Тогда получится, что вы навредите себе, признав мою правоту. И что будет? Нет, вы правильно делаете, отрицая все на свете.
— Вот что, — сказал я, — погодите-ка. Позвольте, я принесу… — Я торопливо подошел к столику у окна, порылся в груде листовок и наконец извлек мало-мальски чисто отпечатанную брошюру, озаглавленную: «Что такое Союз борьбы за гражданскую независимость». Бегом вернувшись к гостю, я сунул ему брошюру. — Прочтите. И тогда вы увидите, что мы вовсе не…
Он отмахнулся, продолжая подмигивать, глупо ухмыляться и отбивать пальцами дробь, будто по шайке в бане.
— Право, мистер Рэксфорд, в этом нет нужды! — вскричал Юстэли. — Давайте просто примем к сведению ваши возражения и продолжим переговоры. Вы отрицаете всякие террористические побуждения, всякое стремление к разрушению. Превосходно! Как я уже сказал, принимаю ваши возражения. А теперь, если вы позволите мне продолжить…
— Мистер Юстэли, я не думаю, что…
— Уверяю вас, мне нет никакой нужды читать. Позвольте я продолжу.
Я призадумался. Вытолкать его взашей? Не обращать на него внимания? Вступить в прения? Но ведь, в конце концов, не он же отрицает «террористические побуждения и стремление к разрушению». Если этот мистер Юстэли — псих (а его поведение все настойчивее подталкивало меня к такой резолюции), значит, разумнее всего будет просто отшутиться от него.
Кроме того, он отвлек меня от возни с печатным станком, и я должен сказать, что даже беседа с чокнутым, который носит бархатный воротник, предпочтительнее общения с этой чертовой машиной. Вынеся такое суждение, я сел, скрестил ноги, сплел пальцы, положил заляпанные чернилами руки на заляпанные чернилами колени (я вам точно говорю: этот печатный станок наверняка и сам вынашивал какие-то террористические замыслы) и сказал:
— Хорошо, мистер Юстэли, я вас выслушаю.
Он подмигнул мне как человек, посвященный в тайну, неведомую простым смертным, и лукаво произнес:
— Разумеется, выслушаете. Разумеется, выслушаете. — И продолжал, подняв палец. — Итак, я уже говорил вам, что упомянутые мною организации имеют одну общую черту. Но это было сказано скорее для красного словца, нежели в интересах истины. На самом-то деле общих черт у вас много, гораздо больше, чем вам могло поначалу показаться. Все эти организации сравнительно малочисленны и ничем не прославились. Все они нуждаются в деньгах. Почти все их штаб-квартиры расположены в пределах Большого Нью-Йорка.
Он умолк, но я знал, что эта пауза призвана лишь подчеркнуть значимость его слов. Я был готов высмеять мистера Юстэли, но не имел ни малейшего желания ахать и хмыкать, чтобы доставить ему удовольствие. Поэтому я просто сидел, качал заляпанной чернилами ногой и ждал продолжения.
Наконец оно последовало
— Итак, — заявил мой гость, — я показал вам, что даже при несовпадении стратегических целей этих одиннадцати организаций их сиюминутные задачи совершенно одинаковы. И сводятся они в конечном счете к разрушению. А посему, мистер Рэксфорд, прошу вас оценить мое предложение. Я думаю, что эти одиннадцать организаций могли бы и впрямь навести шороху, кабы согласились сотрудничать друг с дружкой, действовать слаженно и по общему для всех плану. Если каждая из них и впредь будет сама по себе, вы не сможете совершить ничего существенного. — Он склонил голову набок, прищурил один глаз и спросил по-французски: — Не так ли?
— Что ж, — согласился я. — Готов признать, что это и впрямь звучит разумно.
— Стало быть, вы заинтересовались.
— Э…
Он одарил меня сердечной улыбкой и радостно засучил пальцами.
— Ах, мистер Рэксфорд, разумеется, вы человек осторожный, это видно. Но я не призываю вас к необдуманным заявлениям и опрометчивым обязательствам. Сначала вы, конечно же, должны убедиться, что я и впрямь способен обеспечить создание такой… такой коалиции, — произнеся это слово, он улыбнулся. — Сегодня в полночь моими стараниями состоится митинг. Он будет проходить в клубе «Парни с приветом», на углу Бродвея и Восемьдесят восьмой улицы, здесь, в Манхэттене. Тогда-то мы и обсудим во всех подробностях наш замысел, а вожди организаций получат возможность познакомиться друг с другом.
Я с опаской спросил:
— А что, если я не приду?
На этот раз он улыбнулся мне так, как улыбаются обитатели Средиземноморья.
