— предположила она.
Она сказала это так спокойно. Джош утвердительно кивнул головой.
— Возможно.
Он все еще не отводил от нее глаз. Потом подошел к звонку на стене.
— Мне кажется, нам стоит выпить кофе, прежде чем мы… займемся чем-нибудь еще, — сказал он, позвонив в колокольчик.
Как он искусно избежал открытых намеков! Ему, видимо, тоже не хотелось портить возникшее между ними согласие. Но тем не менее Сэлли вдруг стало как-то не по себе. «Чем-нибудь еще» означало визит в лавку сувениров — ей все-таки удалось уговорить его сходить туда. Она напомнила себе, что у нее нет причин волноваться. Теперь ей осталось совсем немного — доказать, что она действительно невиновна.
Через секунду появился слуга средних лет. Он шагал совершенно бесшумно.
— Вы звонили, сэр?
Когда он обратился к Джошу, Сэлли едва удержалась от улыбки. Этот человек, дворецкий Джоша, являл собой классический тип дворецкого! Более характерного дворецкого просто не существовало на белом свете!
— Пожалуйста, Роберт, принеси нам кофе. — Джош быстро взглянул на Сэлли. — Но, может быть, ты предпочитаешь чай?
— Нет, я с удовольствием выпью кофе. Сэлли подошла к обитому золотой парчой креслу у окна и села в него. Но сразу же пожалела об этом. Оно было таким мягким и глубоким, что она просто утонула в нем.
Сэлли выпрямилась, когда Роберт ушел, а Джош снял пиджак и небрежно бросил его на спинку дивана.
— Так где же находится эта лавка? — спросила она, пытаясь вылезти на поверхность из моря мягких подушек. — Она недалеко отсюда? Нам придется ехать или идти?
На секунду у него опасно потемнели глаза и в них вспыхнул мрачный огонек. Сэлли пожалела, что начала сейчас этот разговор. Ей было так приятно, что они разговаривали по-дружески. Но он уже вполне овладел собой и, опять улыбаясь, ответил:
— Если идти пешком, то десять минут, если ехать на машине, то двадцать. В Лондоне постоянные пробки.
Сэлли в ответ улыбнулась ему, ей понравилось, что он пытается развлечь ее. Так что пока между ними все было в порядке. Она попыталась поудобнее сесть в предательское кресло и с интересом оглядела комнату.
— У тебя здесь собраны такие любопытные картины! — сказала она Джошу. Как только она вошла в комнату, сразу же обратила внимание на это. — Ты получил их от своих родителей?
Джош уселся в кресло напротив Сэлли. Но он отнюдь не утонул в нем, напротив, золотая парча кресла выгодно подчеркивала его смуглую, благородную красоту.
Он ответил ей ровным голосом:
— Я ничего не унаследовал от своих родителей. Ничего, кроме долгов!
Сэлли все вспомнила и покраснела до корней волос. Она не знала деталей — они ее совершенно не касались, — но она вспомнила, как ее мать рассказывала, что, когда умерли родители Джоша — они погибли во время лодочных гонок, — они оставили ему огромные долги. Несмотря на то что они вели жизнь богатых бездельников, они были по уши в долгах!
— Извини, ради Бога. — Сэлли сочувственно посмотрела на него. — Это не мое дело, я задала вопрос, не подумав!
Но, казалось, Джоша это совсем не беспокоит. Он пожал плечами, расстегнул запонки и закатал рукава.
— Не имеет значения. Меня это не волнует! Это случилось довольно давно, я уже оправился от шока, — добавил он с кривой усмешкой.
Но в его нарочито-небрежной усмешке Сэлли отметила нюанс горечи. У нее защемило сердце. Этот оттенок горького сожаления она часто отмечала у него, когда он упоминал о своих родителях. И так было почти всегда. Даже когда он был еще мальчиком. Растроганная Сэлли в свою очередь улыбнулась ему, хотя в воздухе чувствовалась какая-то неловкость.
— Да, конечно, — почти робко заметила Сэлли.
— Кроме того, в отличие от тебя я почти не знал своих родителей. Я, конечно, любил их, но всю жизнь они были для меня таинственными незнакомцами. Они всегда куда-то уезжали. Я очень редко видел их.
Говоря это, Джош взял фотографию в серебряной рамке, стоявшую на маленьком столике. Но фотография была повернута обратной стороной к Сэлли. Видимо, это фото его родителей, решила Сэлли. Джош мельком посмотрел на фото и снова поставил его на место.
Он улыбался.
— Нет, тетушка Мими — вот моя настоящая семья. Она всегда была большей матерью для меня, чем настоящая мать.
Он нахмурился, и Сэлли догадалась, о чем он подумал. Он вспомнил, как она дважды предала женщину, которую он так сильно любит. В первый раз, когда она пыталась украсть ее ожерелье, а второй — из-за магазинчика в деревне. Тетушка Мими отдала его ей в аренду только из-за своей доброты, а Сэлли использовала его как ширму для своих преступлений.
