Ведь если у собаки есть душа, то почему ее не должно быть у носорога или кенгуру?
— Или у комара?
— Вот именно. Я вижу, отче, что вы стоите на правильных позициях.
— Вот только я никогда не мог понять, монсеньор, как это комар мог быть сотворен для пользы человека. Какая же от него польза?
— Ну что вы, отче, польза очевидная. Комара можно сравнить с плетью в руках господа. Он учит нас терпеть боль во имя любви к Нему. А этот пренеприятный писк, который мы слышим, — это, возможно, пищит сам бог.
У отца Кихота была злосчастная привычка одинокого человека — произносить свои мысли вслух.
— То же, наверно, можно сказать и о блохе.
Епископ внимательно на него посмотрел, но во взгляде отца Кихота не было и грана издевки: он был явно погружен в собственные мысли.
— Это великие тайны, — сказал ему епископ. — Где была бы наша вера, если б не было тайн?
— Я вот думаю, — сказал отец Кихот, — куда я девал бутылку коньяка, которую один человек из Томельосо принес мне года три тому назад. Сейчас, наверно, самый подходящий момент ее откупорить. Извините меня, на минутку, монсеньор… может, Тереса знает, где она. — И отец Кихот бросился на кухню.
— Он и так уже достаточно выпил для епископа, — заявила Тереса.
— Тихо ты. До чего же у тебя громкий голос. Бедняга епископ очень волнуется из-за своей машины. Подвела она его, как он считает.
— По мне, так сам он виноват. Девчонкой я ведь жила в Африке. Так негры и епископы вечно забывали заливать в машину бензин.
— Ты в самом деле думаешь… А ведь и правда — он совсем не от мира сего. Он, к примеру, считает, что писк комара… Давай сюда коньяк. Пока он будет пить, я пойду взгляну, что там можно сделать с его машиной.
Отец Кихот достал из багажника «Росинанта» канистру с бензином. Он не думал, что проблема решится так просто, но отчего не попробовать, — ну и конечно, бак у епископа оказался пустой. Почему же он этого не заметил? Наверно, все-таки заметил, да постеснялся признаться деревенскому священнику в своей глупости. Отцу Кихоту стало жаль епископа. Этот итальянец был человек добрый — не то что его собственный епископ. Он выпил молодое вино, даже не поморщившись; с удовольствием съел бифштекс из конины. Отцу Кихоту не хотелось унижать такого человека. Но как же сделать, чтобы не уронить его достоинства? Отец Кихот долго раздумывал, прислонившись к капоту «мерседеса» Если епископ не заметил отметки на приборе, тогда нетрудно прикинуться искусным механиком, каким он вовсе не был. В любом случае не мешает вымазать в масле руки…
А епископу очень пришелся по душе коньяк из Томельосо. Он обнаружил на полках среди учебных текстов экземпляр книги Сервантеса, которую отец Кихот купил еще мальчишкой, и сейчас, улыбаясь, читал ее — у местного епископа она наверняка не вызвала бы улыбки.
— Я как раз нашел тут, отче, один вполне уместный пассаж. Что бы там ни говорил ваш епископ, Сервантес был высоконравственным писателем. «Верным вассалам надлежит говорить сеньорам своим всю, как есть, правду, не приукрашивая ее ласкательством и не смягчая ее из ложной почтительности. И тебе надобно знать, Санчо, что когда бы до слуха государей доходила голая правда, не облаченная в одежды лести, то настали бы другие времена» [Сервантес, «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», ч.2, гл.2, пер. Н.Любимова]. В каком же состоянии вы нашли «мерседес» — не заворожила ли его какая-нибудь колдунья в этой опасной Ламанче?
— «Мерседес» готов, можете ехать дальше, монсеньор.
— Произошло чудо? Или хозяин гаража вернулся с похорон?
— Хозяин гаража еще не вернулся, так что я сам заглянул в мотор. — И отец Кихот протянул епископу свои руки. — Весь перепачкался. У вас бензин был на исходе — эту беду было легко поправить; у меня всегда в запасе есть канистра, — а вот выяснить, в чем загвоздка…
— А-а, дело, значит, не только в бензине, — с довольным видом заметил епископ.
— Надо было кое-что подправить в моторе, — я никогда не знаю, как эти штуки называются, — пришлось изрядно повозиться, но сейчас он работает вполне сносно. Когда доберетесь до Мадрида, монсеньор, дайте все-таки машину профессионалам — пусть проверят.
— Значит, я могу ехать?
— Если не хотите после обеда немного отдохнуть. Тереса постелет вам на моей кровати.
— Нет, нет, отче. Ваше превосходное вино и бифштекс — ах, какой бифштекс! — вполне восстановили мои силы. Кроме того, я сегодня вечером приглашен в Мадриде на ужин, а я не люблю приезжать в темноте.