— Тогда я пойму, что вы приняли определенное решение. Согласны?
— Согласен, — ответил я, только чтобы спровадить его.
— Прекрасно. — Мистер Юстэли поднялся, поправил шарф и застегнул пальто. — Паролем будут слова «зеленые рукава», — он снова обогрел меня своей средиземноморской улыбкой. — Мне было очень приятно наконец-то познакомиться с вами. Я с немалым интересом следил за вашим политическим ростом.
— Благодарю, — ответил я, понимая, что передо мной стоит записной враль. Я бы очень удивился, узнав, что ему стало известно о моем существовании не два или три дня назад, а раньше.
Юстэли хотел пожать мне руку, но я показал ему, в каком состоянии моя ладонь. Тогда он напоследок улыбнулся мне и учтиво откланялся.
— До встречи, — по-немецки попрощался Юстэли, выходя в парадное.
— Ступай себе с Богом, — по-испански напутствовал я его и захлопнул дверь.
Я уже довольно долго держал в руке брошюру «Что такое Союз борьбы за гражданскую независимость», и она успела испачкаться чернилами. Если б мой недавний гость потрудился раскрыть и прочитать ее, он мог бы узнать кое-что об этой организации. И в первую очередь — что мы уж никак не шайка террористов. Напротив, мы — пацифистское объединение, созданное в начале пятидесятых годов группой студентов выпускного курса городского колледжа Нью-Йорка в знак протеста против призыва студентов в армию и их отправки на Корейскую войну. Поэтому у нашей организации с самого начала был пацифистский уклон. Нашу программу-минимум выполнили не мы — просто кончилась Корейская война, и тогда группу прибрали к рукам воинствующие пафицисты, после чего нашей единственной заботой стала борьба за мир. Мы участвуем в маршах мира, распространяем листовки, устраиваем пикеты, когда в Америку приезжают большие шишки из-за рубежа, посылаем встревоженные письма в редакции газет и журналов, вызываем на диспуты разных кандидатов в политиканы. Ну, все такое.
Мало-помалу наша деятельность привела к тому, что ряды организаций, в которой в 1952 году насчитывалось тысяча четыреста членов — людей, полных сознания высокой цели и непоказной преданности, — поредели, и теперь нас всего семнадцать человек, причем двенадцать самоустранились от активной политической деятельности. Членство значительно сократилось, когда кончилась Корейская война, и это естественно. Много народу ушло после окончания колледжа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Вот что, — сказал я, — погодите-ка. Позвольте, я принесу… — Я торопливо подошел к столику у окна, порылся в груде листовок и наконец извлек мало-мальски чисто отпечатанную брошюру, озаглавленную: «Что такое Союз борьбы за гражданскую независимость». Бегом вернувшись к гостю, я сунул ему брошюру. — Прочтите. И тогда вы увидите, что мы вовсе не…
Он отмахнулся, продолжая подмигивать, глупо ухмыляться и отбивать пальцами дробь, будто по шайке в бане.
— Право, мистер Рэксфорд, в этом нет нужды! — вскричал Юстэли. — Давайте просто примем к сведению ваши возражения и продолжим переговоры. Вы отрицаете всякие террористические побуждения, всякое стремление к разрушению. Превосходно! Как я уже сказал, принимаю ваши возражения. А теперь, если вы позволите мне продолжить…
— Мистер Юстэли, я не думаю, что…
— Уверяю вас, мне нет никакой нужды читать. Позвольте я продолжу.
Я призадумался. Вытолкать его взашей? Не обращать на него внимания? Вступить в прения? Но ведь, в конце концов, не он же отрицает «террористические побуждения и стремление к разрушению». Если этот мистер Юстэли — псих (а его поведение все настойчивее подталкивало меня к такой резолюции), значит, разумнее всего будет просто отшутиться от него.
Кроме того, он отвлек меня от возни с печатным станком, и я должен сказать, что даже беседа с чокнутым, который носит бархатный воротник, предпочтительнее общения с этой чертовой машиной. Вынеся такое суждение, я сел, скрестил ноги, сплел пальцы, положил заляпанные чернилами руки на заляпанные чернилами колени (я вам точно говорю: этот печатный станок наверняка и сам вынашивал какие-то террористические замыслы) и сказал:
— Хорошо, мистер Юстэли, я вас выслушаю.
Он подмигнул мне как человек, посвященный в тайну, неведомую простым смертным, и лукаво произнес:
— Разумеется, выслушаете. Разумеется, выслушаете. — И продолжал, подняв палец. — Итак, я уже говорил вам, что упомянутые мною организации имеют одну общую черту. Но это было сказано скорее для красного словца, нежели в интересах истины. На самом-то деле общих черт у вас много, гораздо больше, чем вам могло поначалу показаться. Все эти организации сравнительно малочисленны и ничем не прославились. Все они нуждаются в деньгах. Почти все их штаб-квартиры расположены в пределах Большого Нью-Йорка.
