Дядя Митя был наказан утратой своих самых лучших брюк со штрипками, цвета, схожего с генеральскими, чем он особенно гордился. Обычно тихого нрава и очень преданная жена не смогла смириться с горечью «постыдной измены». В припадке острой ревности она приготовила ему любимое блюдо «винегрет»: изрезала штаны ножницами на мелкие, мелкие кусочки и, сложив обрезки в огромную миску, поставила ее на обеденный стол.
– Поди, Митенька, покушай, – встретила она поклонника церковного пения по возвращении домой, уже почуявшего беду, но не предполагавшего такого изощренного наказания.
В какой-то мере, может быть, этот случай послужил толчком к смене увлечений, но факт был налицо. Футбольный мяч вступил в борьбу, казалось, в безнадежной позиции и победил. Певчая ушла на дальний план, на передний вышел мяч.
После первого визита на стадион дядя Митя долго отмалчивался. Еще не желая признаться в отказе от своих консервативных взглядов, когда заводилась речь о футболе, он позевывал, вроде бы подчеркивая свое безразличие к теме, но в свою комнату уходить не торопился. Некоторое время он по привычке в праздничные дни выходил на улицу с метлой в руках и поднимал пыль на весь Пресненский вал: практически выражал отношение свое к действительности.
И все же лед тронулся. Все мы поняли, что в сердце дяди Мити зацвела новая весна, когда после удачного выступления сборной команды СССР против сборной Турции, он вдруг спросил, плохо пряча под маской безразличия острую заинтересованность:
– А почему это Павел-то не играл?..
Когда ему разъяснили, что Канунников был болен, он назидательно возразил: когда надо защищать сборную страны, болеть не полагается.
А дальше все пошло по нормам классического развития болезни. Сначала расспросы о предстоящем сопернике. Потом вопросы по составу. Через какой-то промежуток времени вопросы сменяются рекомендациями, кого ставить, а кого заменить. Затем наступает пора неукоснительных требований: «…Мишку не ставить, он, сукин сын, мышей на поле не ловит!»
И под конец уже последняя стадия заболевания, после которой болезнь переходит в хроническую неизлечимую страсть: даются указания по тактике со ссылкой на примеры из истории войн – Брусиловский прорыв… Цусима…
Вскоре футбольный прозелит прекратил пылить метлой по воскресеньям, стал посещать тренировки и не пропускал в свободное от охоты время ни одного футбольного матча нашей команды.
Районные, партийные, комсомольские организации на Красной Пресне любили свою команду. Ребята этого заслуживали. Они ценили внимание и руководителей и болельщиков. Взаимоуважительность царила во всей клубной атмосфере. Я не помню, чтобы на трибунах кого-либо освистали. Взрослые сдерживали крикливых мальчишек. Уважением к старшим прежде всего должен был быть в своем поведении отмечен любой юнец, посещающий стадион. Конечно, не все они отличались примерным поведением, но эта норма была первой заповедью в кодексе членов клуба. За ее исполнением следила общественность, организованная в секции по видам спорта при клубе. Этот в высшей степени важный институт лег в основу всей работы спартаковского коллектива на долгие годы.
Помню, с каким волнением футболисты ждали результатов заседания секции перед каждым очередным футбольным матчем. Секцию вел обычно Михаил Иванович Петухов. Еще будучи капитаном команды РГО, он во время банкета по поводу получения приза, монументально поднявшись с места, прочувственно, со слезами на глазах, приложив руку к сердцу в подтверждение своей искренности, кратко сказал: «Друзья, футбол – моя стихия!..»
Это были не напрасные слова, не пышная фраза, брошенная случайно. В течение многих лет Михаил Иванович был энтузиастом поля, неутомимым общественным деятелем, строгим и справедливым. Когда он выходил из комнаты заседаний с длинным списком составов шести команд на завтрашний день, у нас, шестнадцати-семнадцатилетних мальчишек, сосала под ложечкой. Поставили или не поставили? Этот гамлетовский вопрос терзал нас каждую субботу. Думается, он никогда не покидает футболиста до конца его футбольных дней. Это всегда волнующий вопрос. Будь ты игроком сборной команды страны, или дублером, или учеником группы подготовки. Всегда сомнения: «быть или не быть?..» Конечно, если ты следуешь девизу «Футбол – моя стихия!» Ну, а если для тебя ничего не значит этот девиз, то вешай бутсы на гвоздь и ищи другое увлечение.
