– Так как же насчет обещания провести в жизнь хотя бы основные требования петиции?
Я понял, что иного выхода нет – обет молчания придется нарушить.
– Понимаете, Уолтер, – глубокомысленно начал я, – все не так просто…
– В каком смысле? – удивился он.
– В смысле безопасности.
– Ах, это… Но ведь вы сами утверждали, что ссылки на безопасность – последняя надежда отчаявшегося бюрократа, не так ли, господин министр?
Чтоб ты провалился! Я снова решил молчать.
Не дождавшись ответа, Уолтер угрожающе сказал:
– Хорошо, раз так, я сделаю по-другому. Я опубликую статью под заглавием «МИНИСТР ОТВЕРГАЕТ СОБСТВЕННУЮ ПЕТИЦИЮ!» Будет еще острее!
Пришлось снова нарушить обет.
– Успокойтесь, Уолтер, не порите горячку.
– Что вы намерены делать – поддержать или отвергнуть петицию? – в лоб спросил он.
– Нет, – мудро ответил я.
– Да, кстати, господин министр, мой шеф интересуется, не повлиял ли на вашу точку зрения список приговоренных армией освобождения.
Конечно, повлиял! А как же иначе? Я же не кретин.
– Конечно, нет! – возмутился я. – Что за нелепая мысль?
Похоже, он мне не поверил, однако доказать обратное был не в состоянии, поэтому продолжал атаковать:
– А как тогда прикажете понимать столь резкую смену декораций?
Честно говоря, ситуация становилась безнадежной. Но тут, слава богу, раздался стук в дверь и вошел Бернард. Он меня очень выручил, сообщив, что у сэра Хамфри ко мне срочное дело.
Однако упрямый Уолтер сидел до тех пор, пока я не спросил его, не возражает ли он… Даже после этого у него хватило наглости заявить, что он не прощается и зайдет, как только я освобожусь.
Хамфри – сама любезность – справился, хорошо ли мы с Энни провели пасхальные каникулы. Садист! Уж он-то наверняка представлял себе этот отдых в обществе топтунов из спецслужбы со «смит-и-вессонами» под мышкой.
Он сочувственно кивнул.
Долги наши!…
– Так больше продолжаться не может! – заявил я весьма некстати и чересчур категорично. И кто меня за язык тянул?!
– Рад, что вы об этом сами заговорили, господин министр, – тут же откликнулся он, – поскольку продолжения и не будет.
Как не будет? У меня отвисла челюсть.
А мой постоянный заместитель, как ни в чем не бывало, объяснил:
– Спецслужба только что проинформировала нас о прекращении операции по вашей охране.
Прекращение операции по моей охране? Кошмар! Может, он неверно меня понял? Я спросил, чем вызвано такое решение.
– Большой потерей полицейского состава.
«Господи, неужели кто-нибудь пострадал из-за меня!» – чуть было не сорвалось с языка, однако я тут же сообразил, что под потерей он имеет в виду нехватку полицейских. Значит, только оттого, что им не хватает полицейских, они готовы отдать меня на заклание? Чудовищно!
– В настоящее время им представляется более целесообразным обеспечить безопасность советского премьера во время завтрашних переговоров в Чекерсе.
Более целесообразным? Для кого? Для него? Может быть. Поразительная близорукость и полное отсутствие патриотизма. Он им дороже, чем я.
– Не забывайте, он – русский, а я – англичанин!
– Я помню, господин министр, но, по мнению спецслужбы, реальная угроза вашей жизни существенно уменьшилась.
Откуда, черт побери, такая уверенность?
– Электронная слежка, господин министр. Им удалось подслушать один телефонный разговор, – сообщил сэр Хамфри и умолк, видимо, не желая вдаваться в подробности.
Нет уж, пусть выкладывает все. В конце концов, это мое право! Он кивнул и, как всегда, понес околесицу. Бог свидетель, понять это было выше моих сил.
Вспоминает сэр Бернард Вули:
«Я прекрасно помню, что тогда говорил сэр Хамфри, поскольку мне было поручено вести стенограмму.
Он объяснил, что ввиду сомнительного характера прегрешений Хэкера, а также незначительного, чтобы не сказать – периферийного, влияния его на принятие магистральных политических решений террористические круги решили несколько сместить акценты, в результате чего вопрос о ликвидации Хэкера был снят с повестки дня».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
С трудом сдерживая раздражение, я попросил его повторить то же самое на нормальном английском. Он ничуть не обиделся и с готовностью расшифровал, что, по имеющимся данным, руководство армии освобождения потеряло интерес к моей персоне, поскольку у них на примете «птицы поважнее».
Мой постоянный заместитель старался выражаться как можно деликатнее – я это оценил, – но все равно мне стало немного обидно. Не потому, конечно, что меня не хотят убивать, – нет! – тем самым они невольно задели мое самолюбие.
Я спросил Хамфри, что он думает по поводу такого поворота событий.
– Я не разделяю их точку зрения, – ответил он.
– То есть вы хотите сказать, что меня-таки следовало убить?
– Что вы, что вы…
– Значит, по-вашему, я «невелика птица»?
– Да… то есть нет. Птица велика, но убивать вас все равно не следует, – вывернулся он.
Ладно, главное – я вне опасности. Все, что ни делается, к лучшему. Лучше живой осел, чем мертвый лев. Но, с другой стороны, если даже чокнутые террористы не считают, что я играю в правительстве достаточно важную роль, значит, надо срочно выправлять положение. Иными словами, не жалея времени и сил, повышать свой авторитет.
– Господин министр, в приемной ждет Фаулер, – напомнил Бернард. – Вы собираетесь продолжать разговор?
Разумеется! С превеликим удовольствием.
Уолтер был приглашен в кабинет, и я немедленно приступил к делу, попросив Бернарда привезти тележку с петицией.
– Петицию? – удивился мой личный секретарь. – Но вы же сами…
– Вот именно, – поспешно перебил я. – И, пожалуйста, побыстрее.
На лице его было написано явное непонимание, и я тактично напомнил ему о политическом чутье. Наконец, до него дошло.
– Ах, да, конечно, господин министр. Вы имеете в виду петицию, о которой вы столь лестно отозвались нынче утром?
Молодец! Наука идет ему впрок.
Затем я предложил Уолтеру присесть и объявил, что намерен всецело поддержать петицию.
– Два миллиона подписей – это не шутка, – сказал я. – Их за пазуху не спрячешь. Что же касается списка приговоренных… По моему глубочайшему убеждению, министрами можно пожертвовать, свободой – никогда! Вы согласны со мной, Хамфри?
– Да, господин министр, – широко улыбаясь, ответил мой постоянный заместитель.
10
Раздача наград

23 апреля
Сегодняшнее совещание с руководителями различных подразделений министерства оставило у меня неприятное впечатление.
На все мои вопросы, принимаются ли какие-нибудь меры по экономии средств при эксплуатации служебных помещений, закупке конторского оборудования, управлении лесопарками и заповедниками, а также при расчете бюджета на образование, они, как всегда, уклончиво или лицемерно-извиняющимся тоном отвечали что-то вроде:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158