Она заняла в доме прежнее положение. Молодая работница носит траур по сестре. На ее грустном, спокойном лице видно удивление. Никогда она не замечала у мадемуазель де Кардовилль такого выражения смелого вызова и иронии.
Адриенна никогда не была кокеткой в пошлом и узком значении этого слова. Тем не менее она бросала в зеркало вопросительные взгляды. Намотав на палец, точно выточенный из слоновой кости, завиток своих длинных золотистых волос, она вновь придавала ему прежнюю эластичность; затем разгладила ладонью несколько незаметных складок, которые сморщившаяся плотная материя образовала вокруг элегантного корсажа. Полуобернувшись спиной к зеркалу, она хотела посмотреть, хорошо ли сидит платье сзади, и при этом движении, полном змеиной гибкости, выказалась вся сладострастная прелесть и все божественные сокровища ее тонкой и гибкой талии. Потому что, несмотря на скульптурную роскошь контура бедер и белых плеч, плотных и блестящих, как пентилеконский мрамор, Адриенна принадлежала к тем счастливицам, которые могут пользоваться своей подвязкой вместо пояса. Покончив с кокетством очаровательной женщины, полным грациозной прелести, Адриенна с улыбкой взглянула на Горбунью, удивление которой возрастало, и сказала, улыбаясь:
— Дорогая Мадлена, не смейтесь над вопросом, который я вам задам: что сказали бы вы о картине, которая изобразила бы меня такой, какова я сейчас?
— Но… мадемуазель…
— Опять мадемуазель! — с нежным упреком промолвила Адриенна.
— Но… Адриенна, — продолжала Горбунья, — я бы сказала, что это прелестная картина… вы одеты с обычным для вас идеальным вкусом…
— А вы не находите… что я сегодня лучше, чем всегда? Дорогой мой поэт, я спрашиваю Не ради себя! — весело добавила Адриенна.
— Надеюсь! — с улыбкой отвечала Горбунья. — Если уже говорить по правде, то невозможно представить себе туалет, который шел бы к вам больше… Эти нежные цвета: бледно-зеленый, с розовым, эти жемчуга — все необыкновенно гармонирует с золотом ваших кудрей, так что я в жизни не видала более изящной картины.
Горбунья говорила, что чувствовала; мы знаем, что ее поэтическая душа поклонялась красоте, и она была счастлива тем, что имела возможность это высказать.
— Я в восторге, — весело промолвила Адриенна, — что вы меня находите красивее, чем обычно!
— Только… — с колебанием произнесла Горбунья.
— Только? — переспросила ее Адриенна.
— Только, друг мой, — продолжала Горбунья, — если я никогда не видала вас красивее, то я также никогда не видала на вашем лице того решительного, иронического выражения, которое вижу теперь… Это похоже на какой-то нетерпеливый вызов…
— Это именно так и есть, моя милая, кроткая Мадлена, — сказала Адриенна, с нежностью бросаясь к ней на шею. — Я должна вас поцеловать за то, что вы меня так хорошо поняли… Если у меня вызывающий вид, то это потому, что… я ожидаю сегодня свою дражайшую тетку…
— Княгиню де Сен-Дизье? — со страхом спросила Горбунья. — Эту злую знатную даму, которая причинила вам так много зла?
— Именно. Она просила меня о свидании, и я очень рада ее принять.
— Рады?
— Рада… Правда, радость моя немножко зла… насмешлива и иронична, — весело говорила Адриенна. — Подумайте: княгиня страшно грустит о своей молодости, красоте, любовных похождениях… Эту святую особу приводит в отчаяние ее все увеличивающаяся полнота!.. И вдруг она меня увидит красивой, любимой, влюбленной и тоненькой… главное — тоненькой! — хохотала, как безумная, девушка. — О! Вы не можете себе вообразить, друг мой, какую отчаянную зависть, какую злобу возбуждает в толстой пожилой даме, с претензиями на молодость… вид молоденькой женщины… тоненькой и стройной!
— Друг мой, — серьезно сказала Горбунья, — вы шутите… а меня, не знаю почему, пугает посещение княгини…
— Нежное, любящее сердце! Успокойтесь! — ласково заметила Адриенна. — Я не боюсь этой женщины… да, не боюсь… И, чтобы ее разозлить и доказать ей это, я буду обращаться с ней, с этим чудовищем лицемерия и злобы… являющейся сюда несомненно с каким-нибудь злобным умыслом… я буду обращаться с ней, как с безвредной, смешной толстухой!
И Адриенна снова засмеялась.
В комнату вошел слуга, прервав приступ безумной веселости Адриенны:
— Княгиня де Сен-Дизье спрашивает, может ли мадемуазель ее принять?
— Просите.
Слуга вышел.
Горбунья встала, чтобы оставить комнату, но Адриенна взяла ее руку и сказала серьезно и нежно:
— Друг мой… останьтесь… прошу вас…
— Вы хотите этого?
