Лет тому шесть назад я на "Утином мысу плотничал. Избы ставили для охотников. Охотники там чукчи все. Не говорю, что сам, но для баловства я с ними в море ходил раз десяток. Не промышлял, но приглядывался. И снасть ихнюю чинить приходилось.
– А белуха, она большая, – вздохнул над своим Бедолагин. – Тащить ее на берег тяжело. Воротком, конечно, это делается…
– Нерпу, ту больше с берега хлещут? – задумчиво сказал Янкин. – Но опять же снасть нужна.
Семен Семенович встал и прошелся по комнате.
– Человеку свойственно быть добрым, – сказал он. – Хороший человек не бывает жадным. Именно поэтому единственный грек на побережье отдает нам бесплатно свою мотофелюгу. Сегодня я проверил дальние углы в трех здешних складах. И я нашел там разные вещи, которые, на мой взгляд, как раз приспособлены для морской охоты.
Славку Беклемишева давно уже подмывало вставить что-нибудь свое в этот чертовски волнующий разговор. Но, кроме всплывшей из какого-то учебника фразы «По насыщенности органической жизнью Охотское море напоминает уху…» – ничего не приходило ему в голову.
Опаловый край воздуха над сопкой давно уже исчез. Темная ночная прохлада заполняла долину.
Совещание в комнате заканчивалось. Топорков, Бедолагин и Янкин переминались на месте, слушая последнюю речь С. С. Крапотникова.
– Каждый желает, чтобы его уважали. Каждый хочет быть на своем месте. Разве не так?
Никто не возражал. Бедолагин с легким вздохом покосился на чуть тронутую бутылку спирта. Янкин осторожно дернул его сзади за штаны.
– От нас, в общем, нет возражения, – откашлявшись, сказал он. – Попробовать можно. Пошли мы.
Они повернулись к двери.
– Эй, товарищи! – спохватившись, крикнул Семен Семенович. – Початую посуду не оставляют. Не годится.
– Непьющие мы, – постным тоном ответил ему Бедолагин.
29
Улетая, Славка Беклемишев не оставил адреса. Тем более он был удивлен, когда в питомник пришло письмо па его имя. Писал Миха Ступарь:
«Тут у нас недавно состоялось собрание. Представь, вспомнили о тебе. Шеф сказал, что наши специалисты работают сейчас в самых глухих восточных районах. За ним выступил Мироненко и резонно ответил, что „практика – воздух молодого ученого“. Только Чернышев втихую съехидничал: „Практика практикой, а мимоза в тундре не цветет“. Ты черкни, как там насчет мимозы. И еще: встретил я в библиотеке твоего приятеля-физика. Тот взял меня за пуговицу и стал допрашивать, как на востоке обстоит дело с самоорганизующимися системами. Я на всякий случай заверил, что очень хорошо»…
– Что-нибудь важное? – спросил Семен Семенович.
– Так. Кое-что про систему Мироненко. Спрашивают, цветет ли здесь мимоза.
– Она здесь цветет по своей, особой системе, – серьезно ответил Семен Семенович.
Они сидели на камне возле крайней вольеры. В стороне оживленно перетюкивались ножи. Десяток домохозяек, привлеченных сдельной оплатой, обрубали зловредные головы.
– Идемте, – сказал Славка.
– Я думаю, может быть, организовать пацанов на ловлю бычка? У бычков нет этих косточек?
– Проверим, – сказал Славка.
30
– Куда гарпун кладешь? – сердито спросил Топорков. – Или он тебе с левой руки нужен?
Мотофелюга «Старушка» третий раз отправлялась в море. Первый рейс был просто пробным. Во второй раз сорвавшийся откуда-то ветер загнал шлюпку обратно в речное устье.
За это время мотофелюга приобрела вид бывалого промыслового судна. Длинные шесты гарпунов аккуратно мостились вдоль борта. Зачехленные от морской сырости винтовки лежали на банках. Портящие морской антураж посуда и примус прятались в носовом отсеке. Брезентовые полосы брызговиков не болтались как попало, а были аккуратно прикантованы бечевкой. Толстый морской брезент укрывал одежду и продукты, и кольчатые свитки линей висели на нужных крючьях.
В этот раз на берегу не торчала толпа. Было раннее утро. Ленивые, почти неприметные для глаза валы океана с шорохом перекатывали гальку. Сплющенное рефракцией солнце висело над водой желтым блином.
– Куда они пойдут? – спросил Славка.
– В какую-то Татьянину бухту. Старожилы посоветовали. Говорят, по морскому зверю нет богаче места, – ответил Семен Семенович.
Они стояли на берегу трое. Третьим был Веня Ступников. Он стоял в сторонке и, сосредоточенно дымя сигаретой, наблюдал за погрузкой.
– Пошли! – скомандовал Топорков и налег плечом на корму.
