Человечек и до колена Гришке не достигал, но был уже стар. Сидел он на камне, руки его отдыхали на сухих коленях, как у всех стариков, которые много на земле наработали.
- Здравствуйте, - сказал Гришка.
- Здравствуй, - сказал человечек. - Извини, у меня как раз перекур кончился. - И, поклонившись Гришке, ушел в лесные тени и блики.
Гришка помахал ему вслед. Направился дальше по просеке, удивляясь цветам ромашкам, которые с каждым шагом становились все больше и больше.
НЕ ОПАСАЙСЯ, СТУПАЙ
Вдруг земля расступилась, образовав котловину. Над котловиной, как ручка у лукошка, полного ягод, стояла радуга. Словно выкрошились из нее осколки и упали, покрыв котловину бисером. Это была роса. Она не иссыхала здесь в жаркий полдень, сверкала на каждом цветке, на каждой малой былинке. Гришка боялся ступить дальше, чтобы не смять, не попортить сверкание. Он стоял, распахнув глаза во всю ширь, и разноцветение, хлынувшее в них прохладным потоком, сгустило голубой цвет Гришкиных глаз в пристальный синий.
- Слышишь, Гришка, - раздался тоненький звонкий голос. - Не опасайся, ступай.
От этого голоса Гришке полегчало. Пружина, свившаяся у него под грудью и остановившая его дыхание, распустилась. Гришка вздохнул. Голова у него закружилась от плотного певучего аромата, который в Гришкином воображении окрасился в нежно-сиреневое.
- Дыши легче, - сказал тоненький звонкий голос. - Меня карась Трифон послал. Сказал: "Шлепай, Проныра, Гришка в Весеннюю землю идет. Она его ослепить может, обескуражить".
Гришка глаза опустил, разглядел у своих ног веселого лягушонка.
- И не бойся, - сказал лягушонок. - Ступай вперед. - И, засунув два пальца в широкий рот, свистнул пронзительно.
Гришка шел по котловине, и возникало в его душе ощущение цвета и звука, света и тени, сливаясь в простое слово - Родная Земля. И как бы заново нарождались в Гришкиной голове слова, такие, как "радость", "щедрость", "великодушие". А такие слова, как "слава", "триумф", "непреклонность", перед которыми Гришка раньше робел, как бы растушевывались, теряли четкие очертания.
Гришке стало легко и покойно. Остановился Гришка.
- Хватит для первого раза, - сказал ему лягушонок. - Ты уже больше часа стоишь. Застыть можешь. Зачарует тебя красота... Кстати, тебе немедленно домой торопиться нужно.
- Сейчас... - Гришка еще раз окинул взглядом Весеннюю землю, которая как бы раздвинулась от его взгляда, и пошел.
Хотел полететь было, но груз красоты и смятения оказался для него пока что невзлетным.
СЕЙЧАС ЖЕ УМОЙСЯ...
Деревня стояла недалеко. За мостом.
В избе дядя Федя рубашку гладил. Шлепал наслюненным пальцем по утюгу, дул на ошпаренное и брюзжал:
- Пестряков, не маши веником - подметай. Из углов захватывай.
Девочка Лиза посуду мыла.
Козел Розенкранц и щенок Шарик с букетами толкались на автобусной остановке.
Гришке дядя Федя скомандовал:
- Сейчас же умойся, причешись, чистую майку надень и все ссадины йодом смажь.
Гришка спросил с ходу:
- Товарищ Гуляев приезжает?
- Мама твоя приезжает, - ответила ему девочка Лиза. - Ух, бестолковый...
И Гришка взлетел. Свободно и просто. Легко и стремительно. Все выше и выше. И беспредельно. Уже понимал Гришка, что лишь разговоры о счастье всегда одинаковые, само же счастье бывает разным, что летать от счастья не обязательно, в некоторых случаях даже вредно, можно просто присесть в уединении и долго глядеть на свои усталые руки, можно даже заплакать.
Чтобы не теребить это слово попусту, Гришка спрятал его в самые чистые кладовые сознания. Пусть там находится до особого случая.
"И все-таки ссадины нужно йодом смазать, - решил он. - Умыться нужно, уши почистить, причесаться и новую майку надеть".

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24