Но положение показалось ему настолько нелепым, что он разразился хохотом:
— Как? Мои друзья с яхты не сожгли писем? И упустили пленника? Олухи! Ничего никому нельзя поручить! Ну и потеха вышла: д'Амбуаз против д'Амбуаза! А вдруг они меня не узнают? Сам д'Амбуаз, чего доброго, перепутает меня с собой!
Он подошел к туалетному столику, схватил салфетку, обмакнул ее в воду, намылил и обтер себе лицо, снимая грим, а потом изменил прическу.
— Готово! — произнес он, представ перед Анжеликой в том облике, в каком она видела его в Париже в вечер ограбления. — Готово! Так мне удобнее будет объясняться с тестем.
— Куда вы? — вскричала она, бросаясь к двери.
— Черт побери! Потолковать с этими господами.
— Вы не пойдете!
— Почему?
— А если они вас убьют?
— Убьют?
— Да, они хотят вас убить… спрятать ваш труп… И этого никто не узнает!
— Ну что ж, — отвечал Люпен, — по-своему они правы. Но если я не пойду к ним, они придут сюда. Эта дверь их не остановит. Да и вы тоже, насколько я понимаю. Так что не стоит тянуть время.
— Следуйте за мной, — приказала Анжелика.
Она подняла лампу, вошла к себе в спальню, толкнула зеркальный шкаф, который откатился на невидимых колесиках, отдернула старинный гобелен и сказала:
— Вот другой выход. Им давно уже никто не пользовался. Отец думает, что ключ от него потерян. Вот этот ключ. Отпирайте. Лестница в стене выведет вас к подножию башни. Вам останется только отодвинуть засов на второй двери — и вы свободны.
Пораженный Люпен только сейчас начал понимать Анжелику. Глядя на ее печальное, некрасивое, но такое доброе лицо, он на миг растерялся, смутился. Теперь он и не думал смеяться. Он чувствовал к ней нечто вроде почтения, смешанное с угрызениями совести и с нежностью.
— Почему вы меня спасаете? — прошептал он.
— Вы мой муж.
— Да нет же… нет! — возражал он. — Я похитил это звание. Закон не признает нашего брака.
— Отец не хочет скандала, — сказала она.
— Разумеется, — подхватил Люпен. — Разумеется, я предвидел это, потому и распорядился доставить сюда вашего кузена. Когда я исчезну, вашим мужем станет он. Перед людьми вы его жена.
— Но перед церковью я ваша жена.
— Перед церковью! С ней не так уж трудно договориться! Ваш брак будет расторгнут.
— Под каким предлогом?
Он замолчал, задумавшись над всеми этими вещами, для него столь ничтожными и незначительными, но столь важными для нее, и несколько раз повторил:
— Это ужасно… Ужасно… Я должен был предвидеть…
Внезапно его осенило, и он воскликнул, хлопнув в ладоши:
— Придумал! Я в добрых отношениях с одним из главных должностных лиц Ватикана. Папа исполнит мою просьбу. Я испрошу аудиенцию и не сомневаюсь, что святой отец тронется моими мольбами и…
План его был так нелеп, а радовался он так искренне, что Анжелика не удержалась от улыбки.
— Я ваша жена перед Богом.
Она смотрела на него: в ее взгляде не было ни презрения, ни вражды, не было даже гнева, и он понял, что она не помнит о том, что перед ней бандит и мошенник, а видит в нем мужа, с которым она связана обетом до самой смерти.
Он шагнул ближе и внимательнее вгляделся в нее. Сперва она не опускала глаз, но лицо ее залил румянец. Никогда еще он не видел столь трогательного лица, осененного таким целомудрием и таким достоинством. И он промолвил, как в первый вечер, в Париже:
— Как чисты и печальны ваши глаза! Как они прекрасны!
