Виконт Керзи откинул голову и расхохотался.
– Я дрожу от страха. Видишь, коленки трясутся.
– Если они не трясутся сейчас, затрясутся к концу бала.
Вдруг дверь с треском распахнулась, и Керзи одновременно с Торнхиллом повернули головы.
В дверях стоял граф Рашфорд, с глазами навыкате, лиловый от ярости. За спиной графа мелькнуло перепуганное лицо графини. В комнате засиделась за ужином та самая почтенная компания, которая не захотела находиться рядом со скандальной парочкой. Два других господина торопливо уводили своих дам прочь через открытую дверь в коридор.
– Отец! – только и смог сказать виконт Керзи.
Жизнь оказалась больше похожей на сцену из мелодрамы, чем сама мелодрама. Ни одному режиссеру не удалось бы воспроизвести все нюансы немой сцены, которую сейчас созерцал Торнхилл. Ну что ж, теперь понятно, для чего на самом деле предназначены ниши с дверцами. Интересно, звуки поцелуев, доносящихся из одного алькова, так же хорошо прослушиваются в другом?
– Граф Рашфорд, графиня, – сказал Торнхилл, вежливо поклонившись обоим. – Господа, я все сказал. Позвольте откланяться.
Торнхилл вышел, тщательно прикрыв за собой дверь. Танец подходил к концу. Он мог понадобиться Дженнифер.
* * *
Дженнифер обнаружила в себе доселе незнакомую черту: трусость. Те самые вопросы, которые она задала Гейбу во время первого танца, крутились у нее в голове и сейчас, когда бал подходил к концу. Она знала ответ, но не хотела слышать подтверждения. Возможно, это потому, что, не слыша подтверждения из чужих уст, она могла бы убедить себя в том, что не знает ответов.
Как только закончится бал, она снова задаст свои вопросы. Она так решила. Но и в карете она так и не смогла заставить себя ни о чем спросить. Они были вдвоем, одни, но продолжали хранить молчание. Граф сидел в правом углу, она в левом. И он так сильно сжимал ее руку, что она почти сумела сосредоточиться только на своей боли, желая отвлечься от неотступных мыслей.
Она спросит его, как только он войдет к ней в спальню. Она решила так, когда он проводил ее до дверей гардеробной, легонько поцеловав и пообещав, что скоро придет. Но она не сдержала обещания. Когда он вошел к ней, она была в ночной рубашке и волосы ее, распущенные и расчесанные, покрывали плечи и спину. Единственное, что она сейчас чувствовала, было желание и предвкушение удовольствия. Если она спросит сейчас, все будет разрушено, подсказывал ей внутренний голос, и он не станет заниматься с ней любовью. Или, если все же станет, она не сможет насладиться этим сполна.
И тогда она решила спросить его потом, перед тем как они уснут. Но занятия любовью отняли немало времени и еще больше сил. И еще занятия любовью напомнили ей о том, что она не хочет, чтобы ее догадка оказалась правдой. Она не хотела, чтобы это было правдой, потому что она хотела любить его. И она хотела, чтобы любовь, физическая любовь, доставляла ей радость до конца дней. Она не хотела, чтобы это стало лишь супружеским унылым долгом.
– Моя любовь, – прошептал он, когда они снова смогли говорить, – Любовь моя, я не слишком тебя измучил?
Из того, что говорила тетя Агата, и из того, что она успела узнать до нее, вытекало, что это не могло занимать больше нескольких минут. И еще она думала, что это немного неприятно, но вовсе не утомительно. Но на самом деле оказалось, что любовью можно заниматься часами и при этом так уставать, что не хватает сил сказать и слова. Она только глубоко вздохнула, свернулась клубочком и уснула. Уснула до того, как услышала в ответ его тихий смех.
Когда она проснулась, в комнате посветлело. Он нежно касался губами ее виска и скул, и это они, его губы, придали ее сну эротическую окраску, а потом совсем разбудили ее. Она вздохнула сонно и потянулась, переплетая свои ноги с его. Прикосновение его сильных и мускулистых ног было щекочуще-приятным.
«Давай, – твердо приказала она себе, когда сон окончательно прошел. – Спрашивай его сейчас. Пройди через это. Ты не успокоишься, пока не будет полной ясности».
И потом уже, возможно, ничего не будет?
Но вопросы задать необходимо. Она отстранила щеку от его груди и откинула голову. Он смотрел на нее и улыбался.
– Доброе утро, любовь моя, – сказал он. – Я тебя не разбудил?
– Да, разбудил, – сказала она. – И с какой это целью?
«Я улыбаюсь ему, – беспомощно пронеслось у нее в голове. – Я ему улыбаюсь!»
– Только для того, чтобы покорно спросить, – сказал он с нежнейшей улыбкой, – чтобы спросить тебя, могу ли я любить тебя снова, жена моя.
– О…
Тело имело путающую власть над ее рассудком. Она и не подозревала об этом раньше, до того, как оно не проснулось для наслаждения, до вчерашней ночи. Но сейчас каждая клеточка ее тела жаждала удовольствия. Она хотела его. Она хотело его – везде.
– Только если ты хочешь, – сказал он. – Ты должна сказать «нет», если ты не хочешь.
Внезапно она поняла, что видит его лицо сквозь туман. А потом она почувствовала, как по щеке поползла горячая слеза.
– О, Габриэль, – простонала она. – Я хочу. Люби меня. Сейчас.
Когда все было кончено, она ничего не сказала, хотя оба не спали. Они могли бы поговорить, но вместо этого сонно и нежно целовались с закрытыми глазами. И она дивилась тому, что узнала: что он может любить ее рукой и пальцами и доводить до сумасшествия вновь и вновь, пока не войдет внутрь для того, чтобы самому достичь пика, и что там, внутри, она может быть теплой и уютной сначала для него, а потом и для его семени.
Она завтра спросит его об этом, вернее, попозже утром. Не сейчас. Сегодняшняя ночь и утро должны стать одним из самых драгоценных воспоминании. Сегодняшняя ночь – ночь познания, ночь любви, полной и настоящей. На всю жизнь она запомнит ее.
Все будет завтра; даже если завтра уже наступило, для нее оно – лишь продолжение ночи. Она обняла его покрепче и прижалась грудью к его груди. Их поцелуй на миг прервался, но они открыли глаза, лениво улыбнулись и снова слились в поцелуе.
Глава 18
Когда она проснулась, он снова успел уйти. Несмотря на то что время было не такое позднее, как вчера, ей было стыдно, что она может спать допоздна и даже не пошевелиться, когда он встает с постели.
Сегодня утром она наконец в полной мере ощутила себя замужней женщиной. Странное ощущение. Вчера утром она тоже проснулась замужней женщиной, но ощущения были совсем другими. Дженнифер раздумывала над этой переменой в себе, пока горничная трудилась над ее прической. Вчера ей было неловко оттого, что горничная видела ее спящей без ночной рубашки. Вчера ей стыдно было выходить из спальни, зная, что ее увидят слуги, которым все известно. Кроме того, ощущения после ночи, проведенной с мужчиной, – в груди и там, внутри, где вчера было немного больно, стали ей более знакомы и привычны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62