Чуть заметно улыбаясь из-под пенсне прищуренными глазами, обычно строгими, хоть и дружелюбными, Михаил Иванович пришпиливал списки к стене и неторопливо отступал в сторону, наблюдая за реакцией абитуриентов. Иногда, из гордости пряча подступающие слезы, в тот момент почти ненавидя Петухова, я обнаруживал свою фамилию в самом низу списка, в рубрике «запасные».
Печаль делили с Сергеем Ламакиным. Подобно многим, мы бросались во все секции, чтобы быть действующими, а не запасными. Но любовь к футболу не подвела. Попробовав силенки в боксе, легкой атлетике, баскетболе, Сергей все же «нашел себя» на футбольном и ледяных полях. Он добился того, что стал игроком сборной команды Ленинграда в футбол и хоккей.
Немалых трудов это ему стоило. Мы учились в 18-й Трудовой девятилетней школе Краснопресненского района. Вместе организовали СКУ – спортивный кружок учащихся. Создали различные секции. Проводили лыжные походы, для солидности называя их «звездными», но в глубине души страдали футболом.
Нам помогал преподаватель истории Валентин Николаевич Покровский. Среди бесчисленных энтузиастов футбола он остался в памяти как один из самых обаятельных и чистых любителей этой игры. И как замечательный педагог, он врачевал наши душевные раны, утешая, что лавры не пожинают легко. Валентин Николаевич успевал сыграть за нашу команду и без скидок на партнерство в игре принять зачет по реформам Петра Великого.
Валентин Николаевич приходил на игру с двумя дочками-близнецами пятилетнего возраста. Сам он был грузноват и ноги имел «футбольные», толстые, едва гнущиеся в коленях. Играть любил до самозабвения. Он был близорук и играл в пенсне. Постоянный левый крайний нападающий нашей команды, он отличался агрессивностью на поле, шел только по прямой, может быть, в силу своей близорукости – не замечая ни партнеров, ни противников.
Однажды дочки-близнецы, безмятежно играя, выбежали на поле в тот момент, когда наш левый, край в неукротимом желании забить гол прорывался к воротам противника. Он бы затоптал своих детей, но, к счастью, вовремя был сшиблен защитником и растянулся на земле, подняв облако пыли, рядом с заплакавшими от испуга девочками.
Пока для нас с Сергеем это был приготовительный класс. До высшего футбольного образования было, как тогда говорили, «верст сто и все лесом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Поди, Митенька, покушай, – встретила она поклонника церковного пения по возвращении домой, уже почуявшего беду, но не предполагавшего такого изощренного наказания.
В какой-то мере, может быть, этот случай послужил толчком к смене увлечений, но факт был налицо. Футбольный мяч вступил в борьбу, казалось, в безнадежной позиции и победил. Певчая ушла на дальний план, на передний вышел мяч.
После первого визита на стадион дядя Митя долго отмалчивался. Еще не желая признаться в отказе от своих консервативных взглядов, когда заводилась речь о футболе, он позевывал, вроде бы подчеркивая свое безразличие к теме, но в свою комнату уходить не торопился. Некоторое время он по привычке в праздничные дни выходил на улицу с метлой в руках и поднимал пыль на весь Пресненский вал: практически выражал отношение свое к действительности.
И все же лед тронулся. Все мы поняли, что в сердце дяди Мити зацвела новая весна, когда после удачного выступления сборной команды СССР против сборной Турции, он вдруг спросил, плохо пряча под маской безразличия острую заинтересованность:
– А почему это Павел-то не играл?..
Когда ему разъяснили, что Канунников был болен, он назидательно возразил: когда надо защищать сборную страны, болеть не полагается.
А дальше все пошло по нормам классического развития болезни. Сначала расспросы о предстоящем сопернике. Потом вопросы по составу. Через какой-то промежуток времени вопросы сменяются рекомендациями, кого ставить, а кого заменить. Затем наступает пора неукоснительных требований: «…Мишку не ставить, он, сукин сын, мышей на поле не ловит!»
И под конец уже последняя стадия заболевания, после которой болезнь переходит в хроническую неизлечимую страсть: даются указания по тактике со ссылкой на примеры из истории войн – Брусиловский прорыв… Цусима…
Вскоре футбольный прозелит прекратил пылить метлой по воскресеньям, стал посещать тренировки и не пропускал в свободное от охоты время ни одного футбольного матча нашей команды.
