Радий Радутный
Кидалово
Я старею.
Нет-нет, телом я еще в полном порядке, двухпудовой гирей играю, как гимнастка мячом, ныряю на семдесят метров в длину и в состоянии выбить девяносто из ста, пробежав перед этим десяток километров на лыжах.
Я старею душой.
Когда-то любимые компьютерные игрушки, леталки и ходилки уже не привлекают меня, зато появилась тяга к сложным тактичкам и стратегичкам, где надо управлять армиями, странами и планетами; сталкиваясь с проблемой, я ломаю голову не над тем, как ее разрешить, а всего лишь — кто из подчиненных справится с ней быстрее; и наконец, женщины...
Когда-то я летел на зов, как мотылек на ферромоны, через всю страну, а вчера, когда старая знакомая с соседней улицы предложила провести вечер вместе — я выглянул в окно, отметил капли дождя на асфальте и отказался.
Надоело.
Надоело буквально все.
Жизнь стала иной, люди стали иными, большинство чужих проблем я просто не понимаю, или понимаю не сразу — «ну и что, что играет ? пусть играет ! ах, проигрывает, вот оно что !...»; то, что детей сейчас учат двенадцать лет позавчера стало для меня новостью; несколько дней назад я с трудом вспомнил, кто у нас президент, а уж новые фильмы и книги проносятся мимо, как листья, и я не успеваю запомнить из содержание, не говоря уж о актерах и авторах.
А это странно, потому что книги, прочитанные в более юном возрасте, вспоминаются легко и с удовольствием.
Умом я понимаю, что мир изменился, что мир может, мир должен меняться, что старперские настроения вечны и неизбежны, как крах империализма...
Вот только припоминаю, что в юности империализмом называли не совсем то, что все-таки крахнулось.
Когда-то новатор и ломатель устоев, теперь — я просто ненавижу любые изменения.
А еще не люблю водить машину, особенно на дальние расстояния.
Пейзажи увлекают десять минут, потом становится скучно, и хочется спать, и несколько раз я оживал то почти на встречной полосе, то почти на обочине, а сегодня проехал по дороге, где последний раз был лет двадцать назад — и увидел, что красивый обрыв над рекой усеян мусором, а поляна, где мы тогда останавливались, превращена в придорожное кафе с шашлыками и неизменными колонками, изрыгающими неизменную дрянь.
Я ненавижу изменения !!!
Именно на этом черт меня и поймал.
Появился он неожиданно, прямо на капоте, такой себе мелкий нестрашный чертик, запрыгнул в салон, челкнул копытами — «Позвольте представится ! Черт. Просто Черт !» — и сразу перешел к делу.
— Зафиксировать весь мир мы, конечно, не можем, между нами оворя, это не под силу даже... э-э-э... Создателю, не при мне будь помянут, однако же сохранить на неопределенный период ту часть мира, с который прямо или косвенно соприкасаетесь вы, как наш клиент, технические вполне возможно. Плата по таксе, такса у нас одна, и вы ее знаете...
Таксу я знаю, но что означает «неопределенный период» ?
— Разумеется, вечность, — черт пожимает плечами.
В юриических тонкостях я не силен, однако кое-каких практических знаних нахватался, и знаю, например, что «пожизненная гарантия» означает именно гарантию, но всего лишь на десять лет.
— Нет проблем, — черт снова пожимает плечами. — Десять тысяч лет вас устроит ?
— А сто тысяч ? И с возможностью продления ?
— Можно и сто, — покладисто кивает собеседник. — Однако в этом случае пойдите и вы навстречу — зафиксируем мир не в текущем состоянии, а... ну, скажем, в его состоянии через пару минут. Разумеется, это мелкие технические проблемы, что вам пара минут по сравнению с веч... сотней тысячелетий ?
— Окей.
Действительно, что могло измениться за 120 секунд ? Да практически ничего. Вот только на этот раз я успел-таки выехать на встречную полосу и встретиться там с большущим грузовиком.
Кажется, это был КрАЗ.
Черт скрупулезно выполнил свои обязательства. Мир по-прежнему неизменен, все так же чадят топки под котлами, все так же кипит смола, и жгучая боль непрерывно пронизывает все тело.
Тем, попал кто возит уголь, повезло — у них холодно и хоть какое-то разнообразие.
А у меня впереди — девяносто тысяч девятьсот девяносто лет.
С возможностью продления.
02.10.2001
(c) Р.Радутный
Email: radiy@yahoo.com
1