Восемь человек. Кроме полицейского и фотографа, все в праздничных костюмах. Но фотограф здесь ни при чем. Он тебе был не нужен, ты убил его просто потому, что он там оказался. А полицейского потому, что он тебя чуть не разоблачил. Но все остальные были разнаряжены и веселы. Почему ты их убил? И планировал все это, должно быть, здесь, в этой звукоизолированной клетке…
Нет, представить себе Ларстама в этой комнате ему не удалось. Валландер вошел в гостиную. Повсюду эти фарфоровые статуэтки. Собаки, петухи, барышни в юбках с кринолинами, гномы и тролли. Кукольный дом, подумал Валландер. Кукольный дом, в котором живет помешанный хозяин. Псих. К тому же псих со скверным вкусом, украшающий свою жизнь дешевыми сувенирами. Где он теперь, когда мы его спугнули?
Из кухонной двери появилась Анн-Бритт Хёглунд. Валландер сразу понял, что она что-то обнаружила.
– Тебе лучше глянуть самому, – сказала она.
Валландер последовал за ней в кухню. Один из кухонных ящиков был вынут из шкафа и стоял на столе. Там лежали какие-то бумаги. Часть их уже выложили на стол. Счета, брошюры. На самом верху – листок в клеточку из блокнота с карандашной записью. Если это писал Ларстам, то почерк у него был ясный и четкий. Валландер надел очки. Там было всего восемь слов, напоминающих какой-то жутковатый стих. Номер девять. Среда двадцать первого. Счастье приходит, и счастье уходит. Валландер сразу понял, что это значило. И Анн-Бритт, без сомнения, тоже.
– Он уже убил восьмерых, – сказал Валландер. – А здесь он пишет о девятом.
– Сегодня двадцать первое, и сегодня среда, – сказала Анн-Бритт.
– Мы должны немедленно его взять, – почти простонал Валландер. – Не дай бог, он успеет раньше.
– А что это значит? – спросила Анн-Бритт. – «Счастье приходит, и счастье уходит»?
– Это значит, что он не выносит счастливых людей.
Он пересказал ей слова Альбинссона.
– Интересно, где теперь можно найти счастливого человека?
– Просто так не найдешь. Надо искать.
У него опять заболел живот.
– Мне одно странно, – сказал он. – Он пишет – «номер девять». То есть кто-то один. Раньше он всегда нападал на группы. Если не считать, разумеется, Сведберга.
– Сведберг стоит особняком. Ты прав – он меняет рисунок. Это может быть очень важно.
Было уже без двадцати пяти пять. Валландер выглянул в окно. Рассвет еще не занимался. Где-то там, в темноте, таится Оке Ларстам. Валландер чувствовал, что близок к панике. Мы его не возьмем, с отчаянием подумал он. Мы не успеем. Он убьет еще кого-нибудь.
Он уже выбрал жертву. И мы ничего не знаем. Мы даже не знаем, куда ткнуться. Мы не знаем ровным счетом ничего.
Он повернулся к Анн-Бритт и посмотрел на нее долгим умоляющим взглядом.
Потом надел резиновые перчатки и занялся содержимым ящика.
33
Море.
Море ему представлялось как последнее и абсолютно надежное убежище – отплыть от берега и медленно погрузиться в бесконечную глубину, где царят вечная тьма и вечное молчание.
Это будет его последнее убежище.
Он взял одну из своих машин и поехал к морю на запад от Истада. Этой августовской ночью берег в Моссбю был совершенно пустынным. Несколько машин проехало по шоссе в сторону Треллеборга. И все. Он поставил машину подальше от дороги, чтобы ее не достигал свет фар, и убедился, что на крайний случай у него есть пути отступления.
Он погасил фары. Темень была непроглядной. Он опустил окно и глубоко вдохнул – пахло морем. Ветер стих было, поэтому плеск волн был почти не слышен. Он медленно и методично анализировал происшедшее. Лишь одно беспокоило его. Обычно он наглухо закрывал дверь в свою изолированную спальню. И почему-то именно в этот вечер, ложась спать, оставил ее приоткрытой. Он попытался убедить себя, что его способность ускользать достигла уже сверхъестественной силы. А может быть, ему просто-напросто повезло.
Если бы звукоизолирующая дверь была закрыта, он бы никогда не услышал, как они вскрывают квартиру – стояла глубокая ночь. Он проснулся, словно от толчка, сразу сообразил, что происходит, и ушел через заднюю дверь. Закрыл он ее или нет? Он не помнил. Он успел схватить только пистолет и кое-какую одежду. Он прекрасно понимал, что дверь вскрывает не взломщик, а полиция.
И он уехал из Истада. Несмотря на охватившее его возбуждение, он заставил себя ехать медленно. Он не имел права подвергать себя риску попасть в аварию.
