Вот проклятье!
Сьюзен опять охватил прилив добрых чувств к этому человеку. Как это должно быть больно – хотеть творить и не иметь возможности делать это!
– Твой дед все еще жив?
Он зло рявкнул в ответ:
– Не будь идиоткой! Ему бы сейчас исполнилось больше ста лет. Когда я родился, он уже был стариком, но все-таки успел оставить глубокий след в моей жизни.
Этого он мог и не говорить, это и так было очевидно. В первый раз в жизни она слышала в голосе Питера подлинные чувства, его лицо светилось какой-то отчаянной любовью.
Он опять подошел к окну и встал к Сьюзен спиной.
– Когда я понял, что не смогу писать, то решил, что в любом случае окружу себя картинами. Я буду их покупать, как только разбогатею, и буду наслаждаться ими в одиночестве. И никому не позволю взглянуть на них. Это была глупая детская мечта: у меня не было шанса разбогатеть, по крайней мере, пока я жил в Одессе.
– Ты никогда не рассказывал, как уехал из родного города.
– Привычка, – пожал он плечами. – Да и желания особого не было. Моя мать умерла, рожая второго ребенка, а зимой от воспаления легких скончался и дед. Мой отец слыл украинским националистом, а это в те времена было очень опасно. Кто-то донес на него, и нам пришлось скрываться. Многие месяцы мы провели в катакомбах.
– Катакомбах? – в изумлении переспросила она.
– Это такие пещеры, которые тянутся под землей на многие мили. В них скрывались преступники, отщепенцы, всякое отребье. В этих пещерах, разумеется, холодно, сыро и темно, но зато там тебя никто не найдет. Хотя долго в таком убежище не протянешь… У моего отца был друг – турок по национальности, капитан грузового судна, курсировавшего между Одессой и Стамбулом. Однажды он подрался с какими-то русскими матросами. Те нокаутировали его и бросили в воду. И он непременно бы утонул, если бы мой отец не нырнул за ним и не спас его. И этот турок считал себя должником отца. Вот почему он тайком провез нас на своем судне.
– Это, наверное, было очень рискованно! – Сьюзен не подозревала, что в жизни ее отчима были столь драматические ситуации. Она слушала его с широко открытыми от изумления глазами.
Он зло рассмеялся.
– Конечно! Если бы нас обнаружили во время обычного осмотра судна перед отплытием, нам пришлось бы туго.
Сью поверила, что он говорит правду, и побледнела.
– Как же ему удалось вас спрятать?
– Он вез в основном лесоматериалы, но на борту было и несколько ящиков водки. И у одного из этих ящиков сделали двойное дно: сверху водка, внизу – мы.
– Тебе было страшно? – Ведь он был маленьким, подумала она.
В его голосе послышалось презрение:
– А ты как думаешь? Я был мал ростом, мы скрючились и не могли шелохнуться. В ящике нечем было дышать. Море штормило, нас здорово мотало. К счастью, до этого мы ничего не ели, а то нам пришлось бы еще хуже. Мы просидели в этом ящике без еды и питья три дня, пока не добрались до Турции. Если бы местные власти обнаружили нас, то отослали бы обратно.
– А что случилось потом? – Нужно быть очень сильным, чтобы вынести такое, подумала она, потрясенная его рассказом.
Питер пожал плечами.
– Друг отца одолжил нам денег, и нам удалось перебраться в Америку. Не думаю, что он надеялся получить их обратно, но мы расплатились с ним в течение пяти лет. Отец начал работать в доках Нью-Йорка, а я пошел в школу. При первой же возможности я начал зарабатывать деньги. Именно тогда я и обнаружил, что, хотя не способен писать картины, у меня все же есть талант – талант продавца. Я работал на улицах, затем получил работу в одной компании. Объездил все Штаты и как-то раз встретил человека, который пытался продавать пластиковые ведра. Я сообразил, что за вещами из пластика будущее, организовал собственную фирму и быстро пошел в гору.
– Так вот как ты нажил свое состояние! На товарах из пластика?
– Сначала это был пластик, потом электроника. Мне везет на деньги. Они сами плывут мне в руки. – Он взглянул на нее. – И все это вполне законно. Я делал деньги честным путем. Как только я смог себе это позволить, я начал приобретать картины. Так я вознаграждал себя за свой труд. Я покупал самые лучшие вещи, какие только были мне по карману. У меня есть удивительные произведения, но я никогда не смогу остановиться. – Голос у него стал хриплым, она уловила в нем нотки алчности. – Я покупаю все новые и новые картины. Все живописные полотна мира не могут утолить мою страсть. Иногда на меня нападает непреодолимое желание обладать какой-либо картиной, которую невозможно купить…
Он замолчал, и Сьюзен закончила за него:
– И тогда ты устраиваешь так, чтобы ее для тебя украли?