Она опустила голову и пролепетала:
— Бегите же… Бегите…
При виде ее смущения его озарила догадка: возможно, она питает к нему сама того не понимая, совсем иные чувства, чем ей кажется. Не явился ли он перед этой старой девой, с ее романтическим воображением, неутоленными мечтами, старомодными романами, в роли некой избранной личности, байронического героя, великодушного и благородного разбойника — ведь их встречи были так необычны, а обстоятельства нынешней ночи так исключительны? Однажды вечером он, овеянный легендой знаменитой авантюрист, черпая силу в дерзости и преодолев все преграды, проник к ней и надел на палец обручальное кольцо. Таинственное, страстное обручение, словно из времен «Корсара» или «Эрнани»…
Взволнованный, растроганный, он уже готов был уступить порыву чувства и воскликнуть:
— Бежим! Уйдем отсюда! Вы моя жена, моя подруга… Разделите со мной мои горести, радости и тревоги! Разделите мою странную и бурную, великолепную и прекрасную жизнь!
Но глаза Анжелики были устремлены на него, и в них читалась такая чистота и такое достоинство, что он и сам покраснел.
С этой женщиной нельзя было так разговаривать. Он пробормотал:
— Простите меня… Я совершил много дурных поступков, но этот будет мучить меня больше всех. Я негодяй. Я загубил вашу жизнь.
— Нет, — нежно ответила она. — Напротив, вывели меня на верный путь.
С его губ чуть не сорвался вопрос. Но она распахнула дверь и показала ему дорогу. Теперь уже слова были ни к чему. Он молча вышел, низко поклонившись ей.
Месяц спустя Анжелика де Сарзо-Вандом, принцесса де Бурбон-Конде, законная супруга Арсена Люпена, приняла постриг и под именем сестры Марии-Августы удалилась в монастырь сестер-доминиканок.
В день пострижения настоятельница монастыря получила увесистый пакет и письмо.
В письме стояло: «Сестре Марии-Августе для бедных».
В пакете оказалось пятьсот тысячефранковых купюр.
1 2 3 4 5 6
— Как? Мои друзья с яхты не сожгли писем? И упустили пленника? Олухи! Ничего никому нельзя поручить! Ну и потеха вышла: д'Амбуаз против д'Амбуаза! А вдруг они меня не узнают? Сам д'Амбуаз, чего доброго, перепутает меня с собой!
Он подошел к туалетному столику, схватил салфетку, обмакнул ее в воду, намылил и обтер себе лицо, снимая грим, а потом изменил прическу.
— Готово! — произнес он, представ перед Анжеликой в том облике, в каком она видела его в Париже в вечер ограбления. — Готово! Так мне удобнее будет объясняться с тестем.
— Куда вы? — вскричала она, бросаясь к двери.
— Черт побери! Потолковать с этими господами.
— Вы не пойдете!
— Почему?
— А если они вас убьют?
— Убьют?
— Да, они хотят вас убить… спрятать ваш труп… И этого никто не узнает!
— Ну что ж, — отвечал Люпен, — по-своему они правы. Но если я не пойду к ним, они придут сюда. Эта дверь их не остановит. Да и вы тоже, насколько я понимаю. Так что не стоит тянуть время.
— Следуйте за мной, — приказала Анжелика.
Она подняла лампу, вошла к себе в спальню, толкнула зеркальный шкаф, который откатился на невидимых колесиках, отдернула старинный гобелен и сказала:
— Вот другой выход. Им давно уже никто не пользовался. Отец думает, что ключ от него потерян. Вот этот ключ. Отпирайте. Лестница в стене выведет вас к подножию башни. Вам останется только отодвинуть засов на второй двери — и вы свободны.
Пораженный Люпен только сейчас начал понимать Анжелику. Глядя на ее печальное, некрасивое, но такое доброе лицо, он на миг растерялся, смутился. Теперь он и не думал смеяться. Он чувствовал к ней нечто вроде почтения, смешанное с угрызениями совести и с нежностью.