Было четыре часа утра. До рассвета еще далеко. Он думал, и думал, и думал… Совершил ли он какую-то ошибку? Как будто бы нет. Значит, менять план не следует.
Все шло, как он и задумал. Во время похорон он вскрыл дверь в квартире на Мариагатан, где жил этот полицейский. Осмотрел квартиру, убедился, что тот живет один. Все оказалось намного легче, чем он предполагал. Он нашел запасной ключ в одном из кухонных ящиков. Это значило, что ему даже не придется пользоваться отмычкой, когда он сюда вернется. Он прилег на постель, но тут же встал – она была слишком мягкой. У него появилось чувство, что он тонет.
Потом он пошел домой. Принял душ, поел и лег в своей тихой комнате. Ближе к вечеру он занялся тем, чем давно собирался заняться – тщательно отполировал все свои фарфоровые статуэтки. Это заняло больше времени, чем он предполагал. Закончив, он опять поел и лег. Когда эти вскрыли дверь, он уже несколько часов как спал.
Он вышел из машины. Было темно, тепло и тихо. Он и припомнить не мог – был ли когда-нибудь такой август? Разве что когда-то, когда он был ребенком… Он спустился к воде. Представил себе полицию в своей квартире, как они копаются в его ящиках, пачкают пол своими грязными сапогами, трогают его статуэтки, и пришел в ярость. На секунду у него возникло желание вернуться, взбежать по лестнице и перестрелять всех до единого, но он овладел собой. Он прекрасно знал, что они не найдут ничего, что бы помогло им его выследить. Ни бумаг, ни фотографий. Ничего. И они ничего не знали об абонентской ячейке в банке, открытой им на чужое имя. Там лежали все документы с фотографиями, бумаги на машины, банковские книжки – все, что могло пролить свет на его личность.
Они, конечно, будут возиться там несколько часов. Но раньше или позже он вернется в свою квартиру, очень уставший после бессонной ночи.
Он будет его ждать.
Он вернулся к машине. Самое главное сейчас – выспаться самому. Он мог бы поспать в машине, но у него не было уверенности, что машину никто не увидит, несмотря на то, что он искусно ее замаскировал. К тому же спать, скорчившись на заднем сиденье, – это не сон. Это было бы недостойно его. Он хотел вытянуться в постели. Предварительно, разумеется, он уберет матрац – он не может спать на мягком.
Он прикинул – может, снять номер в гостинице? Но там надо назвать имя, а этого он не хотел. Он не хотел называть даже вымышленное имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Нет, представить себе Ларстама в этой комнате ему не удалось. Валландер вошел в гостиную. Повсюду эти фарфоровые статуэтки. Собаки, петухи, барышни в юбках с кринолинами, гномы и тролли. Кукольный дом, подумал Валландер. Кукольный дом, в котором живет помешанный хозяин. Псих. К тому же псих со скверным вкусом, украшающий свою жизнь дешевыми сувенирами. Где он теперь, когда мы его спугнули?
Из кухонной двери появилась Анн-Бритт Хёглунд. Валландер сразу понял, что она что-то обнаружила.
– Тебе лучше глянуть самому, – сказала она.
Валландер последовал за ней в кухню. Один из кухонных ящиков был вынут из шкафа и стоял на столе. Там лежали какие-то бумаги. Часть их уже выложили на стол. Счета, брошюры. На самом верху – листок в клеточку из блокнота с карандашной записью. Если это писал Ларстам, то почерк у него был ясный и четкий. Валландер надел очки. Там было всего восемь слов, напоминающих какой-то жутковатый стих. Номер девять. Среда двадцать первого. Счастье приходит, и счастье уходит. Валландер сразу понял, что это значило. И Анн-Бритт, без сомнения, тоже.
– Он уже убил восьмерых, – сказал Валландер. – А здесь он пишет о девятом.
– Сегодня двадцать первое, и сегодня среда, – сказала Анн-Бритт.
– Мы должны немедленно его взять, – почти простонал Валландер. – Не дай бог, он успеет раньше.
– А что это значит? – спросила Анн-Бритт. – «Счастье приходит, и счастье уходит»?
– Это значит, что он не выносит счастливых людей.
Он пересказал ей слова Альбинссона.
– Интересно, где теперь можно найти счастливого человека?
– Просто так не найдешь. Надо искать.
У него опять заболел живот.
– Мне одно странно, – сказал он. – Он пишет – «номер девять». То есть кто-то один. Раньше он всегда нападал на группы. Если не считать, разумеется, Сведберга.
– Сведберг стоит особняком. Ты прав – он меняет рисунок. Это может быть очень важно.
