Оно превосходно.
— По правде говоря, я не привык к заграничным путешествиям. Боюсь, вы скоро обнаружите…
— Со мной ты быстро привыкнешь. Все Пуллинги были великолепными путешественниками. Не исключено, что я заразилась этим вирусом от твоего отца.
— Только не от него… Он никогда не ездил дальше центра Лондона.
— Он путешествовал от одной женщины к другой всю свою сознательную жизнь. Это, в конце концов, то же самое. Новые ландшафты, новые обычаи. И каждый раз масса воспоминаний. Долгая жизнь вовсе не значит много лет жизни. Человек без воспоминаний может дожить до ста лет и считать, что жизнь прожита мгновенно. Твой отец как-то сказал мне: «Первую девушку, с которой я спал, звали Роза, и, что самое удивительное, она работала в цветочном магазине. Мне кажется, это было тысячу лет назад». Ну а возьми твоего дядюшку…
— Я не знал, что у меня был дядя.
— Он был на пятнадцать лет старше твоего отца. Он умер, когда ты был совсем мальчиком.
— Он тоже был великий путешественник?
— Любовь к путешествиям приняла у него довольно странную форму в конце жизни, — сказала тетушка.
Если б я мог точно передать все интонации ее голоса! Она любила говорить, любила рассказывать. Она строила фразу, как писатель, который пишет неторопливо и, зная заранее, каким будет следующее предложение, уверенно ведет к нему перо. Ей было не свойственно рвать фразу или прерывать повествование. В ее речи была какая-то классическая точность или, вернее сказать, старомодность. Ее эксцентричная речь, которая, нельзя не признать, нередко вызывала шок у собеседника, приобретала особый блеск, будучи вставленной в старинную оправу. И чем ближе я узнавал мою тетушку, тем чаще я думал, что она сделана из какого-то металла, не из яркой меди, а из благородной бронзы, отполированной до блеска, как колено бронзовой лошади в гостиной отеля «Пари» в Монте-Карло, — эту историю рассказала мне однажды тетушка, — которое ласково поглаживало не одно поколение игроков.
— Твой дядя был букмекер, известный под именем Джо, — сказала тетушка. — Он был очень толстый. Не знаю, к чему я тебе это говорю, но мне всегда нравились толстые мужчины. Обычно это люди, которые перестают делать усилия и суетиться, так как у них хватает здравого смысла понять, что женщины, в отличие от мужчин, редко влюбляются в красоту физическую. Карран был полный, твой отец тоже. С толстыми людьми чувствуешь себя гораздо уютнее. Я надеюсь, во время нашего путешествия ты немного наберешь в весе. Ты имел несчастье выбрать нервную профессию.
— Но я никогда не сохнул из-за женщин, — пошутил я.
— Ты мне как-нибудь расскажешь про всех твоих женщин. В Восточном экспрессе у нас будет уйма свободного времени для разговоров. А теперь я хочу, чтобы ты послушал историю про твоего дядю Джо. Весьма любопытная история. Он сделал значительное состояние на букмекерстве, но чем дальше, тем сильнее овладевало им желание уехать путешествовать. Вполне возможно, что беспокойным его делало зрелище вечно бегущих лошадей, тогда как он вынужден был часами стоять на небольшом помосте возле дощечки с надписью: «Неподкупный Джо Пуллинг». Он не раз говорил, что устал от непрерывного калейдоскопа скачек и что жизнь мчится мимо со скоростью однолетки, отпрыска «Индийской Королевы». Ему хотелось замедлить бег жизни, и верным чутьем он угадал, что только путешествия помогут ему сдержать ход неумолимого времени. Ты, очевидно, и сам замечал, как в праздник, если остаться дома, дня как не бывало, но если ты идешь, скажем в три места, то тем самым праздник удлиняется в три раза.
— Поэтому вы и путешествуете так много, тетя Августа?
— Сначала я путешествовала, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Это было в Италии, уже после Парижа и после Брайтона. Я уехала из дому перед тем, как ты родился. Твоим родителям хотелось побыть вдвоем, а с Анжеликой у нас и всегда отношения были натянутые. Нас называли две мисс "А". Мое имя, все говорили, мне очень подходит — в молодости вид у меня был гордый и царственный. А вот про сестру никто еще не сказал, что ей идет ее имя. Может, из нее и вышла святая, но святая уж очень суровая. Ангельского в ней ничего не было.
Легкость, с какой тетушка могла прервать, не закончив, одну историю и перейти к другой, мне казалась одной из немногих предательских примет возраста. Беседа с ней напоминала американский еженедельник, где надо перескочить со страницы двадцатой на страницу девяносто восьмую, чтобы отыскать продолжение. И чего только вы не увидите в середине: статьи о детской преступности, новейшие рецепты приготовления коктейлей, интимная жизнь кинозвезды и еще одна повесть, ничего общего не имеющая с той, что так неожиданно оборвалась.