Но она была невиновна ни в одном из этих преступлений!
Сэлли открыла было рот, чтобы все объяснить ему. Ей было очень важно, чтобы он знал правду. И не только в отношении махинаций с керамикой — он все равно скоро все узнает, — но главное, правду об ожерелье. Но прежде чем она смогла что-то сказать, он поразил ее своей фразой.
— Ты знаешь, я всегда завидовал тебе, — сказал ей Джош.
— Завидовал мне? Господи, кто бы мог подумать?!
— Да, завидовал тебе. Не смотри на меня так удивленно. Тебе мог позавидовать любой мальчик, оказавшийся в моем положении.
Он говорил совершенно искренне, но не жалел себя. Жалость к самому себе. Нет! Это чувство было не знакомо Джошу.
— У тебя было так много, — продолжал он, глядя на Сэлли. Он положил свои загорелые сильные руки на подлокотники кресла. — У тебя были самые важные вещи на свете — прекрасная, преданная друг другу семья, любящие отец и мать. Они всегда были рядом с тобой, когда ты нуждалась в них.
Сэлли не могла отрицать этого. Ей повезло, и она ценила это Божье благословение. Но она все еще старалась во всем разобраться.
— Но у тебя было… так много другого.
— Дорогие игрушки и все остальное. Ты это имеешь в виду? Сэлли кивнула.
— У тебя был такой велосипед, ему завидовали все ребята. В деревне такого не было больше ни у кого!
— Да, я помню этот велосипед. — Улыбка пробежала по его лицу. — Я помню, как я свалился на нем с моста и сломал руку. Мои родители ничего не узнали об этом. Они могли бы рассердиться на меня, что я едва не сломал такой дорогой велосипед!
Он засмеялся, когда говорил ей об этом, и Сэлли смеялась вместе с ним, но ей стало так обидно за него. Как скверно иметь родителей, которых больше волновал испорченный велосипед, чем сломанная рука их сына!
— Ты понимаешь… — Он продолжал, а Сэлли смотрела на него. — Я всегда считал тебя одной из самых счастливых людей из тех, кого я когда-либо знал.
— Наверное, так и есть.
Да, разумеется, вертелось у нее в голове, теперь он думает, как же плохо она кончила, несмотря на все преимущества ее детства, и твердо решила, что первое, что ей необходимо сделать, — это рассказать ему правду об ожерелье тетушки Мими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Она сказала это так спокойно. Джош утвердительно кивнул головой.
— Возможно.
Он все еще не отводил от нее глаз. Потом подошел к звонку на стене.
— Мне кажется, нам стоит выпить кофе, прежде чем мы… займемся чем-нибудь еще, — сказал он, позвонив в колокольчик.
Как он искусно избежал открытых намеков! Ему, видимо, тоже не хотелось портить возникшее между ними согласие. Но тем не менее Сэлли вдруг стало как-то не по себе. «Чем-нибудь еще» означало визит в лавку сувениров — ей все-таки удалось уговорить его сходить туда. Она напомнила себе, что у нее нет причин волноваться. Теперь ей осталось совсем немного — доказать, что она действительно невиновна.
Через секунду появился слуга средних лет. Он шагал совершенно бесшумно.
— Вы звонили, сэр?
Когда он обратился к Джошу, Сэлли едва удержалась от улыбки. Этот человек, дворецкий Джоша, являл собой классический тип дворецкого! Более характерного дворецкого просто не существовало на белом свете!
— Пожалуйста, Роберт, принеси нам кофе. — Джош быстро взглянул на Сэлли. — Но, может быть, ты предпочитаешь чай?
— Нет, я с удовольствием выпью кофе. Сэлли подошла к обитому золотой парчой креслу у окна и села в него. Но сразу же пожалела об этом. Оно было таким мягким и глубоким, что она просто утонула в нем.
Сэлли выпрямилась, когда Роберт ушел, а Джош снял пиджак и небрежно бросил его на спинку дивана.
— Так где же находится эта лавка? — спросила она, пытаясь вылезти на поверхность из моря мягких подушек. — Она недалеко отсюда? Нам придется ехать или идти?
На секунду у него опасно потемнели глаза и в них вспыхнул мрачный огонек. Сэлли пожалела, что начала сейчас этот разговор. Ей было так приятно, что они разговаривали по-дружески. Но он уже вполне овладел собой и, опять улыбаясь, ответил:
— Если идти пешком, то десять минут, если ехать на машине, то двадцать. В Лондоне постоянные пробки.
Сэлли в ответ улыбнулась ему, ей понравилось, что он пытается развлечь ее. Так что пока между ними все было в порядке. Она попыталась поудобнее сесть в предательское кресло и с интересом оглядела комнату.
— У тебя здесь собраны такие любопытные картины! — сказала она Джошу. Как только она вошла в комнату, сразу же обратила внимание на это. — Ты получил их от своих родителей?
