Дежурная разинула рот и захлопала глазами.
– Поломали жизнь?
– Вот именно, – ответил я и, решив, что теперь – самое время, опять набрал в грудь воздуху, ещё медленнее, чем в первый раз. – Я направлялся к нежно любимой мною девушке, чтобы сделать ей предложение. Эта девушка само совершенство, со всех точек зрения, кроме одной. Вы меня понимаете?
Дежурная изумленно кивнула. Судьба свела меня с романтической натурой. Правда, я был слишком озабочен своими неурядицами и не заметил этого.
– Во всех отношениях, кроме одного, – повторил я. – Есть у неё один маленький изъян. Она зациклена на точности. Мы должны были встретиться ровно в десять, но я опоздал! – Я занес руку и потряс кулаком перед экраном. – Вы понимаете, что натворили, отключив питание лифта? Теперь она не то что женой, а даже собеседницей моей не станет!
– Пожалуйста, не кричите, сэр, – испуганно попросила дежурная.
– Я не кричу!
– Сэр, мне очень жаль. Я понимаю ваши…
– Понимаете?! – взревел я и затрясся от ярости, утратив дар речи.
Дежурная заозиралась по сторонам, потом подалась поближе к экрану, продемонстрировав декольте, которого я по рассеянности не заметил, и проговорила вполголоса:
– Нам нельзя разглашать эти сведения, но вам, так и быть, скажу, чтобы вы поняли, почему мы были вынуждены отключить питание. Конечно, ужасно, что у вас все разладилось, но дело в том… – Она подалась ещё ближе и почти коснулась экрана носом. – Дело в том, что в лифте сидит лазутчик…
Пришел мой черед вытаращить глаза и разинуть рот.
– Что?
– Лазутчик. Шпион. Его засекли на сто сорок седьмом этаже, но схватить не успели: он юркнул в лифт. Протиснулся между створками. Однако армия предпринимает все возможное, чтобы извлечь его оттуда.
– Разве это так уж сложно?
– Он включил ручное управление, и теперь мы не можем ничего сделать. Как только кто-то пытается влезть в шахту, шпион норовит раздавить его лифтом.
Все это звучало совершенно невероятно.
– Раздавить лифтом?
– Он гоняет лифт вверх-вниз, – объяснила дежурная. – И норовит раздавить всякого, кто лезет к нему.
– Ага… – молвил я. – Тогда это, похоже, надолго…
На этот раз дежурная подалась так близко, что даже в своем нынешнем состоянии я не мог не заметить её декольте, и зашептала:
– Военные опасаются, что придется брать его измором.
– О, нет! Только не это!
Дежурная скорбно склонила голову.
– Мне очень жаль, сэр, – сказала она, покосилась куда-то вправо и тотчас выпрямилась. – Мы-возобновим-обслуживание-как-только-сможем… Щелк. Экран погас.
Минуту-другую я сидел и переваривал услышанное. Лазутчик в лифте? Лазутчик, сумевший незамеченным добраться до сто сорок седьмого этажа?! Да что, черт возьми, случилось с нашей армией? Если она так расслабилась, значит, Проект обречен, и никакой силовой экран его уже не спасет. Кто знает, сколько ещё шпионов сумело тайком проникнуть к нам?
До сих пор я воспринимал осадное положение, при котором мы все живем, как нечто нереальное. В конце концов, Проект наглухо закупорен и совершенно самодостаточен. Его никто не покидает, да и внутрь доныне никто не проникал. Мы – нация высотой в двести этажей, и опасность, грозящая нам со стороны других проектов, всегда казалась мне (подозреваю, что и большинству народа тоже) совершенно несерьезной. Ну, угонят иногда вагонетку. Или шпион полезет в здание, а его пристрелят. Или наши разведчики выедут из Проекта на защищенной от излучения машине, чтобы пробраться в другой проект и выяснить, какие козни против нас строят в его стенах. Мало кто из этих разведчиков возвращается обратно. Зато вагонетки почти никогда не пропадают. В общем, внутри Проекта течет полнокровная жизнь, и мы нечасто задумываемся об угрозе извне. Так, брезжит что-то на задворках сознания, но и только. В конце концов, эта внешняя угроза существует уже несколько десятилетий, с тех пор, как кончилась Неблагородно-Благородная Война, как её назвал доктор Килбилли.
Доктор Килбилли, автор «Истории переходного периода Проекта», придумал названия всем большим войнам ХХ столетия. У нас были Чернознатная Война, Расистская Нерасовая Война и, наконец, Неблагородно-Благородная Война. Разумеется, в других учебниках эти войны называли первой, второй и третьей мировыми.
Если верить доктору Килбилли, возведение проекта стало итогом стечения многочисленных обстоятельств, самыми важными из которых были демографический взрыв и Договор в Осло. Демографический взрыв, понятное дело, означал, что народу все прибывало, а жизненного пространства не прибавлялось. Вот почему за каких-нибудь сто лет (очень быстро по историческим меркам) жилищное строительство стало совершенно другим, и дома начали расти не вширь, а ввысь. На пороге ХХ века большинство людей жило в крошечных хижинах высотой от одного до пяти этажей, но к двухтысячному году уже все население Земли сидело в проектах. С самого начала кое-кто предпринимал робкие попытки сделать эти проекты чем-то большим, нежели просто жилые дома. К середине века в проектах (их ещё называют многоэтажками и кооперативами) появились рестораны, магазины, детские сады, химчистки и тьма-тьмущая всяких иных служб. Ну, а на исходе столетия проекты стали совершенно автономными. В подподвалах на гидропонике выращивались овощи, целые этажи были отведены под школы, церкви, заводы. Если в пределах проекта не залегали никакие полезные ископаемые, наружу посылали управляемые роботами вагонетки.
Так и жили. А все из-за демографического взрыва. И договора в Осло.
Насколько я понимаю, когда-то на Земле шла ожесточенная борьба между двумя группами ныне прекративших существование государств (это нечто вроде проектов, только они были не вертикальные, а горизонтальные), и обе группы имели атомное оружие. В преамбуле Договора в Осло говорилось, что атомная война немыслима, но, если кто-то все же помыслит о ней, то применять можно только тактические ядерные заряды, а стратегические – ни-ни (тактические заряды используются для уничтожения живой силы противника на поле боя, а стратегические – чтобы гробить мирный люд в тылу). Странное дело, но, когда кому-то пришло в голову повоевать, обе стороны решили соблюдать Договор в Осло и не бомбить проекты. Разумеется, вояки возместили это неудобство, применяя тактическое ядерное оружие, где надо и не надо, и после войны почти вся Земля стала радиоактивной и опасной для жизни. За исключением проектов. Во всяком случае, тех из них, которые успели огородиться силовыми экранами, изобретенными перед самым началом боевых действий и способными отражать радиоактивные частицы.
Но, поскольку в ходе Неблагородно-Благородной Войны была нарушена уйма других договоров, после её окончания никто уже толком не знал, где свои, а где чужие.
1 2 3 4 5 6