Роберт Блох
Куколка
Сразу должен оговориться: я не очень уверен, что история, которую собираюсь рассказать, произошла на самом деле. Может быть, весь этот кошмар мне просто приснился, а если это был сон наяву, то, очевидно, это было первым симптомом страшного психического расстройства. Сам же я, конечно, не вижу причин сомневаться в истинности собственных ощущений. Что знаем мы, в конце концов, о реальной картине жизни на Земле?
Чудовищные уродства, мерзкие извращения, в которые разум отказывается верить, – все это существует, живет рядом с нами. С каждым годом в копилке открытий – научных ли, географических или философских – накапливаются все новые и новые факты, подтверждающие так или иначе одну простую истину: мир наш, оказывается, совсем не таков, каким мы его, в наивной слепоте своей, вообразили. С некоторыми из нас время от времени происходят странные вещи, в результате чего каждый раз завеса перед неведомым чуточку приподнимается. И выясняется: дикий, невообразимый ужас – здесь, совсем рядом! Позвольте, а есть ли вообще у человека основания полагать, будто выдуманный им «окружающий мир» существует реально?
Впрочем, судьба посвящает в страшную тайну лишь одного из миллиона, оставляя гигантские массы людей в блаженном неведении. То и дело слышим мы о пропавших без вести путешественниках, об ученых, сгинувших вдруг бесследно, – и тут же, не моргнув глазом, объявляем безумцем смельчака, который, чудом вернувшись в нашу реальность, осмеливается рассказать миру о том, что он увидел за ее пределами. Многие в такой ситуации предпочитают помалкивать, и вряд ли стоит тому удивляться. Так и живет человечество, не подозревая о том, что поджидает его совсем рядом, за порогом привычного бытия.
Мрак этот понемногу просачивается в нашу жизнь: то и дело слышим мы разговоры о каких-то морских чудовищах и подземных тварях, вспоминаем легенды о карликах и гигантах, читаем научные сообщения о случаях противоестественного зачатия и рождения. Войны, эпидемии, голод – все это пробивает брешь в незримой стене: черная гидра кошмара выползает из-под фальшивого фасада человеческой сути, и тогда узнаем мы о людоедстве и некрофилии, о гуллях, пожирающих трупы, о гнусных ритуалах жертвоприношений, о маниакальных убийствах и преступлениях, оскверняющих само имя Бога.
Сейчас, размышляя о том, что довелось мне пережить самому, сравнивая свой собственный опыт с рассказами других таких же невольных очевидцев, я начинаю опасаться за собственный разум. Поэтому, если можно только придумать сколько-нибудь правдоподобное объяснение всей этой истории, я молю Господа: пусть же кто-то это сделает, и как можно скорее!
Доктор Пирс говорит, что я нуждаюсь в полном покое. Он-то, кстати, и предложил мне изложить свои воспоминания на бумаге, надеясь, очевидно, хотя бы таким образом остановить нарастающий поток ужаса, который вот-вот, кажется, настигнет меня и поглотит навсегда. Но нет покоя в душе моей и не будет его до тех пор, пока я не узнаю всей правды или пока не встретится на моем пути человек, который сумеет раз и навсегда убедить меня в том, что все эти страхи не имеют под собой абсолютно никаких оснований.
К тому моменту, когда я оказался в Бриджтауне, нервы мои, признаться, были уже порядком расшатаны. Последний год в колледже отнял у меня много сил, так что из тисков изнуряющей учебной рутины я вырвался с неописуемым облегчением. Убедившись в том, что успех нового лекционного курса по меньшей мере на год обеспечил мне достаточно прочное положение на факультете, я решил наконец взять долгожданный отпуск, а все мысли, так или иначе связанные с академической деятельностью, разом выбросить из головы.
Чем соблазнил меня Бриджтаун в первую очередь, так это озерцом – идеальным, судя по всему, местечком для ловли форели. В том ворохе рекламной макулатуры, которую я не преминул заранее проштудировать, этому тихому и скромному сельскому курорту не было посвящено ни строчки, а случайно попавшийся мне на глаза проспектик не сулил заезжему счастливцу ни площадок для гольфа, ни трасс для конной выездки, ни открытых плавательных бассейнов. О званых ужинах, грандиозных балах и духовых оркестрах «на восемнадцать персон» здесь также не было сказано ни слова. Окончательно обезоруженный отсутствием даже упоминания о «великолепии лесных и озерных пейзажей», украшающих этот «райский уголок, затерявшийся на Земле благодаря чудесной ошибке природы», или о «лазурных небесах и изумрудных чащах», предлагавших, как водится, зачарованному путешественнику «вкусить эликсир вечной юности», ни много ни мало – я собрал свою коллекцию курительных трубок, упаковал саквояж и, забронировав телеграммой номер в отеле, отправился в путь.
Первые впечатления о Бриджтауне в полной мере оправдали мои ожидания. До сих пор с умилением вспоминаю я эту невзрачную деревушку, расположившуюся на берегу озера Кейн – чудом уцелевший осколок минувшей эпохи, островок давно позабытой всеми чистой, здоровой жизни, – и ее жителей, тихих и скромных людей, ничуть не испорченных тлетворным духом цивилизации. Ни тракторов с автомобилями, ни вообще какой-нибудь техники я здесь не заметил; несколько телефонных будок да проходящее в стороны шоссе – вот, похоже, и все, что связывало Бриджтаун с внешним миром. Да и приезжих тут было немного – в основном охотники да рыбаки. Главное, не видно было ни живописцев, ни разного рода «эстетов» – дилетантствующих и профессиональных, – имеющих прескверное обыкновение наводнять в летние месяцы самые благодатные уголки природы. Впрочем, тут бы, наверное, такую публику и терпеть не стали: местные жители, при всей своей необразованности, обладают природной проницательностью и малейшую фальшь в человеке чувствуют за версту. Что ж, лучшего места для отдыха трудно было и пожелать.
В трехэтажной гостинице под названием «Гейнс-хаус», расположившейся на берегу почти у самой воды, всеми делами заправлял Абессалом Гейнс, седовласый джентльмен старой закалки, чей отец, как я слышал, поднимал здесь рыбный промысел еще в шестидесятых годах прошлого века. Нынешний владелец дома если и был знатоком этого дела, то явно лишь в потребительской его части. Светлые, просторные комнаты, обильная пища – плод кулинарных изысканий вдовствующей сестры Гейнса и верной его помощницы, – все это и многое другое давно уже превратило «Гейнс-хаус» в рыбацкую мекку.
Полностью удовлетворенный первыми впечатлениями, я приготовился в предвкушении исключительного времяпрепровождения расслабиться, как вдруг: во время первой же прогулки по деревенским улочкам лицом к лицу столкнулся с Саймоном Мальоре.
Впервые мы с ним встретились на втором семестре во время моего пребывания в колледже, и с первых же минут знакомства молодой человек этот произвел на меня неизгладимое впечатление, причем отнюдь не только своей внешностью.
1 2 3 4 5 6 7