Пока они шли к шоссе, епископ принялся расспрашивать отца Кихота.
— Сколько лет вы живете в Эль-Тобосо, отче?
— С детства, монсеньор. Только когда учился на священника, уезжал отсюда.
— А где вы учились?
— В Мадриде. Я бы предпочел Саламанку, да слишком там высокие требования.
— Человеку ваших способностей нечего делать в Эль-Тобосо. Ваш епископ, несомненно…
— Мой епископ — увы! — слишком хорошо знает, сколь скромны мои способности.
— А ваш епископ мог бы починить мою машину?
— Я имею в виду — мои духовные способности.
— В церкви нам нужны и практики. В современном мире astucia [изворотливость, находчивость (исп.)] — в смысле мирской мудрости — должна сочетаться с молитвой. Священник, способный поставить перед нежданным гостем хорошее вино, хороший сыр и отличный бифштекс, — такой священник не уронит себя в самых высоких кругах. Мы существуем на этом свете, чтобы приводить грешников к покаянию, а среди буржуазии их куда больше, чем среди крестьянства. Мне хотелось бы, чтобы вы, подобно вашему предку Дон Кихоту, шли высоким путем…
— Моего предка ведь называли сумасшедшим, монсеньор.
— Многие говорили так про святого Игнатия [Игнатий Лойола (1491?-1556) — основатель ордена иезуитов]. А вот и шоссе, по которому мне предстоит следовать, вот и мой «мерседес»…
— Мой епископ говорит, что Дон Кихот — это вымысел, плод фантазии писателя…
— Возможно, отче, все мы — вымысел, плод фантазии господа.
— Вы что же, хотите, чтобы я сразился с ветряными мельницами?
— Только сразившись с ветряными мельницами, Дон Кихот познал истину на смертном одре. — И, устраиваясь за рулем своего «мерседеса», епископ на манер грегорианцев произнес нараспев: — «Новым птицам на старые гнезда не садиться» [Сервантес, «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», ч.2, гл.24, пер. Н.Любимова].
— Красиво звучит, — заметил отец Кихот, — но что же он хотел этим сказать?
— Я сам так и не разгадал, — ответил епископ, — но достаточно того, что это красиво. — И «мерседес», мягко заурчав, покатил по дороге на Мадрид, а отец Кихот на мгновение уловил в воздухе приятный запашок — смесь молодого вина, коньяка и ламанчского сыра, — который человек сторонний вполне мог бы принять за некий экзотический фимиам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Или у комара?
— Вот именно. Я вижу, отче, что вы стоите на правильных позициях.
— Вот только я никогда не мог понять, монсеньор, как это комар мог быть сотворен для пользы человека. Какая же от него польза?
— Ну что вы, отче, польза очевидная. Комара можно сравнить с плетью в руках господа. Он учит нас терпеть боль во имя любви к Нему. А этот пренеприятный писк, который мы слышим, — это, возможно, пищит сам бог.
У отца Кихота была злосчастная привычка одинокого человека — произносить свои мысли вслух.
— То же, наверно, можно сказать и о блохе.
Епископ внимательно на него посмотрел, но во взгляде отца Кихота не было и грана издевки: он был явно погружен в собственные мысли.
— Это великие тайны, — сказал ему епископ. — Где была бы наша вера, если б не было тайн?
— Я вот думаю, — сказал отец Кихот, — куда я девал бутылку коньяка, которую один человек из Томельосо принес мне года три тому назад. Сейчас, наверно, самый подходящий момент ее откупорить. Извините меня, на минутку, монсеньор… может, Тереса знает, где она. — И отец Кихот бросился на кухню.
— Он и так уже достаточно выпил для епископа, — заявила Тереса.
— Тихо ты. До чего же у тебя громкий голос. Бедняга епископ очень волнуется из-за своей машины. Подвела она его, как он считает.
— По мне, так сам он виноват. Девчонкой я ведь жила в Африке. Так негры и епископы вечно забывали заливать в машину бензин.
— Ты в самом деле думаешь… А ведь и правда — он совсем не от мира сего. Он, к примеру, считает, что писк комара… Давай сюда коньяк. Пока он будет пить, я пойду взгляну, что там можно сделать с его машиной.
Отец Кихот достал из багажника «Росинанта» канистру с бензином. Он не думал, что проблема решится так просто, но отчего не попробовать, — ну и конечно, бак у епископа оказался пустой. Почему же он этого не заметил? Наверно, все-таки заметил, да постеснялся признаться деревенскому священнику в своей глупости. Отцу Кихоту стало жаль епископа. Этот итальянец был человек добрый — не то что его собственный епископ. Он выпил молодое вино, даже не поморщившись; с удовольствием съел бифштекс из конины. Отцу Кихоту не хотелось унижать такого человека. Но как же сделать, чтобы не уронить его достоинства? Отец Кихот долго раздумывал, прислонившись к капоту «мерседеса» Если епископ не заметил отметки на приборе, тогда нетрудно прикинуться искусным механиком, каким он вовсе не был. В любом случае не мешает вымазать в масле руки…
А епископу очень пришелся по душе коньяк из Томельосо. Он обнаружил на полках среди учебных текстов экземпляр книги Сервантеса, которую отец Кихот купил еще мальчишкой, и сейчас, улыбаясь, читал ее — у местного епископа она наверняка не вызвала бы улыбки.