Мотофелюга проскрипела килем по гальке и тихонько закачалась на воде. Затарахтел двадцатисильный двигатель. Никто из троих, сидевших в лодке, не оглянулся на берег.
Семен Семенович Крапотников долго смотрел вслед шлюпке. Он размышлял о том, что такое удача и какова ее вероятность. И, как бы отвечая на его мысли, Веня сказал:
– Они же дилетанты в морской охоте, а дилетантам всегда везет.
– В «очко» им везет, – сердито сказал Семен Семенович.
Желтый круг солнца поднялся выше. Пылающая отблесками рябь усов тянулась за носом лодки, которая теперь казалась просто черным непонятным предметом.
– Черт возьми, – зачарованно вздохнул Славка. – Такое не каждый день увидишь.
– Конечно, если человек нездешний, – ехидно вымолвил Веня и, независимо сплюнув, зашагал от берега.
31
– Ну что ж, – сказал Славка. – Пожалуй, мне пора на крыло; Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. А то как бы там институт без меня не обрушился.
В дверь постучали. С независимым видом вошла Соня.
– Семен Семенович, – сказала она, – там бычков привезли три корзины. Принимать или не принимать?
– Соня, – сказал Семен Семенович, – я объявлю вам выговор. Какой вы, к чертям, Тамерлан, если человек ни с того ни с сего собирается уехать!
– Может быть, человеку столичные нравятся, – дерзко сказала Соня.
Зазвонил телефон. Славка взял трубку. – Кит, – сказал чей-то хриплый возбужденный голос. – К вам прибыл кит.
– Какой кит? – спросил Славка.
– Мертвый, конечно, – ответила хриплая трубка.
32
Они обгоняли пешеходов. Пешеходы тоже шли к пристани. У них был необычный возбужденный вид. Пешеходов становилось все больше. Еще издали они увидели на пристани толпу. Толпа стояла у причала, и оттуда шло глухое удивленное молчание.
Мотофелюга «Старушка» покачивалась у деревянной стенки. Рядом с ней качался мертвый сероватый кит. Топорков, Бедолагин и Янкин встали им навстречу.
– Как? – сиплым голосом спросил Семен Семенович.
– Обыкновенно, – сказал Бедолагин.
– Кашалот. С зубами, – добавил Топорков. «Нет, такого мне больше никогда не увидеть», – сказал сам себе Беклемишев. Но он ошибался. Ему предстояло увидеть еще многое…
– Пресса, пропустите прессу, – раздалось сзади. Веня Ступников рассекал толпу, целясь в фотоаппарат. – Готово, – сказал он, переведя десятый кадр. – Теперь мне надо снять, как его будут резать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
– А белуха, она большая, – вздохнул над своим Бедолагин. – Тащить ее на берег тяжело. Воротком, конечно, это делается…
– Нерпу, ту больше с берега хлещут? – задумчиво сказал Янкин. – Но опять же снасть нужна.
Семен Семенович встал и прошелся по комнате.
– Человеку свойственно быть добрым, – сказал он. – Хороший человек не бывает жадным. Именно поэтому единственный грек на побережье отдает нам бесплатно свою мотофелюгу. Сегодня я проверил дальние углы в трех здешних складах. И я нашел там разные вещи, которые, на мой взгляд, как раз приспособлены для морской охоты.
Славку Беклемишева давно уже подмывало вставить что-нибудь свое в этот чертовски волнующий разговор. Но, кроме всплывшей из какого-то учебника фразы «По насыщенности органической жизнью Охотское море напоминает уху…» – ничего не приходило ему в голову.
Опаловый край воздуха над сопкой давно уже исчез. Темная ночная прохлада заполняла долину.
Совещание в комнате заканчивалось. Топорков, Бедолагин и Янкин переминались на месте, слушая последнюю речь С. С. Крапотникова.
– Каждый желает, чтобы его уважали. Каждый хочет быть на своем месте. Разве не так?
Никто не возражал. Бедолагин с легким вздохом покосился на чуть тронутую бутылку спирта. Янкин осторожно дернул его сзади за штаны.
– От нас, в общем, нет возражения, – откашлявшись, сказал он. – Попробовать можно. Пошли мы.
Они повернулись к двери.
– Эй, товарищи! – спохватившись, крикнул Семен Семенович. – Початую посуду не оставляют. Не годится.
– Непьющие мы, – постным тоном ответил ему Бедолагин.
29
Улетая, Славка Беклемишев не оставил адреса. Тем более он был удивлен, когда в питомник пришло письмо па его имя. Писал Миха Ступарь:
«Тут у нас недавно состоялось собрание. Представь, вспомнили о тебе. Шеф сказал, что наши специалисты работают сейчас в самых глухих восточных районах. За ним выступил Мироненко и резонно ответил, что „практика – воздух молодого ученого“. Только Чернышев втихую съехидничал: „Практика практикой, а мимоза в тундре не цветет“. Ты черкни, как там насчет мимозы. И еще: встретил я в библиотеке твоего приятеля-физика. Тот взял меня за пуговицу и стал допрашивать, как на востоке обстоит дело с самоорганизующимися системами. Я на всякий случай заверил, что очень хорошо»…
– Что-нибудь важное? – спросил Семен Семенович.