— Имена — очень интересная тема, — сказала тетушка. — У тебя имя нейтральное, без смысловой окраски. И это гораздо лучше, чем если бы, к примеру, ты был Эрнест [earnest — серьезный (англ.)]. Этому имени надо ведь соответствовать. Я знала когда-то девушку, которую звали Камфорт [comfort — утешение (англ.)], и судьба ее из-за этого сложилась печально. Мужчины с незадавшейся жизнью беспрерывно домогались ее, привлеченные именем, тогда как сама эта несчастная девушка, как никто, нуждалась в их утешении. Она неудачно влюбилась в человека по имени Каридж [courage — мужество (англ.)], который смертельно боялся мышей; в конце концов она вышла замуж за джентльмена, носившего имя Пейн [pain — боль (англ.)], и покончила с собой в одной из общественных уборных, которые американцы зовут «местами утешения». Я бы считала эту историю забавной, если бы не была знакома с этой девушкой.
— Вы рассказывали о моем дяде Джо, — напомнил я.
— Я знаю. Я говорила о том, что он хотел продлить себе жизнь. Поэтому он решил отправиться в кругосветное путешествие (в те дни не было никаких валютных ограничений). И он, что весьма любопытно, начал его с Симплонского экспресса, того самого, на котором мы с тобой поедем на следующей неделе. После Турции он собирался посетить Персию, Россию, Индию, Гонконг, Малайский архипелаг, Китай, Японию, Гавайские острова, Таити, Соединенные Штаты, Южную Америку, Австралию, вероятно, еще Новую Зеландию и оттуда вернуться домой морем. К несчастью, в Венеции, в самом начале пути, его вынесли из вагона на носилках, так как его хватил удар.
— Какая печальная история.
— Но это не повлияло на его намерение удлинить себе жизнь. Я тогда работала в Венеции и пришла его навестить. Он решил, что, коли ему не суждено путешествовать физически, он будет путешествовать мысленно. Он просил меня подыскать ему дом в триста шестьдесят пять комнат, с тем чтобы он мог провести сутки в каждой. Он надеялся, что жизнь, прожитая таким образом, создаст иллюзию вечности. Мысль о том, что жить ему осталось совсем немного, подогревала его страстное желание протянуть время и отодвинуть конец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— По правде говоря, я не привык к заграничным путешествиям. Боюсь, вы скоро обнаружите…
— Со мной ты быстро привыкнешь. Все Пуллинги были великолепными путешественниками. Не исключено, что я заразилась этим вирусом от твоего отца.
— Только не от него… Он никогда не ездил дальше центра Лондона.
— Он путешествовал от одной женщины к другой всю свою сознательную жизнь. Это, в конце концов, то же самое. Новые ландшафты, новые обычаи. И каждый раз масса воспоминаний. Долгая жизнь вовсе не значит много лет жизни. Человек без воспоминаний может дожить до ста лет и считать, что жизнь прожита мгновенно. Твой отец как-то сказал мне: «Первую девушку, с которой я спал, звали Роза, и, что самое удивительное, она работала в цветочном магазине. Мне кажется, это было тысячу лет назад». Ну а возьми твоего дядюшку…
— Я не знал, что у меня был дядя.
— Он был на пятнадцать лет старше твоего отца. Он умер, когда ты был совсем мальчиком.
— Он тоже был великий путешественник?
— Любовь к путешествиям приняла у него довольно странную форму в конце жизни, — сказала тетушка.
Если б я мог точно передать все интонации ее голоса! Она любила говорить, любила рассказывать. Она строила фразу, как писатель, который пишет неторопливо и, зная заранее, каким будет следующее предложение, уверенно ведет к нему перо. Ей было не свойственно рвать фразу или прерывать повествование. В ее речи была какая-то классическая точность или, вернее сказать, старомодность. Ее эксцентричная речь, которая, нельзя не признать, нередко вызывала шок у собеседника, приобретала особый блеск, будучи вставленной в старинную оправу. И чем ближе я узнавал мою тетушку, тем чаще я думал, что она сделана из какого-то металла, не из яркой меди, а из благородной бронзы, отполированной до блеска, как колено бронзовой лошади в гостиной отеля «Пари» в Монте-Карло, — эту историю рассказала мне однажды тетушка, — которое ласково поглаживало не одно поколение игроков.
— Твой дядя был букмекер, известный под именем Джо, — сказала тетушка. — Он был очень толстый. Не знаю, к чему я тебе это говорю, но мне всегда нравились толстые мужчины. Обычно это люди, которые перестают делать усилия и суетиться, так как у них хватает здравого смысла понять, что женщины, в отличие от мужчин, редко влюбляются в красоту физическую. Карран был полный, твой отец тоже. С толстыми людьми чувствуешь себя гораздо уютнее. Я надеюсь, во время нашего путешествия ты немного наберешь в весе. Ты имел несчастье выбрать нервную профессию.
