Идёт по месту, где на каждом шагу поджидает опасность и даже под ноги себе не удосужиться посмотреть. Всё где-то летает, мать его за ногу, никогда при детях не выражаясь.
Бык поднял голову и с холодным интересом уставился на Тихомира. Глаза – интересный орган, даже у плазмоидов. Ни с чем не сравнишь, но эмоции всё равно передаются. Может и не зрительно. Действительно, через них выходит какое-то излучение, осязаемое уже мозгом, или чем-то ещё более тонким. Вот почему люди часто чувствуют чей-то взгляд на своей спине. Вперил ему кто-то в спину луч неизвестной энергии, и какие-то загадочные рецепторы его с лёгкостью улавливают. А вот передать этот сигнал в сознание этим рецепторам намного сложнее. Там властвуют другие, намного более мощные, которым человек привык доверять. Те же зрение, слух и обоняние. Но иногда сигнал всё-таки доходит и человек чувствует чужой взгляд. Интересно, но с рождения, наверное, все рецепторы развиты одинаково. Только в процессе обучения в обществе, где принято доверять общеизвестным рецепторам, человек блокирует, и учиться не доверять таким чувствам. Но подсознательно что-то доходит. Интересно, а любовь? Может в человеке есть передатчик и такой энергии, и рецептор, способный её воспринимать. Хорошо, а если одного человека любят сразу несколько, а он никого из них? Выходит тот один испускает излучение во все стороны, а сразу несколько людей могут её поймать. А от любви до ненависти один шаг. Наверноё, как селёдку обожал, переел, а потом страдаешь поносом и её ненавидишь. Рецепторы перегорели от избытка излучения и им надо восстановиться. А могут не восстановиться, а видоизмениться. Для самозащиты психики, и после несчастной любви будут передавать в мозг от этого излучения уже не тёплые эмоции, а чувство ненависти. Ведь один раз от такого излучения рецепторы уже сгорели. Зачем ещё? А материнская любовь? Там, наверное, всё устроено совершенно по-другому.
– Тихомир, – взбесилась Синистра, – Да что с тобой такое? Стоишь как пень. Мы не у тебя дома. Здесь нельзя расслабляться.
Тихомир взглянул на быка. Из его глаз сочился ужас, ласты усиленно скребли землю, а горло издавало жалобные стоны. К его телу прилипли нити, свисавшие с потолка, и медленно тянули его вверх. Тихомир, повинуясь внезапному сочувствию, расправил крылья, подлетел на несколько метров вверх и несколькими взмахами меча перерубил все нити, державшие быка. Испуганное животное зашелестело ластами и скрылось за валунами.
– Ну и зачем это было делать? – возмутилась Синистра, – ты подвергал опасности нас обоих. И ради чего? Что б оставить без пищи хищника, который, возможно, после этого умрёт от голода, или что б спасти какое-то животное?
– Откуда я знаю? Человек хоть и всеядное существо, но в первобытные времена всегда страдал от хищников. Возможно, это древний инстинкт – протянуть руку помощи страдающему от хищника.
– Смотри, доведут нас эти твои древние инстинкты. Не хватало ещё, что б железнодорожники на шум сбежались. Тогда точно несдобровать.
– Камень, – подал голос Люмбрик.
Тихомир дал Люмбрику камень, и они двинулись дальше. Нити, свисавшие с потолка, обходили стороной. Несколько раз подходили довольно близко к выходам магмы, но уже в двадцати метрах от этих огненных образований становилось так невыносимо жарко, что о дальнейшем к ним приближении не было и речи. А так на протяжении суток пути ландшафт не менялся. Всё та же каменная пустыня с валунами, поросшими белой плесенью, лениво бродящими быками и свисающими с потолка нитями. Один раз, издалека, они видели десяток железнодорожников, но те не обратили на Тихомира никакого внимания, толи не заметили, толи находился он слишком далеко от железной дороги.
Очень удивительно во время всего этого путешествия вёл себя Люмбрик. Всю дорогу он грыз камешки. Время от времени, в местах, где камней было особенно много, Тихомир останавливался, Люмбрик спрыгивал с руки и выкатывал ему под ноги интересующие его камешки. Тихомир их складывал в карман и периодически скармливал зверю. Удивительным было то, что Люмбрик абсолютно не набирал вес, хоть уже и съел камней не меньше двух сотен килограмм. При этом он ещё и не гадил, либо делал это так искусно, что Тихомир этого попросту не замечал. Отношение к камням тоже поражало. Один раз он проходил около какой-то россыпи синих минералов. Люмбрик на руке аж затрясся от вожделения и, пока Тихомир не набил камнями все карманы, не хотел отпускать того идти дальше.
