OCR Busya
«Иво Андрич «Пытка. Избранная проза», серия «Библиотека славянской литературы»»: Панорама; Москва; 2000
Аннотация
В том выдающегося югославского писателя, лауреата Нобелевской премии, Иво Андрича (1892–1975) включены самые известные его повести и рассказы, созданные между 1917 и 1962 годами, в которых глубоко и полно отразились исторические судьбы югославских народов.
Иво Андрич
Жажда
Вскоре после начала австрийской оккупации в большом высокогорном селе Сокоце учредили жандармский пост. Начальник его привез с собой откуда-то издалека красивую молодую жену, блондинку с большими синими глазами, которые казались стеклянными. Хрупкая красота и европейская одежда делали ее похожей на маленькую драгоценную вещичку, которую потерял кто-то из путешественников, пробираясь по этим горным кручам на пути из одного крупного города в другой.
Жители села еще не пришли в себя от первого изумления, а женщина не успела еще как следует убрать свою спаленку со множеством подушечек, ковриков и лент, как в краю объявились гайдуки. В казарму прибыл отряд карательного корпуса, и людей стало вдвое больше. Начальник дни и ночи носился по округе, расставляя и проверяя посты. Молодая женщина жила в полной растерянности и страхе в обществе деревенских жительниц, только чтобы не быть одной. Дни ее проходили в постоянном ожидании. И сон и еда были отравлены этим ожиданием и уже не давали сил и не подкрепляли. Крестьянки заботились о ней и заставляли есть, пока, потчуя ее, не съедали и не выпивали все сами. По ночам, чтобы она уснула, подолгу рассказывали ей разные были и небылицы. Под конец, утомленные рассказами, женщины засыпали на разостланном на полу красном ковре, а она продолжала смотреть на них с кровати, страдая от тяжелого запаха кислого молока и шерсти, который исходил от их одежды. И когда после многодневного ожидания появлялся муж, то и это не приносило ей ни радости, ни утешения. Возвращался он смертельно усталый от переходов и бессонных ночей, обросший, грязный и мокрый. Сапоги, которые он не снимал по нескольку дней, набухали от воды и грязи; двое слуг еле стаскивали их, и вместе с шерстяными портянками сдиралась кожа с его отекших, стертых до крови ног. Он приезжал осунувшийся, истерзанный тревогами и заботами, с потрескавшимися губами и лицом, почерневшим от солнца, ветра и горного воздуха. Рассеянный и озабоченный неудачами, он мысленно строил планы новых операций. Во время этих кратких передышек дома жена ходила за ним, как за раненым, а дня через два-три на заре снова провожала в горы. И поэтому все ее мысли и молитвы сводились к одному – чтобы как можно скорее переловили этих несчастных гайдуков и пришел бы конец страшной жизни.
И однажды ее горячее желание осуществилось. Был пойман главный и самый коварный гайдук – Лазар Зеленович. После него, как говорили в селе и в отряде, уже нетрудно будет переловить или разогнать остальных, более мелких и менее ловких и опытных гайдуков.
Лазара поймали случайно. Солдаты натолкнулись на него, преследуя совсем другого гайдука. Два месяца тому назад, уже перейдя сюда из Герцеговины, Лазар был ранен в грудь. Об этом никто не знал. Чтобы залечить рану, он с помощью своих молодых друзей устроил под огромной колодой на берегу горного ручья нору из сучьев и ила. В этой норе он й жил; с тропы, которая шла высоко над ручьем, его не было видно, а до воды он мог достать рукой. Целыми днями промывал он свою рану на груди, в то время как жандармы искали его повсюду, рыская по кручам и взгорьям. Может быть, он и выздоровел бы, если бы нашел более удобное убежище и если бы не началась ранняя жара, из-за которой ему стало хуже. Изо всех сил защищался он от мух и комаров, но рана расширялась, и в глубине ее, куда не доходила вода, началось нагноение. Усилилась лихорадка.
Видя его в таком состоянии, один из товарищей решил принести ему немного воска и ракии для раны. Патрули заметили юношу, когда он от пастушьих хижин направлялся к потоку. В последнюю минуту, обнаружив погоню, юноша побежал вдоль ручья и бесследно исчез.
Начальник, который оставил своего коня на лужайке и бежал впереди жандармов за молодым гайдуком, вдруг по пояс провалился в какой-то нанос и ил и уперся ногами во что-то неподвижное и мягкое. Может быть, выкарабкавшись с трудом, он пошел бы дальше, так и не заметив маленькое, ловко замаскированное убежище Лазара, если б не почувствовал тяжелого запаха гноящейся раны. Вытащив ноги, он заглянул сквозь ветви и увидел внизу овчину. Поняв, что в норе скрывается живой человек, он, однако, и не подумал, что это может быть сам Лазар, полагая найти там скрывшегося юношу или кого-либо из его товарищей. Чтобы обмануть притаившегося гайдука, начальник громко отдал приказание карателям:
– Он, должно быть, пошел дальше, вниз по ручью. Бегите за ним, а я потихоньку пойду следом – покалечил ногу об эти сучья!
Одновременно он подал одной рукой знак, чтобы они молчали, а другой – чтоб шли к нему. Трое из них, приблизившись, бросились на укрытие и схватили гайдука, словно барсука, сзади. У того были ружье и длинный нож, но он не успел ни выстрелить, ни замахнуться. Руки ему связали цепью, ноги – поясом и так понесли, как колоду, по козьим тропам и круче к лужайке, где командир оставил своего коня. Еще по дороге они ощутили тяжкий смрад, а когда положили его на траву, увидели огромную рану на оголенной груди. Живан из Горажде, служивший в карательном отряде проводником и доносчиком, сразу же узнал Лазара. Они были из одного села и оба праздновали день святого Йована.
Гайдук вращал большими серыми глазами, которые посветлели от жизни на воздухе возле воды и блестели от лихорадки. Начальник велел Живану еще раз подтвердить, что перед ними действительно Лазар. Все склонились над гайдуком. Живан во второй раз спросил его:
– Это ты, Лазар?
– Вижу, ты знаешь меня лучше, чем я тебя.
– Так ведь и ты меня знаешь, Лазар!
– Да если бы я тебя никогда не знал, теперь узнал бы, кто ты и что. Узнали бы тебя все села, отсюда и до Горажде – и сербской и турецкой веры. Приведи хоть самого несмышленого ребенка – и тот скажет, как посмотрит на нас: этот, что лежит связанный и раненый, – это Лазар, а падаль, что над ним, – Живан.
Гайдук испытывал лихорадочную потребность говорить, словно этим он мог продлить свои дни, а Живану хотелось показать свою силу и защитить свою честь перед собравшимися, и кто знает, доколе продолжалась бы эта перебранка, если бы ее не пресек начальник. Но на все другие вопросы гайдук не отвечал. О товарищах и пособниках он ничего не сказал. Отговаривался болезнью и раной. Начальник посовещался с унтер-офицером, высоким личанином, после чего строго приказал не давать гайдуку ни капли воды, как бы он ни просил.
1 2 3 4