Я поблагодарил Альму и пошел к выходу. Проходя мимо камина, я остановился и взглянул на небольшую раскрашенную фотографию:
— Хорошо вы тут вышли, — сказал я, делая робкую попытку наладить отношения. — Мне очень нравится.
— Все так говорят. Только это не я. Это мать Герберта.
— Поразительное сходство, — сказал я. Это была чистая правда. Герберт женился на такой же точно девушке, как его добрый старый папаша. — А это фотография его отца?
— Нет, моего. Нам его отец тут не нужен. Как видно, я попал в больное место. Может, хоть теперь я что-то узнаю.
— Герберт такой славный человек, — сказал я, — наверное, и отец у него был хороший?
— Он бросил жену и ребенка. Вот вам и хороший. Вы лучше при Герберте о нем не вспоминайте.
— Простите. Значит, все хорошее Герберт унаследовал от матери?
— Она была святая. Это она воспитала Герберта в страхе Божьем, вырастила человеком порядочным, честным. — Голос Альмы звучал сурово.
— А она тоже была музыкантшей?
— Нет, это у него от отца. Но играет Герберт совсем по-другому: вкус у него хороший, любит классику, как его мать.
— Отец, наверно, играл в джазе? — подсказал я.
— Да, он любил играть на рояле в притонах, дышать дымом, пить джин, только бы не сидеть дома, с женой и ребенком. И мать Герберта наконец сказала — пусть выбирает…
Я сочувственно кивнул. Видно, Герберт потому и считает свое богатство неприкосновенным, грязным, что оно перешло к нему по наследству от отцовских предков.
— А вот дедушка, который умер два года назад…
— Он содержал Герберта с матерью, когда его сын их бросил. Герберт его обожал. — Она грустно покачала головой: — Умер без гроша: нищим.
— Какая жалость!
— Я и то надеялась, может, он нам хоть что-то оставит, чтобы Герберту по вечерам не работать, — сказала Альма.
Мы пытались перекричать шум и грохот посуды в тесном кафетерии, где Герберт завтракал ежедневно. Угощал я, — вернее, моя фирма, и заплатил я целых восемьдесят пять центов!
Я сказал:
— Послушайте, Герберт, прежде чем решать дальнейшие вопросы, надо установить — чего вы хотите от ваших капиталовложений: чтобы они постепенно росли или же давали доход немедленно?
Это было стандартное вступление к деловым переговорам с клиентами. Но чего ждал от своих вложений он, одному Богу было известно. Явно не того, чего ждали все другие, — денег.
— Как вы скажете, — рассеянно проговорил Герберт. Он чем-то был расстроен и слушал меня не очень внимательно.
— Выслушайте же меня, Герберт. Вы должны понять одно: вы богатый человек. Вам надо обдумать — как выгоднее поместить ваше богатство.
— За этим я вас и пригласил. Чтобы не мне обдумывать, а вам. Не желаю я возиться со всякими налогами, закладами, перезакладами. Вы меня в эти дела не впутывайте.
— А ваши адвокаты перечисляли все дивиденды на ваш текущий счет?
— Да, там почти все цело. Я взял как-то тридцать два доллара на подарки к Рождеству и сто пожертвовал на церковь.
— Сколько же у вас на счету?
Он подал мне сберегательную книжку.
— Неплохо, — сказал я. Несмотря на безумную расточительность — подарки к Рождеству и щедрый дар церкви — он, худо-бедно, накопил пятьдесят тысяч двести двадцать семь долларов и тридцать три цента. — Разрешите спросить, отчего у человека с таким доходом может быть плохое настроение?
— Опять меня на работе ругали.
— Да вы купите всю их фирму и спалите к чертям.
— А я мог бы, верно? — Глаза у него вспыхнули, но сразу погасли.
— Герберт, да вы можете сделать все, что душе угодно.
— Да, вероятно… Зависит, как на это посмотреть.
Я наклонился к нему:
— А как именно вы на это смотрите, Герберт?
— Считаю, что каждый уважающий себя человек должен жить на свой заработок.
— Слушайте, Герберт…
— У меня прекрасная семья, жена, ребенок, у нас хороший дом, машина. И все заработано моими руками. Я свой долг по отношению к ним выполняю до конца. И я горжусь, что стал таким, каким меня хотела видеть моя мать, а не таким, как отец.
— Можно узнать — кем был ваш отец?
— Мне неприятно о нем говорить. Для него ни дома, ни семьи не существовало. Любил он по-настоящему только низкопробную музыку и всякие притоны, всякий сброд.
— Хороший он был музыкант, по-вашему?
— Хороший? — В его голосе зазвучало волнение, он весь напрягся, казалось, он сейчас выпалит что-то очень важное. Но тут же взял себя в руки:
— Хороший? — повторил он уже равнодушно. — Да, конечно, но грубоват. Техника у него, конечно, была неплохая.
— И это вы от него унаследовали?
— Да, его руки, его пальцы, пожалуй. Но упаси меня Бог от его характера.
— Но любовь к музыке у вас ведь тоже от него?
— Да, музыку я люблю, но никогда она не станет для меня наркотиком! — сказал он с ненужной горячностью.
— Угу… Ну, что ж…
— Никогда!
— Простите?
Глаза у него расширились:
— Я сказал, что никогда не допущу, чтобы музыка стала для меня наркотиком. Музыка мне нужна, но все же она мне подвластна, а не я ей.
Тема явно оказалась скользкой, и я перевел разговор на его финансы.
— Да, да, понятно. Но давайте поговорим о вашем капитале: как вы собираетесь его использовать?
— Часть нам с Альмой пойдет на старость лет, а большая часть достанется сыну.
— Но возьмите хотя бы немножко из сбережений, чтобы не работать по вечерам.
Он вдруг вскочил:
— Слушайте, я вас просил распоряжаться моими бумагами, а не моей жизнью. Бели без этого вы не можете, я поищу кого-нибудь другого.
— Что вы, Герберт, мистер Фостер. Прошу прощения, сэр. Я хотел только полностью охватить всю картину. Он сел, красный, как рак.
— Отлично, тогда уважайте мои убеждения. Я хочу жить на свои средства. Если мне надо брать вторую работу, чтоб свести концы с концами, что ж, это мой крест, и я должен его нести.
— Да, да, конечно. И вы совершенно правы, Герберт. Я вас за это уважаю.
— («В сумасшедшем доме ему место», — подумал я.) — С сегодняшнего дня я все возьму в свои руки, помещу ваши деньги повыгодней. — На минуту я отвлекся, мимо шла красивая блондинка, — и не слышал, что сказал Герберт.
— Что вы сказали? — переспросил я.
— Сказал: «Если правое твое око соблазнит тебя, вырви его и брось».
Я было рассмеялся на эти слова, но тут же оборвал себя; Герберт говорил совершенно серьезно.
— Ну, ладно, скоро вы окончательно выплатите взнос за машину и тогда воспользуетесь заслуженным отдыхом по вечерам. Будет у вас чем гордиться: целую машину заработали в поте лица, всю, до последнего винтика.
— Один взнос остался.
— Тогда прощай, ресторан?
— Нет, надо будет еще выплачивать подарок ко дню рождения Альмы — покупаю ей телевизор в рассрочку.
— И платить будете тоже из заработка?
— Но подумайте, насколько ценней будет подарок, если я на него сам заработаю!
— Да, сэр, тогда ей по вечерам скучать уже не придется.
1 2 3 4