— Почему вы меня спасаете? — прошептал он.
— Вы мой муж.
— Да нет же… нет! — возражал он. — Я похитил это звание. Закон не признает нашего брака.
— Отец не хочет скандала, — сказала она.
— Разумеется, — подхватил Люпен. — Разумеется, я предвидел это, потому и распорядился доставить сюда вашего кузена. Когда я исчезну, вашим мужем станет он. Перед людьми вы его жена.
— Но перед церковью я ваша жена.
— Перед церковью! С ней не так уж трудно договориться! Ваш брак будет расторгнут.
— Под каким предлогом?
Он замолчал, задумавшись над всеми этими вещами, для него столь ничтожными и незначительными, но столь важными для нее, и несколько раз повторил:
— Это ужасно… Ужасно… Я должен был предвидеть…
Внезапно его осенило, и он воскликнул, хлопнув в ладоши:
— Придумал! Я в добрых отношениях с одним из главных должностных лиц Ватикана. Папа исполнит мою просьбу. Я испрошу аудиенцию и не сомневаюсь, что святой отец тронется моими мольбами и…
План его был так нелеп, а радовался он так искренне, что Анжелика не удержалась от улыбки.
— Я ваша жена перед Богом.
Она смотрела на него: в ее взгляде не было ни презрения, ни вражды, не было даже гнева, и он понял, что она не помнит о том, что перед ней бандит и мошенник, а видит в нем мужа, с которым она связана обетом до самой смерти.
Он шагнул ближе и внимательнее вгляделся в нее. Сперва она не опускала глаз, но лицо ее залил румянец. Никогда еще он не видел столь трогательного лица, осененного таким целомудрием и таким достоинством. И он промолвил, как в первый вечер, в Париже:
— Как чисты и печальны ваши глаза! Как они прекрасны!
Она опустила голову и пролепетала:
— Бегите же… Бегите…
При виде ее смущения его озарила догадка: возможно, она питает к нему сама того не понимая, совсем иные чувства, чем ей кажется. Не явился ли он перед этой старой девой, с ее романтическим воображением, неутоленными мечтами, старомодными романами, в роли некой избранной личности, байронического героя, великодушного и благородного разбойника — ведь их встречи были так необычны, а обстоятельства нынешней ночи так исключительны? Однажды вечером он, овеянный легендой знаменитой авантюрист, черпая силу в дерзости и преодолев все преграды, проник к ней и надел на палец обручальное кольцо. Таинственное, страстное обручение, словно из времен «Корсара» или «Эрнани»…
Взволнованный, растроганный, он уже готов был уступить порыву чувства и воскликнуть:
— Бежим! Уйдем отсюда! Вы моя жена, моя подруга… Разделите со мной мои горести, радости и тревоги! Разделите мою странную и бурную, великолепную и прекрасную жизнь!
Но глаза Анжелики были устремлены на него, и в них читалась такая чистота и такое достоинство, что он и сам покраснел.
С этой женщиной нельзя было так разговаривать. Он пробормотал:
— Простите меня… Я совершил много дурных поступков, но этот будет мучить меня больше всех. Я негодяй. Я загубил вашу жизнь.
— Нет, — нежно ответила она. — Напротив, вывели меня на верный путь.
С его губ чуть не сорвался вопрос. Но она распахнула дверь и показала ему дорогу. Теперь уже слова были ни к чему. Он молча вышел, низко поклонившись ей.
Месяц спустя Анжелика де Сарзо-Вандом, принцесса де Бурбон-Конде, законная супруга Арсена Люпена, приняла постриг и под именем сестры Марии-Августы удалилась в монастырь сестер-доминиканок.
В день пострижения настоятельница монастыря получила увесистый пакет и письмо.
В письме стояло: «Сестре Марии-Августе для бедных».
В пакете оказалось пятьсот тысячефранковых купюр.
1 2 3 4 5 6