Он знаком велел мне оставаться на месте. Человек был облачен в черный расстегнутый пиджак и пузырившуюся на поясе белую рубаху, на шее у него болтался тисненый бурый галстук.
Незнакомец напоминал отставного морского пехотинца, только-только начинавшего обрастать жирком.
Подойдя ко мне, он спросил:
— Это вы только что купили табак в лавке на углу?
— Да, — ответил я. — А что?
Человек извлек из заднего кармана бумажник, раскрыл его и показал мне бляху.
— Полиция, — объявил он. — От вас требуются только добрая воля и готовность к сотрудничеству.
— Буду рад помочь, — ответил я, испытав внезапное чувство вины, столь хорошо знакомое всякому, кого без причины останавливает на улице служитель закона.
— Какой купюрой вы расплатились? — спросил он меня.
— Какой? Вы имеете в виду... Э... пятеркой.
Человек извлек из кармана пиджака мятую купюру и протянул мне.
— Этой?
Я посмотрел на бумажку, но, разумеется, никому еще не удавалось отличить один денежный знак от другого того же достоинства, так что в конце концов я был вынужден ответить:
— Полагаю, что да, но точно не знаю.
— Посмотри-ка хорошенько, браток, — велел мне полицейский, речь которого тотчас сделалась заметно грубее.
Я посмотрел, но откуда мне было знать, что продавец принял у меня именно эту бумажку?
— Извините, — нервно ответил я, — но я ничего не могу сказать наверняка.
— Продавец говорит, что это вы всучили ему такую, — сообщил мне полицейский.
Я посмотрел на него, получил в ответ испепеляющий взгляд и переспросил:
— Всучил? Вы хотите сказать, что эта пятерка поддельная?
— Совершенно верно, — ответил полицейский.
— Ну вот, опять, — пробормотал я, удрученно разглядывая купюру. — То и дело получаю сдачу фальшивыми деньгами.
— Где вы взяли эту пятерку?
— Извините, не помню.
Судя по его физиономии, полицейский взял меня на подозрение. Он тотчас подтвердил мою догадку, сказав:
— Не очень-то ты горишь желанием нам помочь, браток.
— Я стараюсь, — ответил я. — Просто я не помню, где мне всучили эту купюру.
— Пошли в машину, — велел полицейский и подтолкнул меня к побитому зеленому «плимуту», стоявшему возле пожарного гидранта. Он заставил меня сесть в пассажирское кресло впереди, потом обошел вокруг машины и скользнул за руль. Радиостанция под приборным щитком трещала и кряхтела, изредка выплевывая какие-то ошметки человеческой речи.
— Давай-ка полюбуемся твоим удостоверением, — предложил сыщик.
Я показал ему читательский билет и страховую карточку. Полицейский тщательно переписал мои имя и адрес в черную книжечку. Он уже забрал у меня злополучную пятерку и занес на ту же страничку ее серийный номер, после чего спросил меня:
— Другие дензнаки при себе имеются?
— Да.
— Предъявите.
У меня было общим счетом тридцать восемь долларов бумажками: две десятки, три пятерки и три «жабьих шкуры». Я вручил их полицейскому, и тот принялся дотошно изучать каждую купюру, просматривая их на просвет, потирая пальцами, прислушиваясь к тембру шуршания. Наконец он разделил деньги на две хилые стопки и положил на приборный щиток.
Сальдо оказалось плачевным: еще три бумажки — десятка и две пятерки были поддельными.
— Эти придется изъять, — сообщил мне сыщик, возвращая остальные деньги. — Я выдам вам квитанцию, но едва ли вы сумеете получить по ней возмещение. Разве что нам удастся поймать и осудить этих фальшивомонетчиков.
Тогда, возможно, вы что-то и вернете, вчинив им иск. Ну, а если нет, значит, вы погорели, как это ни прискорбно.
— Да ладно, ничего, — ответил я и тускло улыбнулся. Во-первых, потому что уже привык быть погорельцем. А во вторых — на радостях: ведь сыщик больше не считал меня членом шайки, пустившей эти бумажки в обращение.
В «бардачке» его машины отыскалась и книжечка с квитанциями. Он достал ее оттуда, заполнил бланк, внеся в него, помимо прочих сведений, и серийные номера купюр, а затем вручил мне со словами:
— Отныне и впредь будьте внимательнее, проверяйте сдачу, не отходя от кассы. Это избавит вас от столь дорогостоящих оплошностей.
— Непременно буду, — пообещал я, выбираясь из машины, и взглянул на часы. Если я хотел попасть в контору Добрьяка к десяти, надо было поторапливаться. Я спорым шагом двинулся на север.
Только на углу Тридцать второй улицы я понял, что меня опять обули. Я застыл посреди тротуара, будто истукан, достал из кармана квитанцию, прочитал ее и почувствовал, как кровь отливает от лица.
Двадцать долларов. Я только что заплатил двадцать долларов за эту бумажку с закорючками.
Я развернулся и опрометью бросился к Двадцать четвертой улице, но кидалы, разумеется, уже и след простыл. Я принялся озираться в поисках телефонной будки, чтобы позвонить Райли в управление, но потом вспомнил, что в начале одиннадцатого увижусь с ним в конторе мнимого стряпчего.
В начале одиннадцатого? Я посмотрел на часы и увидел, что уже без одной минуты десять. Мне давно пора быть там!
Я остановил такси, присовокупив еще доллар к общей сумме потерь, понесенных в результате встречи с самозванным полицейским, влез на заднее сиденье, и шофер, включив счетчик, погнал машину на север, прямиком в одну из вечных пробок, которыми изобилует эта часть города, поскольку тут сосредоточена едва ли не вся торговля готовым платьем.
Только в двадцать минут одиннадцатого я, наконец, добрался до конторы Добрьяка. И коридор, и приемная, и кабинет кишели сотрудниками отдела борьбы с мошенничествами. Они захлопнули мышеловку, так и не дождавшись, когда подвезут сыр. Я протиснулся сквозь толпу, бормоча приветствия при виде знакомых лиц и представляясь всем, кого не знал, и отыскал Райли в кабинете Добрьяка в обществе двоих парней из ОБМ. За письменным столом восседал похожий на голодного волка человечек с остренькой физиономией и глазками цвета оникса. Наверняка это был сам Добрьяк.
— Где тебя черти носили? — спросил меня Райли.
— Самозванный полицейский настращал меня поддельными деньгами и выудил двадцать долларов, — ответил я.
— О, боже, — пробормотал Райли, и, похоже, силы окончательно оставили его.
Добрьяк с голодной ухмылочкой посмотрел на меня и произнес сипловатым голосом змея, искушающего Еву:
— Что ж, приветик, Фред. Какая жалость, что вы — мой клиент.
Я вытаращил глаза.
— Что?
— Он — настоящий стряпчий и, к тому же, идущий в гору, — пояснил Райли. — А ты — балбес, который катится по наклонной.
— То есть...
— Какой чудесный иск я мог бы вам вчинить, — злорадно молвил Добрьяк.
— При ваших-то деньгах!
— Все честно, — сказал мне Райли. — Ты действительно унаследовал триста семнадцать тысяч долларов, и да поможет нам всем бог.
— Впрочем, — подхватил Добрьяк, потирая руки, — может, с иском еще что-нибудь и получится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56