Было уже без двадцати пяти пять. Валландер выглянул в окно. Рассвет еще не занимался. Где-то там, в темноте, таится Оке Ларстам. Валландер чувствовал, что близок к панике. Мы его не возьмем, с отчаянием подумал он. Мы не успеем. Он убьет еще кого-нибудь.
Он уже выбрал жертву. И мы ничего не знаем. Мы даже не знаем, куда ткнуться. Мы не знаем ровным счетом ничего.
Он повернулся к Анн-Бритт и посмотрел на нее долгим умоляющим взглядом.
Потом надел резиновые перчатки и занялся содержимым ящика.
33
Море.
Море ему представлялось как последнее и абсолютно надежное убежище – отплыть от берега и медленно погрузиться в бесконечную глубину, где царят вечная тьма и вечное молчание.
Это будет его последнее убежище.
Он взял одну из своих машин и поехал к морю на запад от Истада. Этой августовской ночью берег в Моссбю был совершенно пустынным. Несколько машин проехало по шоссе в сторону Треллеборга. И все. Он поставил машину подальше от дороги, чтобы ее не достигал свет фар, и убедился, что на крайний случай у него есть пути отступления.
Он погасил фары. Темень была непроглядной. Он опустил окно и глубоко вдохнул – пахло морем. Ветер стих было, поэтому плеск волн был почти не слышен. Он медленно и методично анализировал происшедшее. Лишь одно беспокоило его. Обычно он наглухо закрывал дверь в свою изолированную спальню. И почему-то именно в этот вечер, ложась спать, оставил ее приоткрытой. Он попытался убедить себя, что его способность ускользать достигла уже сверхъестественной силы. А может быть, ему просто-напросто повезло.
Если бы звукоизолирующая дверь была закрыта, он бы никогда не услышал, как они вскрывают квартиру – стояла глубокая ночь. Он проснулся, словно от толчка, сразу сообразил, что происходит, и ушел через заднюю дверь. Закрыл он ее или нет? Он не помнил. Он успел схватить только пистолет и кое-какую одежду. Он прекрасно понимал, что дверь вскрывает не взломщик, а полиция.
И он уехал из Истада. Несмотря на охватившее его возбуждение, он заставил себя ехать медленно. Он не имел права подвергать себя риску попасть в аварию.
Было четыре часа утра. До рассвета еще далеко. Он думал, и думал, и думал… Совершил ли он какую-то ошибку? Как будто бы нет. Значит, менять план не следует.
Все шло, как он и задумал. Во время похорон он вскрыл дверь в квартире на Мариагатан, где жил этот полицейский. Осмотрел квартиру, убедился, что тот живет один. Все оказалось намного легче, чем он предполагал. Он нашел запасной ключ в одном из кухонных ящиков. Это значило, что ему даже не придется пользоваться отмычкой, когда он сюда вернется. Он прилег на постель, но тут же встал – она была слишком мягкой. У него появилось чувство, что он тонет.
Потом он пошел домой. Принял душ, поел и лег в своей тихой комнате. Ближе к вечеру он занялся тем, чем давно собирался заняться – тщательно отполировал все свои фарфоровые статуэтки. Это заняло больше времени, чем он предполагал. Закончив, он опять поел и лег. Когда эти вскрыли дверь, он уже несколько часов как спал.
Он вышел из машины. Было темно, тепло и тихо. Он и припомнить не мог – был ли когда-нибудь такой август? Разве что когда-то, когда он был ребенком… Он спустился к воде. Представил себе полицию в своей квартире, как они копаются в его ящиках, пачкают пол своими грязными сапогами, трогают его статуэтки, и пришел в ярость. На секунду у него возникло желание вернуться, взбежать по лестнице и перестрелять всех до единого, но он овладел собой. Он прекрасно знал, что они не найдут ничего, что бы помогло им его выследить. Ни бумаг, ни фотографий. Ничего. И они ничего не знали об абонентской ячейке в банке, открытой им на чужое имя. Там лежали все документы с фотографиями, бумаги на машины, банковские книжки – все, что могло пролить свет на его личность.
Они, конечно, будут возиться там несколько часов. Но раньше или позже он вернется в свою квартиру, очень уставший после бессонной ночи.
Он будет его ждать.
Он вернулся к машине. Самое главное сейчас – выспаться самому. Он мог бы поспать в машине, но у него не было уверенности, что машину никто не увидит, несмотря на то, что он искусно ее замаскировал. К тому же спать, скорчившись на заднем сиденье, – это не сон. Это было бы недостойно его. Он хотел вытянуться в постели. Предварительно, разумеется, он уберет матрац – он не может спать на мягком.
Он прикинул – может, снять номер в гостинице? Но там надо назвать имя, а этого он не хотел. Он не хотел называть даже вымышленное имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138