Районные, партийные, комсомольские организации на Красной Пресне любили свою команду. Ребята этого заслуживали. Они ценили внимание и руководителей и болельщиков. Взаимоуважительность царила во всей клубной атмосфере. Я не помню, чтобы на трибунах кого-либо освистали. Взрослые сдерживали крикливых мальчишек. Уважением к старшим прежде всего должен был быть в своем поведении отмечен любой юнец, посещающий стадион. Конечно, не все они отличались примерным поведением, но эта норма была первой заповедью в кодексе членов клуба. За ее исполнением следила общественность, организованная в секции по видам спорта при клубе. Этот в высшей степени важный институт лег в основу всей работы спартаковского коллектива на долгие годы.
Помню, с каким волнением футболисты ждали результатов заседания секции перед каждым очередным футбольным матчем. Секцию вел обычно Михаил Иванович Петухов. Еще будучи капитаном команды РГО, он во время банкета по поводу получения приза, монументально поднявшись с места, прочувственно, со слезами на глазах, приложив руку к сердцу в подтверждение своей искренности, кратко сказал: «Друзья, футбол – моя стихия!..»
Это были не напрасные слова, не пышная фраза, брошенная случайно. В течение многих лет Михаил Иванович был энтузиастом поля, неутомимым общественным деятелем, строгим и справедливым. Когда он выходил из комнаты заседаний с длинным списком составов шести команд на завтрашний день, у нас, шестнадцати-семнадцатилетних мальчишек, сосала под ложечкой. Поставили или не поставили? Этот гамлетовский вопрос терзал нас каждую субботу. Думается, он никогда не покидает футболиста до конца его футбольных дней. Это всегда волнующий вопрос. Будь ты игроком сборной команды страны, или дублером, или учеником группы подготовки. Всегда сомнения: «быть или не быть?..» Конечно, если ты следуешь девизу «Футбол – моя стихия!» Ну, а если для тебя ничего не значит этот девиз, то вешай бутсы на гвоздь и ищи другое увлечение.
Чуть заметно улыбаясь из-под пенсне прищуренными глазами, обычно строгими, хоть и дружелюбными, Михаил Иванович пришпиливал списки к стене и неторопливо отступал в сторону, наблюдая за реакцией абитуриентов. Иногда, из гордости пряча подступающие слезы, в тот момент почти ненавидя Петухова, я обнаруживал свою фамилию в самом низу списка, в рубрике «запасные».
Печаль делили с Сергеем Ламакиным. Подобно многим, мы бросались во все секции, чтобы быть действующими, а не запасными. Но любовь к футболу не подвела. Попробовав силенки в боксе, легкой атлетике, баскетболе, Сергей все же «нашел себя» на футбольном и ледяных полях. Он добился того, что стал игроком сборной команды Ленинграда в футбол и хоккей.
Немалых трудов это ему стоило. Мы учились в 18-й Трудовой девятилетней школе Краснопресненского района. Вместе организовали СКУ – спортивный кружок учащихся. Создали различные секции. Проводили лыжные походы, для солидности называя их «звездными», но в глубине души страдали футболом.
Нам помогал преподаватель истории Валентин Николаевич Покровский. Среди бесчисленных энтузиастов футбола он остался в памяти как один из самых обаятельных и чистых любителей этой игры. И как замечательный педагог, он врачевал наши душевные раны, утешая, что лавры не пожинают легко. Валентин Николаевич успевал сыграть за нашу команду и без скидок на партнерство в игре принять зачет по реформам Петра Великого.
Валентин Николаевич приходил на игру с двумя дочками-близнецами пятилетнего возраста. Сам он был грузноват и ноги имел «футбольные», толстые, едва гнущиеся в коленях. Играть любил до самозабвения. Он был близорук и играл в пенсне. Постоянный левый крайний нападающий нашей команды, он отличался агрессивностью на поле, шел только по прямой, может быть, в силу своей близорукости – не замечая ни партнеров, ни противников.
Однажды дочки-близнецы, безмятежно играя, выбежали на поле в тот момент, когда наш левый, край в неукротимом желании забить гол прорывался к воротам противника. Он бы затоптал своих детей, но, к счастью, вовремя был сшиблен защитником и растянулся на земле, подняв облако пыли, рядом с заплакавшими от испуга девочками.
Пока для нас с Сергеем это был приготовительный класс. До высшего футбольного образования было, как тогда говорили, «верст сто и все лесом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84