— Хочу… и также из чувства мести… я хочу доказать княгине… какой у меня есть нежный друг… и как я богата привязанностями!..
— Но, Адриенна, — робко возражала Горбунья, — подумайте о том…
— Молчите! Вот и она, останьтесь… я прошу вас об этом, как о милости и услуге. Редкий инстинкт вашего сердца угадает, быть может, тайную цель ее посещения… Разве ваши предчувствия не оправдались относительно интриг отвратительного Родена?
Горбунья не могла устоять перед подобной просьбой. Она осталась, но хотела отойти от камина. Адриенна снова усадила ее на место и заметила:
— Дорогая Мадлена, оставайтесь на своем месте. Вы ничем не обязаны княгине.
Только что Адриенна успела кончить, в комнату твердым шагом, гордой поступью, высоко подняв голову и с внушительным видом вошла княгиня. Как мы уже и говорили, она в высшей мере обладала величественностью светской дамы.
Самые благоразумные люди не могут отрешиться от слабостей.
Охваченная безумной завистью к красоте, изяществу и молодости Адриенны, княгиня, несмотря на свой ум, сделала непростительный, смешной промах. Вместо того чтобы, как всегда, одеться со строгим вкусом, она вздумала надеть платье, слишком легкомысленное для ее возраста и по покрою. Нежный сизый с переливами цвет и слишком туго стянутая талия делали ее лицо краснее обыкновенного, а райская птица на малиновой шляпе увеличивала комический оттенок туалета. Все это было следствием гневного волнения и желания унизить племянницу, затуманивших здравый ум княгини.
На лице княгини ясно выражались злоба, зависть и гордость победы. (Святоша вспомнила коварную ловкость, с которой она сумела послать на верную смерть дочерей маршала Симона) и надежда на успех новой отвратительной интриги.
Адриенна, не делая ни шагу навстречу тетке, вежливо встала с дивана, сделала полный достоинства поклон и снова заняла свое место, любезно указав княгине на кресло около камина, недалеко от кресла Горбуньи, но с другой стороны.
— Садитесь! Прошу вас, — сказала она.
Княгиня покраснела и взглянула с презрительным удивлением на Горбунью, вежливо поклонившуюся, но не уступавшую своего места. Горбунья поступила так из чувства собственного достоинства и из сознания того, что, в сущности говоря, почтенного места заслуживала она, честная и преданная бедная девушка, а не эта княгиня, низкая, злая и лицемерная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Адриенна никогда не была кокеткой в пошлом и узком значении этого слова. Тем не менее она бросала в зеркало вопросительные взгляды. Намотав на палец, точно выточенный из слоновой кости, завиток своих длинных золотистых волос, она вновь придавала ему прежнюю эластичность; затем разгладила ладонью несколько незаметных складок, которые сморщившаяся плотная материя образовала вокруг элегантного корсажа. Полуобернувшись спиной к зеркалу, она хотела посмотреть, хорошо ли сидит платье сзади, и при этом движении, полном змеиной гибкости, выказалась вся сладострастная прелесть и все божественные сокровища ее тонкой и гибкой талии. Потому что, несмотря на скульптурную роскошь контура бедер и белых плеч, плотных и блестящих, как пентилеконский мрамор, Адриенна принадлежала к тем счастливицам, которые могут пользоваться своей подвязкой вместо пояса. Покончив с кокетством очаровательной женщины, полным грациозной прелести, Адриенна с улыбкой взглянула на Горбунью, удивление которой возрастало, и сказала, улыбаясь:
— Дорогая Мадлена, не смейтесь над вопросом, который я вам задам: что сказали бы вы о картине, которая изобразила бы меня такой, какова я сейчас?
— Но… мадемуазель…
— Опять мадемуазель! — с нежным упреком промолвила Адриенна.
— Но… Адриенна, — продолжала Горбунья, — я бы сказала, что это прелестная картина… вы одеты с обычным для вас идеальным вкусом…
— А вы не находите… что я сегодня лучше, чем всегда? Дорогой мой поэт, я спрашиваю Не ради себя! — весело добавила Адриенна.
— Надеюсь! — с улыбкой отвечала Горбунья. — Если уже говорить по правде, то невозможно представить себе туалет, который шел бы к вам больше… Эти нежные цвета: бледно-зеленый, с розовым, эти жемчуга — все необыкновенно гармонирует с золотом ваших кудрей, так что я в жизни не видала более изящной картины.
Горбунья говорила, что чувствовала; мы знаем, что ее поэтическая душа поклонялась красоте, и она была счастлива тем, что имела возможность это высказать.
— Я в восторге, — весело промолвила Адриенна, — что вы меня находите красивее, чем обычно!
— Только… — с колебанием произнесла Горбунья.