Джош уселся в кресло напротив Сэлли. Но он отнюдь не утонул в нем, напротив, золотая парча кресла выгодно подчеркивала его смуглую, благородную красоту.
Он ответил ей ровным голосом:
— Я ничего не унаследовал от своих родителей. Ничего, кроме долгов!
Сэлли все вспомнила и покраснела до корней волос. Она не знала деталей — они ее совершенно не касались, — но она вспомнила, как ее мать рассказывала, что, когда умерли родители Джоша — они погибли во время лодочных гонок, — они оставили ему огромные долги. Несмотря на то что они вели жизнь богатых бездельников, они были по уши в долгах!
— Извини, ради Бога. — Сэлли сочувственно посмотрела на него. — Это не мое дело, я задала вопрос, не подумав!
Но, казалось, Джоша это совсем не беспокоит. Он пожал плечами, расстегнул запонки и закатал рукава.
— Не имеет значения. Меня это не волнует! Это случилось довольно давно, я уже оправился от шока, — добавил он с кривой усмешкой.
Но в его нарочито-небрежной усмешке Сэлли отметила нюанс горечи. У нее защемило сердце. Этот оттенок горького сожаления она часто отмечала у него, когда он упоминал о своих родителях. И так было почти всегда. Даже когда он был еще мальчиком. Растроганная Сэлли в свою очередь улыбнулась ему, хотя в воздухе чувствовалась какая-то неловкость.
— Да, конечно, — почти робко заметила Сэлли.
— Кроме того, в отличие от тебя я почти не знал своих родителей. Я, конечно, любил их, но всю жизнь они были для меня таинственными незнакомцами. Они всегда куда-то уезжали. Я очень редко видел их.
Говоря это, Джош взял фотографию в серебряной рамке, стоявшую на маленьком столике. Но фотография была повернута обратной стороной к Сэлли. Видимо, это фото его родителей, решила Сэлли. Джош мельком посмотрел на фото и снова поставил его на место.
Он улыбался.
— Нет, тетушка Мими — вот моя настоящая семья. Она всегда была большей матерью для меня, чем настоящая мать.
Он нахмурился, и Сэлли догадалась, о чем он подумал. Он вспомнил, как она дважды предала женщину, которую он так сильно любит. В первый раз, когда она пыталась украсть ее ожерелье, а второй — из-за магазинчика в деревне. Тетушка Мими отдала его ей в аренду только из-за своей доброты, а Сэлли использовала его как ширму для своих преступлений.
Но она была невиновна ни в одном из этих преступлений!
Сэлли открыла было рот, чтобы все объяснить ему. Ей было очень важно, чтобы он знал правду. И не только в отношении махинаций с керамикой — он все равно скоро все узнает, — но главное, правду об ожерелье. Но прежде чем она смогла что-то сказать, он поразил ее своей фразой.
— Ты знаешь, я всегда завидовал тебе, — сказал ей Джош.
— Завидовал мне? Господи, кто бы мог подумать?!
— Да, завидовал тебе. Не смотри на меня так удивленно. Тебе мог позавидовать любой мальчик, оказавшийся в моем положении.
Он говорил совершенно искренне, но не жалел себя. Жалость к самому себе. Нет! Это чувство было не знакомо Джошу.
— У тебя было так много, — продолжал он, глядя на Сэлли. Он положил свои загорелые сильные руки на подлокотники кресла. — У тебя были самые важные вещи на свете — прекрасная, преданная друг другу семья, любящие отец и мать. Они всегда были рядом с тобой, когда ты нуждалась в них.
Сэлли не могла отрицать этого. Ей повезло, и она ценила это Божье благословение. Но она все еще старалась во всем разобраться.
— Но у тебя было… так много другого.
— Дорогие игрушки и все остальное. Ты это имеешь в виду? Сэлли кивнула.
— У тебя был такой велосипед, ему завидовали все ребята. В деревне такого не было больше ни у кого!
— Да, я помню этот велосипед. — Улыбка пробежала по его лицу. — Я помню, как я свалился на нем с моста и сломал руку. Мои родители ничего не узнали об этом. Они могли бы рассердиться на меня, что я едва не сломал такой дорогой велосипед!
Он засмеялся, когда говорил ей об этом, и Сэлли смеялась вместе с ним, но ей стало так обидно за него. Как скверно иметь родителей, которых больше волновал испорченный велосипед, чем сломанная рука их сына!
— Ты понимаешь… — Он продолжал, а Сэлли смотрела на него. — Я всегда считал тебя одной из самых счастливых людей из тех, кого я когда-либо знал.
— Наверное, так и есть.
Да, разумеется, вертелось у нее в голове, теперь он думает, как же плохо она кончила, несмотря на все преимущества ее детства, и твердо решила, что первое, что ей необходимо сделать, — это рассказать ему правду об ожерелье тетушки Мими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39