– Я этого не говорил! Не надо фантазировать! – К нему вернулся гнев, голос Питера задрожал от злости. – И не смей осуждать меня! Я рассказал тебе все это, чтобы ты поняла, почему я… – Он обвел рукой увешанные картинами стены. – Но все же это бесполезно! – По его лицу пробежала судорога. – Ты никогда не сможешь меня понять. Ты и твоя мать… вы обе мерзавки и идиотки! Ты продала меня этому репортеру. И я не хочу больше тебя видеть! Слышишь?! Убирайся вон из моего дома!
– Я уезжаю, – ответила она. – Улетаю первым же рейсом. Но я хочу кое-что тебе сказать: мне наплевать, если я больше никогда не увижу тебя, но не вздумай препятствовать моим встречам с матерью, потому что в этом случае я расскажу ей о твоих темных делишках, а ты, насколько я могла понять, не очень этого хочешь.
Он стиснул зубы и промолчал.
– Я отвечаю за свои слова, – сказала Сьюзен.
– Если у нее возникнет желание повидать тебя, я не стану возражать, – процедил он сквозь зубы.
Она кивнула.
– Я буду очень признательна, если Ашраф отвезет меня в аэропорт.
– Он не сможет. Возьми такси. Ашраф нужен мне здесь. – Питер начал снимать со стен картины.
Он хочет увезти их с виллы, поняла она. Куда? Но ей-то какое дело? Она скорее всего никогда больше его не увидит.
Девушка вышла из комнаты и стала спускаться вниз по лестнице. Зазвонил телефон. Ашраф взял трубку и сказал ледяным тоном:
– Нет, сэр! Она не может подойти. Прошу прощения! – Он положил трубку и посмотрел на Сьюзен взглядом, от которого ей стало не по себе.
– Это мне звонили? – спросила она, готовая разрыдаться. Темные глаза смотрели на нее с почтением, но твердо.
– Извините, но хозяин приказал не подзывать вас к телефону, если вдруг позвонит мистер Харрис.
– Так это был он?!
Ашраф кивнул, бесстрастно глядя на нее.
– А откуда ты знаешь, что я минуту назад не звонила ему?
– Прошу прощения, но я прослушиваю все ваши разговоры.
У нее от возмущения перехватило дыхание.
– А если я ему позвоню?
– Я буду вынужден прервать ваш разговор.
Сьюзен смотрела в спокойные глаза Ашрафа и не понимала его. Но она любила его, и ей было жаль, что между ними легла пропасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Сьюзен опять охватил прилив добрых чувств к этому человеку. Как это должно быть больно – хотеть творить и не иметь возможности делать это!
– Твой дед все еще жив?
Он зло рявкнул в ответ:
– Не будь идиоткой! Ему бы сейчас исполнилось больше ста лет. Когда я родился, он уже был стариком, но все-таки успел оставить глубокий след в моей жизни.
Этого он мог и не говорить, это и так было очевидно. В первый раз в жизни она слышала в голосе Питера подлинные чувства, его лицо светилось какой-то отчаянной любовью.
Он опять подошел к окну и встал к Сьюзен спиной.
– Когда я понял, что не смогу писать, то решил, что в любом случае окружу себя картинами. Я буду их покупать, как только разбогатею, и буду наслаждаться ими в одиночестве. И никому не позволю взглянуть на них. Это была глупая детская мечта: у меня не было шанса разбогатеть, по крайней мере, пока я жил в Одессе.
– Ты никогда не рассказывал, как уехал из родного города.
– Привычка, – пожал он плечами. – Да и желания особого не было. Моя мать умерла, рожая второго ребенка, а зимой от воспаления легких скончался и дед. Мой отец слыл украинским националистом, а это в те времена было очень опасно. Кто-то донес на него, и нам пришлось скрываться. Многие месяцы мы провели в катакомбах.
– Катакомбах? – в изумлении переспросила она.
– Это такие пещеры, которые тянутся под землей на многие мили. В них скрывались преступники, отщепенцы, всякое отребье. В этих пещерах, разумеется, холодно, сыро и темно, но зато там тебя никто не найдет. Хотя долго в таком убежище не протянешь… У моего отца был друг – турок по национальности, капитан грузового судна, курсировавшего между Одессой и Стамбулом. Однажды он подрался с какими-то русскими матросами. Те нокаутировали его и бросили в воду. И он непременно бы утонул, если бы мой отец не нырнул за ним и не спас его. И этот турок считал себя должником отца. Вот почему он тайком провез нас на своем судне.
– Это, наверное, было очень рискованно! – Сьюзен не подозревала, что в жизни ее отчима были столь драматические ситуации. Она слушала его с широко открытыми от изумления глазами.
Он зло рассмеялся.
– Конечно! Если бы нас обнаружили во время обычного осмотра судна перед отплытием, нам пришлось бы туго.
Сью поверила, что он говорит правду, и побледнела.
