здесь зеркало в рост замкнуло его голубоватое отражение; зеркало как в комнате смеха: Джоул колыхался медузой в его искривленном пространстве. Зал был уныл и не обставлен: только кедровый комод да керосиновый фонарь на нем. Слева – арка, за нею – сумрак большой загроможденной гостиной; справа лиловый бархатный занавес со многими потертостями, блестящими как иней на зимней траве. Она прошла сквозь него, раздвинув складки. Еще один холл, еще одна дверь.
В кухне никого. Джоул сел на тростниковый стул перед большим столом, застеленным клетчатой клеенкой, а мисс Эйми вышла на заднее крыльцо и закричала: «Эгей, Миссури», – как старая совка.
Ржавый будильник на столе, лежа ничком, тикал, тикал. Кухня просторная, но темноватая, всего с одним окном – и за ним плотно сомкнулись меховые листья инжира; к тому же и дощатые стены были сине-серые, цвета пасмурного неба, и печь, дровяная реликвия, где сейчас плясал огонь, была черной, и черным – конус дымохода, уткнувшийся в низкий потолок. Вытертый линолеум на полу, как в кухне у Эллен, – и это было единственное, что напомнило Джоулу дом.
А потом, когда он сидел один в тихой кухне, им овладела ужасная мысль: а что, если отец уже видел его? Вообще, следил за ним с самого приезда, и даже в эту минуту за ним наблюдает? Такой старый дом должен быть весь продырявлен тайными ходами, и в картинах вместо глаз на самом деле глазки. И отец думает: этот пигмей – самозванец; мой сын был бы выше, сильнее, красивее, наряднее. Что, если он сказал мисс Эйми: дайте этому маленькому обманщику поесть и пусть идет своей дорогой? Боже, добрый, милостивый, куда идти-то? В дальние страны, сделаться там шарманщиком с обезьянкой, одетой по-кукольному, или слепым уличным певцом, или нищим продавать карандаши?
– Бог знает что, Миссури, почему ты не можешь посидеть на одном месте больше пяти секунд?
– Дров нарубить надо. Надо мне дров нарубить?
– Не дерзи мне.
– Я никому не дерзю, мисс Эйми.
– Если это не дерзость – что это?
– Фьюю!
Поднялись на крыльцо и распахнули сетчатую дверь: мисс Эйми с белым, скисшим от раздражения лицом и грациозная молодая негритянка с охапкой щепок, которые она сбросила в ящик у плиты. За этим ящиком Джоул увидел майорский чемодан.
Расправляя пальцы шелковой перчатки, мисс Эйми сказала:
– Миссури происходит от Джизуса Фивера. Она его внучка.
– Счастлив познакомиться с вами, – в лучшем стиле танц-класса сказал Джоул.
– Я тоже, – отозвалась девушка, занявшись своим делом. – Добро пожаловать… – она уронила сковороду, – в Лендинг.
– Если не остережемся, – театральным шепотом возвестила мисс Эйми, – нас ждут серьезные осложнения. Какой грохот: Рандольф выйдет из себя.
– Так устаю иногда, – пробормотала Миссури.
– Она хорошо стряпает… когда в настроении, – сказала мисс Эйми. – Тебя накормят. Но не объедайся – по воскресеньям мы рано ужинаем.
Миссури спросила:
– На службу придете, мэм?
– Сегодня нет, – рассеянно ответила мисс Эйми. – Ему хуже, намного хуже.
Миссури положила сковороду на полку и понимающе кивнула. Потом, глядя Джоулу в глаза:
– Мы тебя ждем, молодой человек.
Это напоминало шифрованные переговоры, к которым часто прибегали члены Секретной девятки Сент-Дивал-стрит для блага и смущения посторонних.
– По воскресеньям Миссури и Джизус устраивают у себя молитвенные собрания, – объяснила мисс Эйми.
– Я играю на аккордеоне, и мы поем, – сказала Миссури. – Очень весело у нас.
Но Джоул, видя, что мисс Эйми намерена удалиться, не слушал негритянку – его занимало сейчас более важное дело:
– А отец…
– Да? – Мисс Эйми задержалась в дверях. Язык не повиновался Джоулу.
– Можно мне… увидеть его? – выдавил он.
Она потрогала дверную ручку.
– Понимаешь, он нездоров. Не думаю, что для него будет полезна сейчас ваша встреча – ему очень трудно разговаривать. Но если ты хочешь, – она развела руками, – я спрошу.
Куском кукурузного хлеба Джоул досуха протер тарелку после яичницы с мамалыгой, политой мясным соусом.
– Душа радуется, когда мальчик кушает с удовольствием, – сказала Миссури. – Только на прибавку не надейся – в спину вступило, хоть ложись и помирай. Глаз не сомкнула всю ночь: у меня простреливание началось с детства, лекарства столько перепила, что целый флот потонет, а пользы – кот наплакал. Тут подальше на дороге колдунья жила, миссис Гас Хьюли, делала хороший волшебный отвар – этот помогал несколько. Белая дама, такое несчастье потерпела. Упала в старую индейскую могилу, а вылезти не смогла – ветхая вся уже.
Высокая, мощная, грациозная, похожая на гибкую черную кошку, Миссури уверенно и бесшумно расхаживала босиком по кухне, и в свободной, текучей походке ее была прекрасная, царственная чувственность. Она была узкоглаза и черна, как старая чугунная плита; курчавые волосы стояли дыбом на ее голове, как будто она увидела привидение, а губы были толстые и фиолетовые. Длина ее шеи заставляла задуматься, потому что это был каприз природы, настоящий человек-жираф, и Джоул вспомнил фотографии, некогда вырезанные из «Нэшнл джиографик», странных африканских дам с многочисленными серебряными ошейниками, вытягивавшими их шеи до невероятной высоты. Ожерелий она, понятно, не носила, но середину возвышающейся шеи перехватывал пропотелый голубой в горошек платок.
– Мы с дедушкой ждем тебя на нашу службу, – сказала она, налив две чашки кофе и по-мужски оседлав стул напротив него. У нас в заду сада свой дом имеется, ты туда подлети после, устроим себе веселье.
– Приду, если смогу, – я сегодня первый день здесь, и папа, наверно, захочет, чтобы я его навестил, – с надеждой сказал Джоул.
Миссури вылила свой кофе в блюдце, подула на него, перелила обратно в чашку, отсосала и чмокнула губами.
– Нынче воскресенье, день Господень, – объявила она. – Ты веруешь ли в Него? В Его силу исцеляющую веруешь?
– В церковь хожу, – ответил Джоул.
– Нет, я не о том говорю. К примеру вот, когда про Бога думаешь, тебе какие мысли в голову приходят?
– Ну, всякие, – сказал он, хотя на самом деле, когда ему случалось вспомнить, что Бог на небе, наверное, ведет учет его поступков, думал он только об одном: о деньгах – о 25-центовых монетах, получаемых от матери за каждый выученный стих из Библии, о 10-центовых, вместо тарелки для пожертвований в воскресной школе оседавших в «Газ-водах Габальдони», о звонком дождичке серебра, просыпаемом прихожанами в церкви. А любил он Бога не особенно: слишком часто Бог предавал Джоула.
– Ну, всякие молитвы читаю.
– Когда я про Него думаю, я думаю про то, что сделаю, когда дедушка отойдет, – сказала Миссури и поболтала кофе во рту. – Расправлю крылышки и полечу на север в красивый город… Ну, в Вашингтон, округ Колумбия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43