называть СИЛУ, СИЛУ, СИЛУ, загулявшую по России, мечтавшую о мировом загуле, уничтожившую наши дома, нашу родню и бросившую нас для бессмысленной жизни в детдом имени против фашизма.
Мы – щенки, мы – кутята, раньше всех своих одногодков и многих старых пердунов разгадали, что под овечьей шкурой, под мельтешением человеколюбивых партийных лозунгов, под сладкими посулами, под приглашением на новоселье в Мировой Коммуне – волчий оскал дьявольских СИЛ!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Все вы хороши, влез в спор младший братишка деятеля рабочей оппозиции, а особенно меньшевистские хари. Цацкались, цацкались с Лениным, вот и получайте мягкую затычку в рот.
Меньшевистская харя с ходу облаяла Сашку, заявив, что во всем не марксисты настоящие, а евреи виноваты. Сашка оправдывался тем, что его папаня учил стрелять эсерку Каплан и ныне проклял марксизм как таковой.
В спор вмешались кадет, брат какого-то опального поэта, племянник личного шофера Троцкого, сын кронштадтского мятежника, двое голодающих Поволжья, пасынок хозяйки борделя, беспризорник и купеческие дети.
Тут за Сашку вступился Пашка Вчерашкин. Отец его был завскладом диетпродуктов в Кремле, проворовался и сидел на Лубянке. Сашка и Пашка дружили, несмотря на разные политические платформы посаженных отцов.
Драка началась дикая и кровавая. Я сидел, наблюдал, ищите теперь виноватых, думаю, давите, твари, друг друга, как папашки ваши давили и мамашки. Нам же, мужичкам, расплатиться пришлось за все почище вашего. Одни из вас потеряли цепи, другие их нашли, а мы и земли, и близких лишились.
Эй, ору драчунам, психованным, как звери, от своей проклятой жизни, кончай бузу!
Стал я их разнимать. Кулаком по темечкам – бах, бах, бах. Не сильно бил. Так, чтоб только перед глазами поплыло. Как вдарю, так – с копыт. Всех утихомирил. А Вчерашкина Пашку просто от верной смерти спас. Князь занес уже над его башкой парашу, да я успел удержать. Убил бы, как пить дать, убил бы. Сподобило меня вовремя оттолкнуть князя. Несколько случайностей, Пашкина, княжеская и моя, скрестившись на миг, словно лучи, в одной точке, смылись в бесконечность или в долгий оборот до новых встреч с нашими судьбами.
Если б в врезал тогда князь парашей между рог Пашке Вчерашкину, то не сидели бы мы сейчас на этой вилле, гражданин Гуров. Поверьте…
Вы думаете, нам только кажется, что в нашей жизни масса случайностей?.. Это – неплохая мысль. На самом деле, уверяете вы, не масса, а всего одна у нас имеется случайность? Так? Но с мгновенья зачатия случайность начинает двигаться вокруг нас по орбите. Я правильно понял? Орбита может быть такой растянутой, что случайность до конца чьей-либо жизни не успевает к ней возвратиться, принести счастье или беду, и получается, что единственной случайностью такой жизни было зачатие. Интересно! Смерть же пришла естественно, на восемьдесят девятом году жизни, в глубоком и, судя по посмертной улыбке, счастливом сне. Интересно. Таких судеб мало, гражданин Гуров, и нехрена им завидовать.
Возьмем вот мою судьбу. Вертясь по короткой орбите, случайность иногда прошивала меня ежемесячно, еженедельно, ежедневно, казалось временами, что ее орбита – мой чекистский ремень из прекрасной кожи, я жил в чудовищном напряге. Но вдруг, неведомо какая сила запускала случайность в многолетнее шествие по космосу моей судьбы и наступал для меня покой, время ожидания возвращения случайности. Потом опять начинались предчувствия, начиналась маета. Когда? Где? В какой ипостаси вернется она? В безумно-нелепой или в счастливой?