Со временем Тихомир заметил, что свисающих с потолка нитей становилось всё меньше и меньше. Потом они исчезли вовсе. Причину он выяснил, когда поднял голову вверх. Потолок находился метрах в пятистах. Либо он поднимался постепенно, либо одним крутым уступом, Тихомир этого не заметил. Ещё через пару часов ходьбы его «бинокль» выхватил далеко впереди отвесную скалу, а потолок успел подняться на пару километров. Поводив взглядом по сторонам, Тихомир отметил, что дорога уходит чёрным тоннелем в эту скалу. Почему-то он подумал, что выход должен быть, и начал сосредоточенно изучать линию, где потолок сливается со скалой. После десятка минут изучения этой поверхности он всё-таки увидел отверстие почти под самым потолком.
– Синистра, – позвал он программу, – по-моему, нам туда.
– Полетели, – хладнокровно ответила она.
Тихомир раскрыл крылья и начал медленно подниматься вверх. За столько времени он относительно привык к жуткой жаре, которая его окружала, но когда они поднялись вверх метров на пятьсот взмолился.
– Синистра, сделай защиту.
Ещё через несколько сот метров, когда они не пролетели и половину пути, заговорила Синистра.
– Не долетим мы. Уже сейчас моя защита не выдерживает такой большой температуры.
Они стремительно полетели вниз. Только около земли Синистра затормозила и мягко опустила его на землю.
– Я думал о такой ситуации, – расстроено сказал Тихомир, – когда мы ехали в дизеле, температура тоже начала повышаться. Дошла до высшей точки, и потом начала опускаться. Но мы были в дизеле. Он мчался Бог знает с какой скоростью. Скорее всего, из-за того, что мы проскочили наивысшую точку на высокой скорости, воздух между вагонами не успел накалиться до температуры окружающей среды.
– Ты хочешь сказать, что обратная дорога отсюда возможна только на дизеле?
– Не знаю, возможно, есть какой-то температурный пояс. Следуя сведениям учёных из нашего мира, везде, где бы они ни бурили глубинные скважины, температура к глубине очень сильно повышалась. Если строение наших миров схоже, то они просто не добурились до той глубины, где температура начала бы понижаться.
– Значит, вероятнее всего, температурный пояс охватывает всю планету. Так что, только на дизеле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Бык поднял голову и с холодным интересом уставился на Тихомира. Глаза – интересный орган, даже у плазмоидов. Ни с чем не сравнишь, но эмоции всё равно передаются. Может и не зрительно. Действительно, через них выходит какое-то излучение, осязаемое уже мозгом, или чем-то ещё более тонким. Вот почему люди часто чувствуют чей-то взгляд на своей спине. Вперил ему кто-то в спину луч неизвестной энергии, и какие-то загадочные рецепторы его с лёгкостью улавливают. А вот передать этот сигнал в сознание этим рецепторам намного сложнее. Там властвуют другие, намного более мощные, которым человек привык доверять. Те же зрение, слух и обоняние. Но иногда сигнал всё-таки доходит и человек чувствует чужой взгляд. Интересно, но с рождения, наверное, все рецепторы развиты одинаково. Только в процессе обучения в обществе, где принято доверять общеизвестным рецепторам, человек блокирует, и учиться не доверять таким чувствам. Но подсознательно что-то доходит. Интересно, а любовь? Может в человеке есть передатчик и такой энергии, и рецептор, способный её воспринимать. Хорошо, а если одного человека любят сразу несколько, а он никого из них? Выходит тот один испускает излучение во все стороны, а сразу несколько людей могут её поймать. А от любви до ненависти один шаг. Наверноё, как селёдку обожал, переел, а потом страдаешь поносом и её ненавидишь. Рецепторы перегорели от избытка излучения и им надо восстановиться. А могут не восстановиться, а видоизмениться. Для самозащиты психики, и после несчастной любви будут передавать в мозг от этого излучения уже не тёплые эмоции, а чувство ненависти. Ведь один раз от такого излучения рецепторы уже сгорели. Зачем ещё? А материнская любовь? Там, наверное, всё устроено совершенно по-другому.
– Тихомир, – взбесилась Синистра, – Да что с тобой такое? Стоишь как пень. Мы не у тебя дома. Здесь нельзя расслабляться.
