Так ушли шесть стульев и шесть кресел в стиле Людовика XV, гобелены из Абюссона, два канделябра работы Гутьноа, два – Фрагонара и один – Наттье, бюст Гудона, несколько статуэток. Порой Люпэн задерживался перед великолепным ларем или драгоценной картиной и вздыхал:
– Чересчур тяжел… Слишком велики размеры… Какая жалость!
И продолжал свою экспертизу.
За сорок минут гостиная была «расчищена», по – выражению Арсена. Все было сделано в образцовом порядке, без малейшего шума, словно все предметы, которыми манипулировали вошедшие, были упакованы в толстый слой ваты.
Тогда он сказал последнему, уносившему стенные часы работы мастера Буля:
– Возвращаться нет смысла. Как условились, едва заполните грузовик, отправляйтесь до большой риги в Рокфоре.
– А вы, патрон?
– Мне пусть оставят мотоцикл.
Когда тот исчез, он вернул на место, задвинув до отказа поворачивающуюся часть стены. Затем, удалив последние следы выноса добычи и стерев следы ног, приподнял портьеру и проник в галерею, служившую для сообщения между башней и замком. В середине ее стояла витрина – цель дальнейших поисков Арсена Люпэна.
Здесь были собраны настоящие чудеса, уникальная коллекция часов, табакерок, колец, ожерелий, миниатюр прекраснейшей работы. С помощью клещей он взломал замок и с невыразимым наслаждением занялся украшениями из золота и серебра, маленькими шедеврами деликатного, совершенного искусства ювелиров.
Люпэн повесил на перевязи через плечо широкий матерчатый мешок, специально сшитый для такой добычи. Наполнил его. Наполнил также карманы пиджака, панталон, жилета. Протянул левую руку к еще одной кучке жемчужных дамских сеток для волос, столь милых сердцу наших прабабушек и которые нынешняя мода так старательно и любовно возвращает в обиход. Но тут его уха достиг легкий шум.
Он прислушался: ошибки не было, шум слышался все явственнее.
И он вспомнил: внутренняя лестница в конце галереи вела к до сих пор пустовавшим апартаментам, которые, однако, с этого вечера были отведены той юной девице, за которой, как и за супругами д'Андроль, Деванн ездил в Дьепп.
Торопливым движением Люпэн нажал на выключатель своего фонаря: свет погас. Он едва успел добраться до амбразуры окна, когда на вершине лестницы открылась дверь, и слабый свет проник в галерею.
У него возникло ощущение – полускрытый занавесом, он не мог этого видеть, – будто кто-то начал осторожно спускаться по верхним ступеням. Появилась надежда, что незнакомец дальше не пойдет. Он двинулся, однако, вниз. И вдруг раздался возглас – спускавшийся заметил витрину, разбитую, наполовину опустошенную.
По запаху духов Арсен Люпэн понял, что это женщина. Ее платье почти касалось занавеса, который его скрывал, и ему показалось, что он слышит, как бьется сердце этой женщины, и еще – что она угадывала присутствие другого существа позади себя, на расстоянии вытянутой руки… «Ей страшно, – подумал он, – она сейчас уйдет… Не может быть, чтобы не ушла…» Она, однако, не уходила. Свеча, вздрагивавшая в ее руке, перестала колебаться. Она повернулась, преодолела мгновенное колебание, слушая, казалось, пугающую тишину, затем резко откинула занавес.
Они увидели друг друга.
Арсен, потрясенный, проговорил:
– Вы… это Вы… мадемуазель…
Перед ним стояла мисс Нелли.
Мисс Нелли! Пассажирка трансатлантического лайнера, та самая, чьи грезы сливались с грезами молодого человека на протяжении того незабываемого плавания, та, которая присутствовала при его аресте и которая, не желая его выдавать, выбросила в море фотоаппарат, в котором он спрятал драгоценности и банкноты Мисс Нелли! Милое, улыбающееся существо, чей образ так часто радовал или наводил грусть на него в долгие дни заключения!
Случай, поставивший их лицом к лицу в этом замке, в ночной час, был столь невероятным, что оба окаменели, не говоря ни слова, изумленные, словно завороженные фантастическим видением, которое представляли друг для друга.
Шатаясь, сломленная волнением, мисс Нелли опустилась на стул.
Он остался перед нею на ногах. И постепенно, в нескончаемые мгновения, которые пролетели друг за другом, он почувствовал, какое впечатление должен на нее произвести, – с руками, нагруженными безделушками, с набитыми карманами, с доверху наполненным мешком. Небывалое чувство неловкости охватило его, он покраснел до корней волос, в скверном положении вора, застигнутого на месте преступления. Для нее с этих пор, что бы ни случилось, он останется вором, тем, кто лезет в чужой карман, кто отпирает отмычками двери и тайком забирается в чужие жилища.
На ковер скатились часы, за ними – другие. И другие предметы начинали соскальзывать вниз по его рукам, он не знал уже, как их удержать. Тогда, внезапно решившись, он бросил часть добычи на кресло, опорожнил карманы, высыпал содержимое мешка.
Почувствовав себя свободнее, он шагнул к ней, в намерении заговорить. Но она отшатнулась; затем, торопливо поднявшись, словно охваченная страхом, бросилась в гостиную. Портьера упала за нею, и он поспешил следом. Она была там – ошеломленная, дрожащая; ее глаза с ужасом разглядывали огромное, разоренное помещение.
И он ей сказал:
– Завтра, в три часа, все будет на своих местах… Мебель, все… все…
Она не ответила. Он повторил:
– Завтра, в три часа, обещаю Вам… Ничто на свете не помешает мне это сделать… Завтра, в три часа…
Долгое молчание установилось между ними опять. Он не смел его нарушить, волнение девушки причиняло ему подлинное страдание. Осторожно, не говоря ни слова, он стал от нее удаляться.
И думал при этом: «Пусть уходит!.. Пусть почувствует себя свободной, чтобы уйти!.. Чтобы меня более не бояться!..» Но она вздрогнула и прошептала:
– Послушайте… Там – шаги… Кто-то идет… Он посмотрел на нее с изумлением. Она казалась взволнованной, как будто опасность грозила ей самой.
– Ничего не слышно, – сказал он. – И все-таки…
– Как так? Надо бежать… Скорее, бегите…
– Бежать? Но к чему?..
– Надо… надо… Ах, да не стойте же!..
Мгновенно подбежав к повороту галереи, она прислушалась. Нет, никто к ним не шел. Может быть, шум доносился извне? Несколько секунд она еще ждала; затем, успокоившись, повернулась.
Арсен Люпэн исчез.
В ту минуту, когда Деванн узнал об ограблении его замка, он сказал себе: «Это сделал Вельмон, и Вельмон – не кто иной, как Арсен Люпэн». Все объяснилось таким образом, и ничто не могло объясниться иначе. Эта мысль, однако, лишь коснулась его на лету, таким невероятным представлялось, чтобы Вельмон не был Вельмоном, известным живописцем, товарищем по клубу его кузена д'Эстевана. И когда срочно оповещенный бригадир жандармов прибыл, Деванн не подумал даже сообщить ему о таком нелепом предположении.
1 2 3 4 5 6 7