– Так. Кое-что про систему Мироненко. Спрашивают, цветет ли здесь мимоза.
– Она здесь цветет по своей, особой системе, – серьезно ответил Семен Семенович.
Они сидели на камне возле крайней вольеры. В стороне оживленно перетюкивались ножи. Десяток домохозяек, привлеченных сдельной оплатой, обрубали зловредные головы.
– Идемте, – сказал Славка.
– Я думаю, может быть, организовать пацанов на ловлю бычка? У бычков нет этих косточек?
– Проверим, – сказал Славка.
30
– Куда гарпун кладешь? – сердито спросил Топорков. – Или он тебе с левой руки нужен?
Мотофелюга «Старушка» третий раз отправлялась в море. Первый рейс был просто пробным. Во второй раз сорвавшийся откуда-то ветер загнал шлюпку обратно в речное устье.
За это время мотофелюга приобрела вид бывалого промыслового судна. Длинные шесты гарпунов аккуратно мостились вдоль борта. Зачехленные от морской сырости винтовки лежали на банках. Портящие морской антураж посуда и примус прятались в носовом отсеке. Брезентовые полосы брызговиков не болтались как попало, а были аккуратно прикантованы бечевкой. Толстый морской брезент укрывал одежду и продукты, и кольчатые свитки линей висели на нужных крючьях.
В этот раз на берегу не торчала толпа. Было раннее утро. Ленивые, почти неприметные для глаза валы океана с шорохом перекатывали гальку. Сплющенное рефракцией солнце висело над водой желтым блином.
– Куда они пойдут? – спросил Славка.
– В какую-то Татьянину бухту. Старожилы посоветовали. Говорят, по морскому зверю нет богаче места, – ответил Семен Семенович.
Они стояли на берегу трое. Третьим был Веня Ступников. Он стоял в сторонке и, сосредоточенно дымя сигаретой, наблюдал за погрузкой.
– Пошли! – скомандовал Топорков и налег плечом на корму.
Мотофелюга проскрипела килем по гальке и тихонько закачалась на воде. Затарахтел двадцатисильный двигатель. Никто из троих, сидевших в лодке, не оглянулся на берег.
Семен Семенович Крапотников долго смотрел вслед шлюпке. Он размышлял о том, что такое удача и какова ее вероятность. И, как бы отвечая на его мысли, Веня сказал:
– Они же дилетанты в морской охоте, а дилетантам всегда везет.
– В «очко» им везет, – сердито сказал Семен Семенович.
Желтый круг солнца поднялся выше. Пылающая отблесками рябь усов тянулась за носом лодки, которая теперь казалась просто черным непонятным предметом.
– Черт возьми, – зачарованно вздохнул Славка. – Такое не каждый день увидишь.
– Конечно, если человек нездешний, – ехидно вымолвил Веня и, независимо сплюнув, зашагал от берега.
31
– Ну что ж, – сказал Славка. – Пожалуй, мне пора на крыло; Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. А то как бы там институт без меня не обрушился.
В дверь постучали. С независимым видом вошла Соня.
– Семен Семенович, – сказала она, – там бычков привезли три корзины. Принимать или не принимать?
– Соня, – сказал Семен Семенович, – я объявлю вам выговор. Какой вы, к чертям, Тамерлан, если человек ни с того ни с сего собирается уехать!
– Может быть, человеку столичные нравятся, – дерзко сказала Соня.
Зазвонил телефон. Славка взял трубку. – Кит, – сказал чей-то хриплый возбужденный голос. – К вам прибыл кит.
– Какой кит? – спросил Славка.
– Мертвый, конечно, – ответила хриплая трубка.
32
Они обгоняли пешеходов. Пешеходы тоже шли к пристани. У них был необычный возбужденный вид. Пешеходов становилось все больше. Еще издали они увидели на пристани толпу. Толпа стояла у причала, и оттуда шло глухое удивленное молчание.
Мотофелюга «Старушка» покачивалась у деревянной стенки. Рядом с ней качался мертвый сероватый кит. Топорков, Бедолагин и Янкин встали им навстречу.
– Как? – сиплым голосом спросил Семен Семенович.
– Обыкновенно, – сказал Бедолагин.
– Кашалот. С зубами, – добавил Топорков. «Нет, такого мне больше никогда не увидеть», – сказал сам себе Беклемишев. Но он ошибался. Ему предстояло увидеть еще многое…
– Пресса, пропустите прессу, – раздалось сзади. Веня Ступников рассекал толпу, целясь в фотоаппарат. – Готово, – сказал он, переведя десятый кадр. – Теперь мне надо снять, как его будут резать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10