Он умолк, но я знал, что эта пауза призвана лишь подчеркнуть значимость его слов. Я был готов высмеять мистера Юстэли, но не имел ни малейшего желания ахать и хмыкать, чтобы доставить ему удовольствие. Поэтому я просто сидел, качал заляпанной чернилами ногой и ждал продолжения.
Наконец оно последовало
— Итак, — заявил мой гость, — я показал вам, что даже при несовпадении стратегических целей этих одиннадцати организаций их сиюминутные задачи совершенно одинаковы. И сводятся они в конечном счете к разрушению. А посему, мистер Рэксфорд, прошу вас оценить мое предложение. Я думаю, что эти одиннадцать организаций могли бы и впрямь навести шороху, кабы согласились сотрудничать друг с дружкой, действовать слаженно и по общему для всех плану. Если каждая из них и впредь будет сама по себе, вы не сможете совершить ничего существенного. — Он склонил голову набок, прищурил один глаз и спросил по-французски: — Не так ли?
— Что ж, — согласился я. — Готов признать, что это и впрямь звучит разумно.
— Стало быть, вы заинтересовались.
— Э…
Он одарил меня сердечной улыбкой и радостно засучил пальцами.
— Ах, мистер Рэксфорд, разумеется, вы человек осторожный, это видно. Но я не призываю вас к необдуманным заявлениям и опрометчивым обязательствам. Сначала вы, конечно же, должны убедиться, что я и впрямь способен обеспечить создание такой… такой коалиции, — произнеся это слово, он улыбнулся. — Сегодня в полночь моими стараниями состоится митинг. Он будет проходить в клубе «Парни с приветом», на углу Бродвея и Восемьдесят восьмой улицы, здесь, в Манхэттене. Тогда-то мы и обсудим во всех подробностях наш замысел, а вожди организаций получат возможность познакомиться друг с другом.
Я с опаской спросил:
— А что, если я не приду?
На этот раз он улыбнулся мне так, как улыбаются обитатели Средиземноморья.
— Тогда я пойму, что вы приняли определенное решение. Согласны?
— Согласен, — ответил я, только чтобы спровадить его.
— Прекрасно. — Мистер Юстэли поднялся, поправил шарф и застегнул пальто. — Паролем будут слова «зеленые рукава», — он снова обогрел меня своей средиземноморской улыбкой. — Мне было очень приятно наконец-то познакомиться с вами. Я с немалым интересом следил за вашим политическим ростом.
— Благодарю, — ответил я, понимая, что передо мной стоит записной враль. Я бы очень удивился, узнав, что ему стало известно о моем существовании не два или три дня назад, а раньше.
Юстэли хотел пожать мне руку, но я показал ему, в каком состоянии моя ладонь. Тогда он напоследок улыбнулся мне и учтиво откланялся.
— До встречи, — по-немецки попрощался Юстэли, выходя в парадное.
— Ступай себе с Богом, — по-испански напутствовал я его и захлопнул дверь.
Я уже довольно долго держал в руке брошюру «Что такое Союз борьбы за гражданскую независимость», и она успела испачкаться чернилами. Если б мой недавний гость потрудился раскрыть и прочитать ее, он мог бы узнать кое-что об этой организации. И в первую очередь — что мы уж никак не шайка террористов. Напротив, мы — пацифистское объединение, созданное в начале пятидесятых годов группой студентов выпускного курса городского колледжа Нью-Йорка в знак протеста против призыва студентов в армию и их отправки на Корейскую войну. Поэтому у нашей организации с самого начала был пацифистский уклон. Нашу программу-минимум выполнили не мы — просто кончилась Корейская война, и тогда группу прибрали к рукам воинствующие пафицисты, после чего нашей единственной заботой стала борьба за мир. Мы участвуем в маршах мира, распространяем листовки, устраиваем пикеты, когда в Америку приезжают большие шишки из-за рубежа, посылаем встревоженные письма в редакции газет и журналов, вызываем на диспуты разных кандидатов в политиканы. Ну, все такое.
Мало-помалу наша деятельность привела к тому, что ряды организаций, в которой в 1952 году насчитывалось тысяча четыреста членов — людей, полных сознания высокой цели и непоказной преданности, — поредели, и теперь нас всего семнадцать человек, причем двенадцать самоустранились от активной политической деятельности. Членство значительно сократилось, когда кончилась Корейская война, и это естественно. Много народу ушло после окончания колледжа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56