В общем, нраеится мне ваша мысль, гражданин Гуров, сообразительный вы дядя, но сами вы мне все равно отвратительны. Не надейтесь, надежда вполне могла у вас сейчас появиться, что вы очаруете меня как собеседник. У вас не может быть никакой надежды, кроме надежды на случайность. Вероятность ее залета сюда я, кажется, свел почти к нулю. Почти. Так что надейтесь. Но не надейтесь, что прошлое ваше мертво, Оно в вас, и оно от вас не сгинет. Случайность туда не возвращается. Там все так, как оно есть, даже если вам самому кажется, что вовсе не так, как полагают другие, и вы стараетесь их разубедить или, что еще хуже, запутать. Не про-хан-же! Прошлое – это навсегда покинутые случайностью орбиты. Навсегда…
А Случай!.. Случай, гражданин Гуров, случай! Кто он случайности? Отец? Муж? Любовник? Нет! Он просто дядя, хорошо одетый дядя с пушистыми сутенерскими усами и порочным лицом. Это он слу – чает, слышите, случает с вами случайность и в зависимости от своего настроения или расположения к вам успевает шепнуть случайности, пощекотав ее холодное от внегалактической прогулки ушко пушистыми усами, как следует к вам отнестись в мгновение встречи, неизмеряемое даже миллионной долей секунды: кокнуть, вознести, отнять, дать, отдалить, приблизить, свести с ума, озарить навек мудростью.
Так вот, если бы врезал тогда князь парашей между рог Пашке Вчерашкину, то не сидели бы мы сейчас на вашей вилле. Вы бы, очевидно, открывали бы в сей момент мясокомбинат в Анголе или Эфиопии, а я… глупо, впрочем, искать для себя вариант иного существования, глупо.
Разнял я дерущихся. Карты в парашу выкинул. Хватит, говорю, бузить! Но трепаться детдомовцы не перестали. Перли и перли друг на друга потомки большевиков, кадетов, аристократов, люмпенов, нэпманов, богемы, меньшевиков, эсеров, ликвидаторов, бундовцев, богоискателей, банкиров, священнослужителей, кулаков и осей, в общем, российской шоблы, умело разделенной властвующим теперь над нею Сатаной.
А меня, после моей силовой миротворческой миссии, директор Сапов вызвал и сказал: учиться ты, недобитая кулачина, не желаешь, исподлобья глядишь, вот и будь начальником кандея, с глаз моих долой. Гордых – ломай, смирных – терзай, за чумоватыми – приглядывай, о каждом ЧП – докладывай. Заметил, что я в рифму говорю? Не заметил? .. Значит, ты дурак ненаблюдательный. Покажи лапу! .. Да-а! Кулак – есть кулак, и недаром мы вас раскулачили. Иди…
И возлюбил я тюрьму свою в тюрьме своей. При кандее был у меня закоулочек с койкой, ящичком для ложки-кружки-миски и лампочкой Ильича. По детдому уже пополз слушок о моей силище, и наказанные вели себя в кандее тихо. Сашка Гринберг, Пашка Вчерашкин и князь по моему представлению стали уборщиками, истопниками, надзирателями, раздатчиками баланды, санитарами, прачками, одним словом, универсалами. Держался я за них, несомненно чуя, что каким-то образом главный фарт моей судьбы связан будет или со всеми ними, или с одним из них…
А общаясь с помощниками, я почуял важнейшую вещь, определившую впоследствии тактику и стратегию моего поведения. Я почуял о них, как чуял это в себе, животную, стойкую, неуничтожимую ненависть к большевизму, коммунизму, ленинизму, марксизму, мне было все равно, гражданин Гуров, как называть СИЛУ, СИЛУ, СИЛУ, загулявшую по России, мечтавшую о мировом загуле, уничтожившую наши дома, нашу родню и бросившую нас для бессмысленной жизни в детдом имени против фашизма.
Мы – щенки, мы – кутята, раньше всех своих одногодков и многих старых пердунов разгадали, что под овечьей шкурой, под мельтешением человеколюбивых партийных лозунгов, под сладкими посулами, под приглашением на новоселье в Мировой Коммуне – волчий оскал дьявольских СИЛ!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113