», — явно насмехаясь, спросил он.
— Все было совсем не так, — грустно заметил Кэррик, не обративший на иронию коллеги никакого внимания. — Совсем не так. Да, я действительно очнулся в том, другом мире. Однако это оказалось совсем не похоже на реальное пробуждение. Я просто внезапно очутился на другой планете.
Я все еще был самим собой, но при этом был таким, каким я себя представил в том воображаемом мире. Тем, который всегда там жил, и предки его там жили. И все это я выдумал сам.
Но в том придуманном мире я чувствовал себя таким же реальным, как и в моем собственном. В этом-то и заключалось самое страшное! Все в этом полуцивилизованном, заполненном войнами и кровью мире было абсолютно реальным.
Кэррик вновь замолчал. Но на этот раз никто из нас не бросил ни единой реплики, и спустя минуту он продолжил рассказ:
— Сначала это показалось мне странным. Я бродил по улицам варварских городов, я смотрел в лица этих людей, и мне казалось, что я кричу им: «Я всех вас выдумал! Вы не существовали до того, как я выдумал вас!»
Но в действительности я не стал этого делать. Они бы мне все равно не поверили. Для них я был обычным среднестатистическим представителем их расы. Как могли люди догадаться, что все они, их традиции и история, их мир и вселенная стали существовать только благодаря моему воображению?
После того как прошло первое возбуждение, я понял, что это место мне не нравится. Я сделал его слишком диким. Насилие и жестокость, которые казались мне такими привлекательными в рассказе, теперь вызывали отвращение. Я страстно желал вернуться в мой собственный мир.
Но я не мог вернуться. Я попытался представить себя в моем реальном мире так же, как я сделал, чтобы попасть в этот. На этот раз трюк не сработал. Та сила, которая совершила чудо, была не способна совершить его во второй раз.
Я пережил немало неприятных минут; поняв, что попал в ссылку, в изгнание, в этот ужасный, варварский мир. Сначала я хотел покончить с собой, но не смог. Человек может привыкнуть ко всему. И я заставил себя, насколько мог, привыкнуть к этому миру, который сам же и создал.
— И что ты делал там? Чем занимался? — спросил Брэзилл.
Кэррик пожал плечами.
— Я не умел ничего, кроме того, чем занимался в моем собственном мире, — сочинял истории.
Я усмехнулся.
— Ты что, хочешь сказать, что ты начал писать фантастические истории?
Он кивнул.
— Мне пришлось. Это единственное, что я умел делать. Я писал истории о моем родном, реальном мире. Для всех других людей мои рассказы были плодом больного воображения. Но они им нравились.
Мы рассмеялись. Но Кэррик оставался очень серьезен, и Мэдисон решил подколоть его напоследок.
— И как же ты, в конце концов, выбрался из этого воображаемого мира?
— А я и не выбрался, — сказал Кэррик, тяжело вздохнув.
— Да ладно! — запротестовал Мэдисон. — Это же очевидно, что время от времени ты возвращаешься.
Кэррик покачал головой и поднялся, чтобы уйти.
— Нет, — грустно сказал он. — Я так и не вернулся. Я все еще в мире, в который сам себя и заточил. Я все еще в изгнании.
1 2
— Все было совсем не так, — грустно заметил Кэррик, не обративший на иронию коллеги никакого внимания. — Совсем не так. Да, я действительно очнулся в том, другом мире. Однако это оказалось совсем не похоже на реальное пробуждение. Я просто внезапно очутился на другой планете.
Я все еще был самим собой, но при этом был таким, каким я себя представил в том воображаемом мире. Тем, который всегда там жил, и предки его там жили. И все это я выдумал сам.
Но в том придуманном мире я чувствовал себя таким же реальным, как и в моем собственном. В этом-то и заключалось самое страшное! Все в этом полуцивилизованном, заполненном войнами и кровью мире было абсолютно реальным.
Кэррик вновь замолчал. Но на этот раз никто из нас не бросил ни единой реплики, и спустя минуту он продолжил рассказ:
— Сначала это показалось мне странным. Я бродил по улицам варварских городов, я смотрел в лица этих людей, и мне казалось, что я кричу им: «Я всех вас выдумал! Вы не существовали до того, как я выдумал вас!»
Но в действительности я не стал этого делать. Они бы мне все равно не поверили. Для них я был обычным среднестатистическим представителем их расы. Как могли люди догадаться, что все они, их традиции и история, их мир и вселенная стали существовать только благодаря моему воображению?
После того как прошло первое возбуждение, я понял, что это место мне не нравится. Я сделал его слишком диким. Насилие и жестокость, которые казались мне такими привлекательными в рассказе, теперь вызывали отвращение. Я страстно желал вернуться в мой собственный мир.
Но я не мог вернуться. Я попытался представить себя в моем реальном мире так же, как я сделал, чтобы попасть в этот. На этот раз трюк не сработал. Та сила, которая совершила чудо, была не способна совершить его во второй раз.
Я пережил немало неприятных минут; поняв, что попал в ссылку, в изгнание, в этот ужасный, варварский мир. Сначала я хотел покончить с собой, но не смог. Человек может привыкнуть ко всему. И я заставил себя, насколько мог, привыкнуть к этому миру, который сам же и создал.
— И что ты делал там? Чем занимался? — спросил Брэзилл.
Кэррик пожал плечами.
— Я не умел ничего, кроме того, чем занимался в моем собственном мире, — сочинял истории.
Я усмехнулся.
— Ты что, хочешь сказать, что ты начал писать фантастические истории?
Он кивнул.
— Мне пришлось. Это единственное, что я умел делать. Я писал истории о моем родном, реальном мире. Для всех других людей мои рассказы были плодом больного воображения. Но они им нравились.
Мы рассмеялись. Но Кэррик оставался очень серьезен, и Мэдисон решил подколоть его напоследок.
— И как же ты, в конце концов, выбрался из этого воображаемого мира?
— А я и не выбрался, — сказал Кэррик, тяжело вздохнув.
— Да ладно! — запротестовал Мэдисон. — Это же очевидно, что время от времени ты возвращаешься.
Кэррик покачал головой и поднялся, чтобы уйти.
— Нет, — грустно сказал он. — Я так и не вернулся. Я все еще в мире, в который сам себя и заточил. Я все еще в изгнании.
1 2