— Я как раз нашел тут, отче, один вполне уместный пассаж. Что бы там ни говорил ваш епископ, Сервантес был высоконравственным писателем. «Верным вассалам надлежит говорить сеньорам своим всю, как есть, правду, не приукрашивая ее ласкательством и не смягчая ее из ложной почтительности. И тебе надобно знать, Санчо, что когда бы до слуха государей доходила голая правда, не облаченная в одежды лести, то настали бы другие времена» [Сервантес, «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», ч.2, гл.2, пер. Н.Любимова]. В каком же состоянии вы нашли «мерседес» — не заворожила ли его какая-нибудь колдунья в этой опасной Ламанче?
— «Мерседес» готов, можете ехать дальше, монсеньор.
— Произошло чудо? Или хозяин гаража вернулся с похорон?
— Хозяин гаража еще не вернулся, так что я сам заглянул в мотор. — И отец Кихот протянул епископу свои руки. — Весь перепачкался. У вас бензин был на исходе — эту беду было легко поправить; у меня всегда в запасе есть канистра, — а вот выяснить, в чем загвоздка…
— А-а, дело, значит, не только в бензине, — с довольным видом заметил епископ.
— Надо было кое-что подправить в моторе, — я никогда не знаю, как эти штуки называются, — пришлось изрядно повозиться, но сейчас он работает вполне сносно. Когда доберетесь до Мадрида, монсеньор, дайте все-таки машину профессионалам — пусть проверят.
— Значит, я могу ехать?
— Если не хотите после обеда немного отдохнуть. Тереса постелет вам на моей кровати.
— Нет, нет, отче. Ваше превосходное вино и бифштекс — ах, какой бифштекс! — вполне восстановили мои силы. Кроме того, я сегодня вечером приглашен в Мадриде на ужин, а я не люблю приезжать в темноте.
Пока они шли к шоссе, епископ принялся расспрашивать отца Кихота.
— Сколько лет вы живете в Эль-Тобосо, отче?
— С детства, монсеньор. Только когда учился на священника, уезжал отсюда.
— А где вы учились?
— В Мадриде. Я бы предпочел Саламанку, да слишком там высокие требования.
— Человеку ваших способностей нечего делать в Эль-Тобосо. Ваш епископ, несомненно…
— Мой епископ — увы! — слишком хорошо знает, сколь скромны мои способности.
— А ваш епископ мог бы починить мою машину?
— Я имею в виду — мои духовные способности.
— В церкви нам нужны и практики. В современном мире astucia [изворотливость, находчивость (исп.)] — в смысле мирской мудрости — должна сочетаться с молитвой. Священник, способный поставить перед нежданным гостем хорошее вино, хороший сыр и отличный бифштекс, — такой священник не уронит себя в самых высоких кругах. Мы существуем на этом свете, чтобы приводить грешников к покаянию, а среди буржуазии их куда больше, чем среди крестьянства. Мне хотелось бы, чтобы вы, подобно вашему предку Дон Кихоту, шли высоким путем…
— Моего предка ведь называли сумасшедшим, монсеньор.
— Многие говорили так про святого Игнатия [Игнатий Лойола (1491?-1556) — основатель ордена иезуитов]. А вот и шоссе, по которому мне предстоит следовать, вот и мой «мерседес»…
— Мой епископ говорит, что Дон Кихот — это вымысел, плод фантазии писателя…
— Возможно, отче, все мы — вымысел, плод фантазии господа.
— Вы что же, хотите, чтобы я сразился с ветряными мельницами?
— Только сразившись с ветряными мельницами, Дон Кихот познал истину на смертном одре. — И, устраиваясь за рулем своего «мерседеса», епископ на манер грегорианцев произнес нараспев: — «Новым птицам на старые гнезда не садиться» [Сервантес, «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», ч.2, гл.24, пер. Н.Любимова].
— Красиво звучит, — заметил отец Кихот, — но что же он хотел этим сказать?
— Я сам так и не разгадал, — ответил епископ, — но достаточно того, что это красиво. — И «мерседес», мягко заурчав, покатил по дороге на Мадрид, а отец Кихот на мгновение уловил в воздухе приятный запашок — смесь молодого вина, коньяка и ламанчского сыра, — который человек сторонний вполне мог бы принять за некий экзотический фимиам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51