Инцест строго преследовался по закону архангела Михаила, и он уже было поздравил себя с интересным поворотом дела. Но потом его новый начальник увлекся этой заключенной, да так сильно, что вырвал ее из рук Клопа и отправил домой мать, чтобы переселить в ее квартиру девчонку. Гостья еще ни разу не приходила в спальню своего спасителя, но их встреча была не за горами, если судить по их томным взглядам, возбужденным речам и мимолетным касаниям. Этот гаденыш допустил ошибку, подделав некое досье, чтобы скрыть мусульманские корни своей дульсинеи. А также пришив Клопа и его банду, ПИ – помощников-исламистов, – которых предыдущее начальство оставило, чтобы они наводили ужас на заключенных. Двойная глупость, которую нужно было использовать так, чтобы никто не заподозрил его в личной заинтересованности. Надо было дождаться, покуда голубки не предадутся страсти, застать их врасплох в постели, – хорошо бы в присутствии пары свидетелей с хорошей репутацией, – выудить подделанное досье, доложить о непоследовательных решениях нового начальника, которые шли вразрез с христианской моралью и с интересами христиан. При таких обвинениях этот мерзавец будет как минимум смещен со своего поста, а скорее всего отправлен на Восточный фронт или даже, если судьи будут сильно не в духе, отправлен на казнь.
Он доведет до конца это дело. Эту грязную работенку. Он докажет начальству, что ему можно доверить чистку лагерей. Ему было глубоко наплевать на пророков и на их речи, он не верил ни в Бога, ни в черта, но раз уж судьбе угодно было, чтобы он родился христианином, раз уж его собственные интересы совпадали с интересами хозяев Европы, он без зазрения совести отправит усамов в печь… Запах горелого мяса, идущий из печных труб, не мешал ему спать спокойно. В прошлом месяце двое инженеров, подгоняемые европейским министерством внутренних дел, починили гигантскую духовку. Несколько дней в воздухе стояла удушающая вонь – пахло остатками костной муки. Казалось, чье-то зловонное дыхание окутывает все соседние равнины.
У него зазвонил телефон. Будильник на тумбочке показывал два пятнадцать. Толком не проснувшись, он резко схватился за трубку. Ему показалось, что рана его раскрывается, как будто она на молнии, и из нее снова вываливаются кишки.
– Судя по всему, это произойдет сегодня ночью.
Он узнал голос одного из своих людей, который стоял на часах у квартиры начальника лагеря. Он настолько боялся подслушивающих устройств, что требовал от своих осведомителей не передавать никакой секретной информации по телефону. Он зажег лампу, приподнял пижамную куртку и взглянул на свой темно-красный шрам: из него сочилась не кровь, а жидкость. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать сказанное на другом конце провода.
– Ты уверен?
– Я бы не стал вас будить среди ночи, если бы своими собственными глазами не видел, как…
– Без подробностей. Я тебе верю. Мы подождем несколько ночей, а потом начнем действовать.
– А если… голубка не вернется в гнездышко?
Он просунул руку под пижамные штаны, чтобы высвободить зажатые тканью яички.
– Вернется, не беспокойся. И спасибо, что предупредил.
Он повесил трубку, погасил лампу, натянул на себя одеяло и стал рассеянно заниматься мастурбацией, думая о том, что действия людей очень легко просчитать.
Расставшись с невинностью, начальник ЦЭВИСа Центрального района совершенно преобразился. Несколько жарких ночей любви – по словам часовых, крики, стоны и вздохи слышались до самого утра – стерли с него последние признаки детства и придали ему известную уверенность в себе, хотя от бессонницы у него появились резкие круги под глазами. Его голос стал степеннее, а походка – решительнее. Он изменился и внутри: во взгляде засквозила непривычная мягкость, какой-то интерес к себе подобным, в том числе и к заключенным. Казалось, он уже не так торопится отдать приказ об окончательной эвакуации выходцев из исламских стран. Он сообщил начальству, что печь якобы нуждается в установке дополнительных фильтров – в рапорте, разумеется, строго секретном, утверждалось, что токсины, содержащиеся в дыме, могут оказать вредное воздействие на здоровье живущего поблизости от лагеря населения. Начальник предпочитал проявить осторожность и не запускать печь до следующих анализов. Осторожность? Или это хитрый маневр для получения отсрочки, подсказанный усамской змеей, заползшей в его постель? Начальник не остановился на этом: он предпринял меры для того, чтобы сделать… «переносимыми» условия существования заключенных и назвал эти меры «простыми человеческими соображениями». «Мы не должны переставать вести себя как добрые христиане только потому, что эти люди – враги нашей Веры», заявил он.
Его заместитель уже потирал руки в предвкушении победы: охмуренный одной из тех крольчих, которые тридцать лет назад едва не превратили Европу в жалкий придаток исламских стран, начальник сам подставлял ему свою шею. Настало время действовать. Если ждать, то можно схлопотать кучу неприятностей. Предположим, этот придурок станет и дальше поступать сообразно своей логике и освободит заключенных ЦЭВИСа! Всех его подчиненных неизбежно арестуют и осудят за бездействие или, хуже того, – за соучастие.
Он подобрал свидетелей с безупречной репутацией: одну секретаршу из лагерной администрации, мэра и кюре соседнего городка – двух почтенных шестидесятилетних стариков, у которых ни совесть, ни руки не были до конца чисты. Часовые должны были его предупредить о перемещениях юной арабки и открыть двери в спальню среди ночи. Он никому не доверил подготовку средства для получения наглядных доказательств и остановил выбор на зеркальном фотоаппарате со старой, проверенной, содержащей серебро пленке, известной еще со времен черно-белой фотографии, с выдержкой в тысячу единиц, хотя эта система и была слабее, чем цифровая. Последняя, правда, перестала развиваться с тех пор, как Отцы Церкви признали информатику дьявольской наукой.
Вечером, после ужина, который он, как обычно, провел в компании начальника и заведующего хозяйственной частью, он почувствовал острое и истерическое желание раздеться и посмотреть на свой шрам в зеркало гардероба, стоящего у него в спальне. Шрам начинался от солнечного сплетения, катился вниз по животу, как горный поток, исчезал на лобке и, казалось, вновь появлялся несколькими сантиметрами ниже в виде узловатого, скрученного и такого же красноватого пениса. Из-за шрама грудные и брюшные мышцы стали асимметричными, их покрывал толстый слой жира. Все в целом выглядело малоэстетично, но он в конце концов привык к этому нарывающему шву и даже испытывал нежность к своему искалеченному телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106