Тихомир взглянул на быка. Из его глаз сочился ужас, ласты усиленно скребли землю, а горло издавало жалобные стоны. К его телу прилипли нити, свисавшие с потолка, и медленно тянули его вверх. Тихомир, повинуясь внезапному сочувствию, расправил крылья, подлетел на несколько метров вверх и несколькими взмахами меча перерубил все нити, державшие быка. Испуганное животное зашелестело ластами и скрылось за валунами.
– Ну и зачем это было делать? – возмутилась Синистра, – ты подвергал опасности нас обоих. И ради чего? Что б оставить без пищи хищника, который, возможно, после этого умрёт от голода, или что б спасти какое-то животное?
– Откуда я знаю? Человек хоть и всеядное существо, но в первобытные времена всегда страдал от хищников. Возможно, это древний инстинкт – протянуть руку помощи страдающему от хищника.
– Смотри, доведут нас эти твои древние инстинкты. Не хватало ещё, что б железнодорожники на шум сбежались. Тогда точно несдобровать.
– Камень, – подал голос Люмбрик.
Тихомир дал Люмбрику камень, и они двинулись дальше. Нити, свисавшие с потолка, обходили стороной. Несколько раз подходили довольно близко к выходам магмы, но уже в двадцати метрах от этих огненных образований становилось так невыносимо жарко, что о дальнейшем к ним приближении не было и речи. А так на протяжении суток пути ландшафт не менялся. Всё та же каменная пустыня с валунами, поросшими белой плесенью, лениво бродящими быками и свисающими с потолка нитями. Один раз, издалека, они видели десяток железнодорожников, но те не обратили на Тихомира никакого внимания, толи не заметили, толи находился он слишком далеко от железной дороги.
Очень удивительно во время всего этого путешествия вёл себя Люмбрик. Всю дорогу он грыз камешки. Время от времени, в местах, где камней было особенно много, Тихомир останавливался, Люмбрик спрыгивал с руки и выкатывал ему под ноги интересующие его камешки. Тихомир их складывал в карман и периодически скармливал зверю. Удивительным было то, что Люмбрик абсолютно не набирал вес, хоть уже и съел камней не меньше двух сотен килограмм. При этом он ещё и не гадил, либо делал это так искусно, что Тихомир этого попросту не замечал. Отношение к камням тоже поражало. Один раз он проходил около какой-то россыпи синих минералов. Люмбрик на руке аж затрясся от вожделения и, пока Тихомир не набил камнями все карманы, не хотел отпускать того идти дальше.
Со временем Тихомир заметил, что свисающих с потолка нитей становилось всё меньше и меньше. Потом они исчезли вовсе. Причину он выяснил, когда поднял голову вверх. Потолок находился метрах в пятистах. Либо он поднимался постепенно, либо одним крутым уступом, Тихомир этого не заметил. Ещё через пару часов ходьбы его «бинокль» выхватил далеко впереди отвесную скалу, а потолок успел подняться на пару километров. Поводив взглядом по сторонам, Тихомир отметил, что дорога уходит чёрным тоннелем в эту скалу. Почему-то он подумал, что выход должен быть, и начал сосредоточенно изучать линию, где потолок сливается со скалой. После десятка минут изучения этой поверхности он всё-таки увидел отверстие почти под самым потолком.
– Синистра, – позвал он программу, – по-моему, нам туда.
– Полетели, – хладнокровно ответила она.
Тихомир раскрыл крылья и начал медленно подниматься вверх. За столько времени он относительно привык к жуткой жаре, которая его окружала, но когда они поднялись вверх метров на пятьсот взмолился.
– Синистра, сделай защиту.
Ещё через несколько сот метров, когда они не пролетели и половину пути, заговорила Синистра.
– Не долетим мы. Уже сейчас моя защита не выдерживает такой большой температуры.
Они стремительно полетели вниз. Только около земли Синистра затормозила и мягко опустила его на землю.
– Я думал о такой ситуации, – расстроено сказал Тихомир, – когда мы ехали в дизеле, температура тоже начала повышаться. Дошла до высшей точки, и потом начала опускаться. Но мы были в дизеле. Он мчался Бог знает с какой скоростью. Скорее всего, из-за того, что мы проскочили наивысшую точку на высокой скорости, воздух между вагонами не успел накалиться до температуры окружающей среды.
– Ты хочешь сказать, что обратная дорога отсюда возможна только на дизеле?
– Не знаю, возможно, есть какой-то температурный пояс. Следуя сведениям учёных из нашего мира, везде, где бы они ни бурили глубинные скважины, температура к глубине очень сильно повышалась. Если строение наших миров схоже, то они просто не добурились до той глубины, где температура начала бы понижаться.
– Значит, вероятнее всего, температурный пояс охватывает всю планету. Так что, только на дизеле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88