Их было трое. То есть в биоускорителе спали еще десятки маленьких
беспомощных мутантов, от одного вида которых любой высокоученый зоолог
впал бы в истерику. Но э т и х было трое. Сердце у меня так и подпрыг-
нуло.
Я услышал быстрый топоток - по зверинцу бежала дочка, в руке у нее
бренчали ролики. Я закрыл ускоритель и пошел к двери. Дочь изо всех си-
ленок дергала и вертела ручку, пытаясь нащупать секрет замка.
Я отпер, чуть приотворил дверь и выскользнул наружу. Как моя девчонка
ни изворачивалась и ни косилась, ей не удалось заглянуть в лабораторию.
Надо запастись терпением, подумал я.
- Что, не можешь приладить ролики?
- Пап, я старалась, старалась, никак не привинчу.
- Ладно, девица. Садись на стул.
Я нагнулся и надел ей ролик. Он сидел на ботинке как влитой, Я затя-
нул ремешки и сделал вид, будто прикручиваю винт.
Наконец-то планерята. Трое, Я всегда был уверен, что все-таки их по-
лучу, уже лет десять я зову их этим именем. Нет, даже двенадцать. Я пог-
лядел в угол зверинца, где старик Нижинский просунул сквозь прутья клет-
ки седеющую голову. Я назвал их планерятами с того дня, как удлиненные
руки Нижинского и кожистые складки на лапах его родича подали мне мысль
вывести летающего мутанта.
Заметив, что я на него смотрю, Нижинский принялся отплясывать что-то
вроде тарантеллы. Он кружил по клетке, мизинцы у него на руках - вчетве-
ро длиннее остальных пальцев - разогнулись, и я невольно улыбнулся вос-
поминанию, даже сердце защемило.
Потом я стал прилаживать дочке ролик на другую ногу,
- Пап!
- Да?
- Мама говорит, ты чудак. Ты правда чудак?
- Вот я ее спрошу.
- А разве ты сам не знаешь?
- А ты понимаешь, что такое чудак?
- Не...
Я поднял ее и поставил на ноги.
- Скажи маме, что мы с ней квиты. Скажи - она красавица. Дочка неук-
люже покатилась между рядами клеток, и все мутанты, покрытые коричневой
и голубой шерстью, то чересчур густой, то чересчур редкой, непомерно
длиннорукие и смехотворно короткопалые, повернули свои обезьянья, со-
бачьи, кроличьи мордочки и уставились на нее. На пороге она оглянулась,
чуть не шлепнулась и помахала мне на прощанье.
Я вернулся в лабораторию, достал из биоускорителя моих первых плане-
рят и вытащил уже не нужные иголки для внутривенного вливания. Перенес
их, маленьких, беспомощных, на матрас - двух самочек и самца. В ускори-
теле они меньше чем за месяц стели почти взрослыми. Пройдет еще нес-
колько часов, пока они зашевелятся, начнут учиться есть, играть и, может
быть, летать.
Но уже и сейчас ясно, что опыт наконец-то удался и мутанты жизнеспо-
собны. Получилось нечто необычное, но полное смысла и гармонии. Не ка-
кие-нибудь чудовища, уродливый плод сильного облучения. Нет, это были
очаровательные существа без малейшего изъяна.
К двери подошла моя жеча.
- Завтракать, милый.
Она тоже попыталась открыть, но осторожнее - словно бы нечаянно взя-
лась за ручку,
- Иду.
Она тоже попыталась заглянуть внутрь, как пыталась уже пятнадцать
лет, но я выскользнул в щелку, загородив собою лабораторию,
- Идем, старый отшельник. Завтрак на террасе.
- Наша дочь говорят, что я чудак. Как это она догадалась, черт
возьми?
- Слышала от меня, разумеется.
- Но ты меня все равно любишь?
- Обожаю!
Стол накрытый на террасе, выглядел восхитительно. Горничная как раз
принесла горячие сосиски. Я легонько ущипнул ее.
- Привет, малютка!
Жена растерянно улыбнулась и посмотрела на меня круглыми глазами.
- Что на тебя нашло?
Горничная убежала в дом.
Я ухватил сосиску, шлепнул на тарелку ломтик лука, полил сосиску соу-
сом и прикрыл луком. Откупорил бутылку пива и стал жадно пить прямо из
горлышка, потом перевел дух, поглядел на дубовую рощу и мягко круглящие-
ся холмы нашего ранчо и вдаль, где мерцал под солнцем Тихий океан. Все
это, подумал я, и трое планерят в придачу.
По одну сторону террасы загремели ролики, по другую - конский галоп.
Сын круто осадил пони - мой подарок ко дню рождения (ему только что
исполнилось четырнадцать). Жена придвинула мне салат, я жевал и смотрел,
как сын расседлал лошадку, хлопнул ее по крупу и она побежала на луг.
"Вот бы он вскинулся, если бы узнал, что у меня там, в лаборатории, -
подумал я, - Все они с ума бы сошли..."
- Слушай, что с тобой творится? - спросила жена. - С той минуты, как
ты вышел из лаборатории, ты не перестаешь ухмыляться, будто разыгравший-
ся орангутанг.
- Я нашел новую забаву.
Она потянулась и схватила меня за ухо. Прищурилась, с напускной суро-
востью поджала губы.
- Это шутка, - сказал я. - Хочу сыграть отличную шутку с целым све-
том. Когда-то со мной уже было что-то похожее, но...
- А именно?
- Ну, мы тогда жили в Оклахоме, отец нашел там нефть и разбогател.
Городишко был маленький, я бродил по полю и наткнулся на кучу плоских
камней, а под каждым камнем свернулся ужонок. Я набрал их полное ведро,
принес в город и высыпал на тротуар перед кинотеатром, там как раз кон-
чался утренний сеанс. Главное, никто меня не видал. И никто не мог по-
нять, откуда взялось столько змей. Вот тут я и испробовал, до чего это
здорово: всех поразил, а сам стоишь и любуешься, как ни в чем не бывало.
Жена отпустила мое ухо.
- Значит вот как ты намерен забавляться?
- Ага... Прости, родная, я доем и побегу. У меня в лаборатории спеш-
ное дело.
По совести говоря, в лаборатории меня ждало такое, на что я и не
рассчитывал. Я собирался только вывести летучее млекопитающее, которое
скользило и планировало бы в воздухе немного лучше, чем сумчатая австра-
лийская летяга. Даже среди ранних моих мутантов в последние годы появи-
лись такие, которые очень далеко ушли от обыкновенных крыс (с крыс я на-
чал) и определенно напоминали обезьян. А эти первые планерята порази-
тельно походили на людей.
Притом они гораздо быстрее, чем их предшественники, выходили из спяч-
ки, во время которой в биоускорителе совершилось их стремительное созре-
вание, и уже пробуждались к активной жизнедеятельности. Когда я вошел в
лабораторию, они ворочались на матрасе, а самец даже пытался встать.
Он был немного крупней самочек - рост двадцать восемь дюймов. Все
трое покрыты мягким золотистым пушком. Но лицо, грудь и живот - чистые,
вместо шерстки гладкая розовая кожа. На головах у всех троих, а у самца
и на плечах шерсть гуще и длиннее - гривкой, мягкая, точно шиншилла. Ли-
ца совсем человеческие, очень трогательные, только глаза огромные, круг-
лые - ночные глаза. Соотношение головы и туловища то же, что и у челове-
ка.
Самец развел руки во всю ширь-размах оказался сорок восемь дюймов.
1 2 3 4 5 6 7