— Но я никогда не сохнул из-за женщин, — пошутил я.
— Ты мне как-нибудь расскажешь про всех твоих женщин. В Восточном экспрессе у нас будет уйма свободного времени для разговоров. А теперь я хочу, чтобы ты послушал историю про твоего дядю Джо. Весьма любопытная история. Он сделал значительное состояние на букмекерстве, но чем дальше, тем сильнее овладевало им желание уехать путешествовать. Вполне возможно, что беспокойным его делало зрелище вечно бегущих лошадей, тогда как он вынужден был часами стоять на небольшом помосте возле дощечки с надписью: «Неподкупный Джо Пуллинг». Он не раз говорил, что устал от непрерывного калейдоскопа скачек и что жизнь мчится мимо со скоростью однолетки, отпрыска «Индийской Королевы». Ему хотелось замедлить бег жизни, и верным чутьем он угадал, что только путешествия помогут ему сдержать ход неумолимого времени. Ты, очевидно, и сам замечал, как в праздник, если остаться дома, дня как не бывало, но если ты идешь, скажем в три места, то тем самым праздник удлиняется в три раза.
— Поэтому вы и путешествуете так много, тетя Августа?
— Сначала я путешествовала, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Это было в Италии, уже после Парижа и после Брайтона. Я уехала из дому перед тем, как ты родился. Твоим родителям хотелось побыть вдвоем, а с Анжеликой у нас и всегда отношения были натянутые. Нас называли две мисс "А". Мое имя, все говорили, мне очень подходит — в молодости вид у меня был гордый и царственный. А вот про сестру никто еще не сказал, что ей идет ее имя. Может, из нее и вышла святая, но святая уж очень суровая. Ангельского в ней ничего не было.
Легкость, с какой тетушка могла прервать, не закончив, одну историю и перейти к другой, мне казалась одной из немногих предательских примет возраста. Беседа с ней напоминала американский еженедельник, где надо перескочить со страницы двадцатой на страницу девяносто восьмую, чтобы отыскать продолжение. И чего только вы не увидите в середине: статьи о детской преступности, новейшие рецепты приготовления коктейлей, интимная жизнь кинозвезды и еще одна повесть, ничего общего не имеющая с той, что так неожиданно оборвалась.
— Имена — очень интересная тема, — сказала тетушка. — У тебя имя нейтральное, без смысловой окраски. И это гораздо лучше, чем если бы, к примеру, ты был Эрнест [earnest — серьезный (англ.)]. Этому имени надо ведь соответствовать. Я знала когда-то девушку, которую звали Камфорт [comfort — утешение (англ.)], и судьба ее из-за этого сложилась печально. Мужчины с незадавшейся жизнью беспрерывно домогались ее, привлеченные именем, тогда как сама эта несчастная девушка, как никто, нуждалась в их утешении. Она неудачно влюбилась в человека по имени Каридж [courage — мужество (англ.)], который смертельно боялся мышей; в конце концов она вышла замуж за джентльмена, носившего имя Пейн [pain — боль (англ.)], и покончила с собой в одной из общественных уборных, которые американцы зовут «местами утешения». Я бы считала эту историю забавной, если бы не была знакома с этой девушкой.
— Вы рассказывали о моем дяде Джо, — напомнил я.
— Я знаю. Я говорила о том, что он хотел продлить себе жизнь. Поэтому он решил отправиться в кругосветное путешествие (в те дни не было никаких валютных ограничений). И он, что весьма любопытно, начал его с Симплонского экспресса, того самого, на котором мы с тобой поедем на следующей неделе. После Турции он собирался посетить Персию, Россию, Индию, Гонконг, Малайский архипелаг, Китай, Японию, Гавайские острова, Таити, Соединенные Штаты, Южную Америку, Австралию, вероятно, еще Новую Зеландию и оттуда вернуться домой морем. К несчастью, в Венеции, в самом начале пути, его вынесли из вагона на носилках, так как его хватил удар.
— Какая печальная история.
— Но это не повлияло на его намерение удлинить себе жизнь. Я тогда работала в Венеции и пришла его навестить. Он решил, что, коли ему не суждено путешествовать физически, он будет путешествовать мысленно. Он просил меня подыскать ему дом в триста шестьдесят пять комнат, с тем чтобы он мог провести сутки в каждой. Он надеялся, что жизнь, прожитая таким образом, создаст иллюзию вечности. Мысль о том, что жить ему осталось совсем немного, подогревала его страстное желание протянуть время и отодвинуть конец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77