— Только? — переспросила ее Адриенна.
— Только, друг мой, — продолжала Горбунья, — если я никогда не видала вас красивее, то я также никогда не видала на вашем лице того решительного, иронического выражения, которое вижу теперь… Это похоже на какой-то нетерпеливый вызов…
— Это именно так и есть, моя милая, кроткая Мадлена, — сказала Адриенна, с нежностью бросаясь к ней на шею. — Я должна вас поцеловать за то, что вы меня так хорошо поняли… Если у меня вызывающий вид, то это потому, что… я ожидаю сегодня свою дражайшую тетку…
— Княгиню де Сен-Дизье? — со страхом спросила Горбунья. — Эту злую знатную даму, которая причинила вам так много зла?
— Именно. Она просила меня о свидании, и я очень рада ее принять.
— Рады?
— Рада… Правда, радость моя немножко зла… насмешлива и иронична, — весело говорила Адриенна. — Подумайте: княгиня страшно грустит о своей молодости, красоте, любовных похождениях… Эту святую особу приводит в отчаяние ее все увеличивающаяся полнота!.. И вдруг она меня увидит красивой, любимой, влюбленной и тоненькой… главное — тоненькой! — хохотала, как безумная, девушка. — О! Вы не можете себе вообразить, друг мой, какую отчаянную зависть, какую злобу возбуждает в толстой пожилой даме, с претензиями на молодость… вид молоденькой женщины… тоненькой и стройной!
— Друг мой, — серьезно сказала Горбунья, — вы шутите… а меня, не знаю почему, пугает посещение княгини…
— Нежное, любящее сердце! Успокойтесь! — ласково заметила Адриенна. — Я не боюсь этой женщины… да, не боюсь… И, чтобы ее разозлить и доказать ей это, я буду обращаться с ней, с этим чудовищем лицемерия и злобы… являющейся сюда несомненно с каким-нибудь злобным умыслом… я буду обращаться с ней, как с безвредной, смешной толстухой!
И Адриенна снова засмеялась.
В комнату вошел слуга, прервав приступ безумной веселости Адриенны:
— Княгиня де Сен-Дизье спрашивает, может ли мадемуазель ее принять?
— Просите.
Слуга вышел.
Горбунья встала, чтобы оставить комнату, но Адриенна взяла ее руку и сказала серьезно и нежно:
— Друг мой… останьтесь… прошу вас…
— Вы хотите этого?
— Хочу… и также из чувства мести… я хочу доказать княгине… какой у меня есть нежный друг… и как я богата привязанностями!..
— Но, Адриенна, — робко возражала Горбунья, — подумайте о том…
— Молчите! Вот и она, останьтесь… я прошу вас об этом, как о милости и услуге. Редкий инстинкт вашего сердца угадает, быть может, тайную цель ее посещения… Разве ваши предчувствия не оправдались относительно интриг отвратительного Родена?
Горбунья не могла устоять перед подобной просьбой. Она осталась, но хотела отойти от камина. Адриенна снова усадила ее на место и заметила:
— Дорогая Мадлена, оставайтесь на своем месте. Вы ничем не обязаны княгине.
Только что Адриенна успела кончить, в комнату твердым шагом, гордой поступью, высоко подняв голову и с внушительным видом вошла княгиня. Как мы уже и говорили, она в высшей мере обладала величественностью светской дамы.
Самые благоразумные люди не могут отрешиться от слабостей.
Охваченная безумной завистью к красоте, изяществу и молодости Адриенны, княгиня, несмотря на свой ум, сделала непростительный, смешной промах. Вместо того чтобы, как всегда, одеться со строгим вкусом, она вздумала надеть платье, слишком легкомысленное для ее возраста и по покрою. Нежный сизый с переливами цвет и слишком туго стянутая талия делали ее лицо краснее обыкновенного, а райская птица на малиновой шляпе увеличивала комический оттенок туалета. Все это было следствием гневного волнения и желания унизить племянницу, затуманивших здравый ум княгини.
На лице княгини ясно выражались злоба, зависть и гордость победы. (Святоша вспомнила коварную ловкость, с которой она сумела послать на верную смерть дочерей маршала Симона) и надежда на успех новой отвратительной интриги.
Адриенна, не делая ни шагу навстречу тетке, вежливо встала с дивана, сделала полный достоинства поклон и снова заняла свое место, любезно указав княгине на кресло около камина, недалеко от кресла Горбуньи, но с другой стороны.
— Садитесь! Прошу вас, — сказала она.
Княгиня покраснела и взглянула с презрительным удивлением на Горбунью, вежливо поклонившуюся, но не уступавшую своего места. Горбунья поступила так из чувства собственного достоинства и из сознания того, что, в сущности говоря, почтенного места заслуживала она, честная и преданная бедная девушка, а не эта княгиня, низкая, злая и лицемерная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158