- Пойдем на дуван.
Он послушно лег на диван, а она села на него сверху, смуглая и страстная, как богиня, вздрагивая в темноте разметанными темными волосами, часто двигая бедрами и прижимая к своей горячей груди его руки… Наконец дернулась, замерла и с полустоном-полувздохом жадно поцеловала его в губы.
- Как это было прекрасно, - только и сказал он, когда она прилегла щекой к его груди.
- Мне тоже так показалось.
- Это - диван Достоевского?
- Что? А, нет, это из усадьбы князей Оболенских.
- Какая жалость!
- Почему?
- Потому что с такой изумительной женщиной, как ты, надо заниматься любовью или на постели Людовика XVI, или хотя бы на диване Достоевского.
Она улыбнулась и со вздохом легла рядом с ним, втиснувшись боком между его телом и диванной спинкой, обитой белым шелком с цветочными узорами.
- А еще лучше, - продолжал мечтать он, - оказаться бы нам в Венеции и заниматься любовью в гостинице с видом на «Палаццо Дукале». А потом спуститься вниз, в открытое кафе на берегу канала, и поужинать. Ты бы еще кричала: «Не пей много кьянти, а то итальянский забудешь и не сможешь объясниться с официантом!»
- А ты знаешь итальянский?
- Да, учил немного…
- У тебя богатый опыт, как я успела заметить. Ну-ка, расскажи мне про своих любовниц.
Несмотря на всю свою расслабленность, Дмитрий почувствовал подвох в этом вопросе, понял, что это не просто праздное любопытство, а проверка того, насколько к нему и ко всему произошедшему можно относиться серьезно.
- Не хочу, - сказал он.
- Почему?
- Потому что сейчас они уже не существуют. Ты - единственная. Ты - такое счастье, что мне хочется молиться Богу, хотя я никогда этого не делал. И - подумать только, я мог не прийти в этот скит и не встретить тебя! Кстати, а почему у тебя крест на груди - ты верующая?
- Да, хотя и не настолько, чтобы соблюдать обряды. Моя вера какая-то внутренняя, слишком интимная, чтобы ее можно было выставлять напоказ во время церковных служб и молитв…
- Ты приедешь ко мне в Москву?
- А ты приглашаешь?
- Умоляю.
- Только не сейчас. Позже.
- Почему?
- Мне не с кем оставить Дашу. А через месяц сюда обещала приехать моя мать. Ты живешь один?
- С отцом. Но он очень редко бывает дом» - живет или на даче или у любовницы.
- Сколько же ему лет?
- Пятьдесят шесть.
- И все еще есть любовница? Дмитрий усмехнулся:
- И я подозреваю, что не одна. Но мы не о том говорим.
- ао чем мы должны говорить?
- О тебе. Ты так невыносимо прекрасна, что мне ужасно хочется включить свет и хорошенько тебя рассмотреть.
- Нельзя.
- Знаю. Но ты все равно очень красива. К тебе хочется обращаться на «вы» и называть княгиней.
- Даже сейчас?
- Именно сейчас.
- Спасибо, - и она поцеловала его в ухо, пощекотав шею прядями волос.
- За что?
- За то, что ты такой ласковый и… умелый.
- Я тебя хочу предупредить об одной вещи, - чувствуя новый прилив страсти и поворачиваясь к ней, прошептал Дмитрий. У него все более учащалось дыхание, пока он целовал ее глаза, щеки, нос, волосы…
- О какой?
- Если после этой ночи мы встретимся с тобой еще раз, то я обязательно влюблюсь в тебя до безумия и буду на коленях умолять стать моей женой.
- А ты сомневаешься в том, что мы еще встретимся?
- Только за тебя, не за себя.
- Не сомневайся.
- Спасибо.
- За что?
- За то, что предлагаешь не сомневаться в самом ненадежном…
Глава 6.
НОЧНОЙ АНАБАЗИС
В конце сентября, спустя месяц после своего возвращения в Москву, одетый в элегантный светлый плащ, белую рубашку и светло-серый галстук, Дмитрий стоял возле метро «Щелковская», на пятой платформе автовокзала, и ждал приезда Светланы. Прямой автобус Козельск - Москва находился в пути около четырех часов и сейчас немного опаздывал.
За то время, что они не виделись, произошло уже немало событий, но сейчас все они ушли в тень, стали неважными и неглавными, тогда как та ночь в музее вновь и вновь всплывала в его памяти со всеми своими незабываемыми подробностями. Она уже казалась и далеким прошлым, и случайным, неповторимым эпизодом, а потому он не знал, что и думать, когда на два своих письма в Оптино получил в ответ только одну короткую, сдержанно-ласковую открытку. Но три дня назад раздался звонок, и она сказала, что берет отпуск и приезжает. Дмитрий никогда не был особенно сентиментален, но весь этот месяц жалел, что у него не было фотографии Светланы - причем фотографии обязательно с тем насмешливым взором, который так смутил его в тот первый раз.
Он не знал, что с ними будет дальше, и на этот счет у него не было никаких предчувствий, ему просто хотелось жить, любить эту красивую женщину и быть ею любимым. Все остальное было вторичным - и угроза увольнения с работы, и указ президента о роспуске Верховного Совета, и несущиеся со всех сторон заклинания об угрозе гражданской войны. Пусть воюют и занимаются политикой те, у которых нет любви, тем более что любящих и красивых женщин все равно на всех не хватит. Но ведь и он пока еще был не слишком уверен в чувствах Светланы, а потому не особенно боялся потерять то, чего еще фактически и не имел. Ему было слишком хорошо известно, что такое минутные женские слабости и как жестоко они потом могут обернуться невозмутимо-наигранным вопросом: «Ну и что?»
Дмитрий поднял воротник плаща, чтобы укрыть шею от холодного осеннего ветра. Он любил осень и радовался, что их роман развернется именно осенью, в тот самый период года, когда он жадно ощупывал раздувающимися ноздрями обнаженную полноту жизни и становился немного похож на шального кота - запах сырых, прелых листьев пробуждал в нем обостренную чувственность. Любая, не слишком холодная осенняя ночь вызывала в нем не меньший эротический трепет, чем самые знойные летние вечера. Ему всегда казалось, точнее, он просто верил в это, как в мечту, что однажды, поздним осенним вечером, он познакомится с одинокой красивой женщиной с пышными длинными волосами, в светлом плаще и изящных сапогах. Дмитрий живо представлял себе эту сцену - он будет слегка пьян, а улица пустынна, но стоит ему заговорить, а ей ответить - и они почувствуют себя знакомыми тысячу лет, и оба обрадуются этому чувству.
И пусть это произошло не осенью, а летом, и не в Москве, а в Козельске, но Светлана так походила на ту одинокую осеннюю красавицу из его мечты, что он ждал ее с удовольствием, повторяя про себя придуманный им самим афоризм: «лучшие часы жизни мы проводим в ожидании любимых женщин, худшие - в ожидании самого ожидания».
- Внимание, автобус Козельск - Москва прибывает на пятую платформу.
Дмитрий вздрогнул и, переложив букет алых роз из одной руки в другую, поспешно закурил, потому что опять - и в который раз - ужасно разволновался. Светлану он увидел сразу, как только она вышла из автобуса, поставила на землю большую зеленую сумку и огляделась по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30