– Как же ему удалось вас спрятать?
– Он вез в основном лесоматериалы, но на борту было и несколько ящиков водки. И у одного из этих ящиков сделали двойное дно: сверху водка, внизу – мы.
– Тебе было страшно? – Ведь он был маленьким, подумала она.
В его голосе послышалось презрение:
– А ты как думаешь? Я был мал ростом, мы скрючились и не могли шелохнуться. В ящике нечем было дышать. Море штормило, нас здорово мотало. К счастью, до этого мы ничего не ели, а то нам пришлось бы еще хуже. Мы просидели в этом ящике без еды и питья три дня, пока не добрались до Турции. Если бы местные власти обнаружили нас, то отослали бы обратно.
– А что случилось потом? – Нужно быть очень сильным, чтобы вынести такое, подумала она, потрясенная его рассказом.
Питер пожал плечами.
– Друг отца одолжил нам денег, и нам удалось перебраться в Америку. Не думаю, что он надеялся получить их обратно, но мы расплатились с ним в течение пяти лет. Отец начал работать в доках Нью-Йорка, а я пошел в школу. При первой же возможности я начал зарабатывать деньги. Именно тогда я и обнаружил, что, хотя не способен писать картины, у меня все же есть талант – талант продавца. Я работал на улицах, затем получил работу в одной компании. Объездил все Штаты и как-то раз встретил человека, который пытался продавать пластиковые ведра. Я сообразил, что за вещами из пластика будущее, организовал собственную фирму и быстро пошел в гору.
– Так вот как ты нажил свое состояние! На товарах из пластика?
– Сначала это был пластик, потом электроника. Мне везет на деньги. Они сами плывут мне в руки. – Он взглянул на нее. – И все это вполне законно. Я делал деньги честным путем. Как только я смог себе это позволить, я начал приобретать картины. Так я вознаграждал себя за свой труд. Я покупал самые лучшие вещи, какие только были мне по карману. У меня есть удивительные произведения, но я никогда не смогу остановиться. – Голос у него стал хриплым, она уловила в нем нотки алчности. – Я покупаю все новые и новые картины. Все живописные полотна мира не могут утолить мою страсть. Иногда на меня нападает непреодолимое желание обладать какой-либо картиной, которую невозможно купить…
Он замолчал, и Сьюзен закончила за него:
– И тогда ты устраиваешь так, чтобы ее для тебя украли?
– Я этого не говорил! Не надо фантазировать! – К нему вернулся гнев, голос Питера задрожал от злости. – И не смей осуждать меня! Я рассказал тебе все это, чтобы ты поняла, почему я… – Он обвел рукой увешанные картинами стены. – Но все же это бесполезно! – По его лицу пробежала судорога. – Ты никогда не сможешь меня понять. Ты и твоя мать… вы обе мерзавки и идиотки! Ты продала меня этому репортеру. И я не хочу больше тебя видеть! Слышишь?! Убирайся вон из моего дома!
– Я уезжаю, – ответила она. – Улетаю первым же рейсом. Но я хочу кое-что тебе сказать: мне наплевать, если я больше никогда не увижу тебя, но не вздумай препятствовать моим встречам с матерью, потому что в этом случае я расскажу ей о твоих темных делишках, а ты, насколько я могла понять, не очень этого хочешь.
Он стиснул зубы и промолчал.
– Я отвечаю за свои слова, – сказала Сьюзен.
– Если у нее возникнет желание повидать тебя, я не стану возражать, – процедил он сквозь зубы.
Она кивнула.
– Я буду очень признательна, если Ашраф отвезет меня в аэропорт.
– Он не сможет. Возьми такси. Ашраф нужен мне здесь. – Питер начал снимать со стен картины.
Он хочет увезти их с виллы, поняла она. Куда? Но ей-то какое дело? Она скорее всего никогда больше его не увидит.
Девушка вышла из комнаты и стала спускаться вниз по лестнице. Зазвонил телефон. Ашраф взял трубку и сказал ледяным тоном:
– Нет, сэр! Она не может подойти. Прошу прощения! – Он положил трубку и посмотрел на Сьюзен взглядом, от которого ей стало не по себе.
– Это мне звонили? – спросила она, готовая разрыдаться. Темные глаза смотрели на нее с почтением, но твердо.
– Извините, но хозяин приказал не подзывать вас к телефону, если вдруг позвонит мистер Харрис.
– Так это был он?!
Ашраф кивнул, бесстрастно глядя на нее.
– А откуда ты знаешь, что я минуту назад не звонила ему?
– Прошу прощения, но я прослушиваю все ваши разговоры.
У нее от возмущения перехватило дыхание.
– А если я ему позвоню?
– Я буду вынужден прервать ваш разговор.
Сьюзен смотрела в спокойные глаза Ашрафа и не понимала его. Но она любила его, и ей было жаль, что между ними легла пропасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37