- воскликнули все, подняли бокалы и выпили. А господин Бахус, пивший из большой серебряной чаши, без труда осушил две кварты рейнского, и по мере того, как пил, он на глазах у всех вырастал и толстел, наподобие свиного пузыря, когда его надувают.
- Покорнейше благодарю, уважаемые господа апостолы и родственники, ответила фрау Розалия, приветливо кланяясь. - Вы, я вижу, все такой же беспутный шутник, господин Петр! Я ни о каком драгоценном дружке ничего не знаю, и негоже так смущать благонравную девицу, - говоря так, она опустила очи долу и осушила бокал внушительного размера.
- Драгоценная моя подружка, - возразил Бахус, смотря на нее нежными глазками и беря ее за руку, - драгоценная моя, к чему так жеманиться? Ты же отлично знаешь, что мое сердце принадлежит тебе уже двухсотую осень и что среди всех остальных я привечаю тебя. Скажи, когда мы отпразднуем свадьбу?
- Ах вы, беспутный плутишка! - ответила старая дева и, покраснев, отвернулась от него. - С вами и четверти часа не просидишь, как вы уже пристаете со своими амурами. Честной девушке и смотреть-то на вас зазорно. Что вы чуть не голышом по погребу бегаете? Могли бы на сегодняшнюю ночь позаимствовать у кого-нибудь штаны. Эй, Валсатар, - позвала она, развязывая свой белый передничек. - Повяжи господину Бахусу этот передник, уж очень у него непотребный вид!
- Розочка, если ты меня сейчас поцелуешь, - воскликнул настроенный на любовный лад Бахус, - я позволю повязать мне на живот эту тряпицу, хоть и вижу в этом злую обиду своему наряду, но чего не сделаешь ради прекрасной дамы!
Валтасар повязал ему передничек, и он нежно склонился к Розе.
- Ах, не будь здесь этой молодежи... - прошептала она, застыдившись и тоже склоняясь к нему.
И все же бог вина приобрел под общие разудалые и разгульные клики и вспомоществование в виде передничка, и желанные проценты. Затем, опять осушив свою чару, он раздулся на несколько пядей вширь и ввысь и запел хриплым голосом:
Ветшают нынче замки все,
Прошло для замков время,
И лишь один стоит в красе,
Им славен город Бремен.
Роскошеству его палат
Сам кайзер, верно, был бы рад.
А в нише за решеткой
Какая там красотка!
Глаза что ясное вино,
Пылают щеки ало,
А платье! - не видал давно
Такого матерьяла!
Наряд из дуба у нее,
Из тонкой бересты шитье,
И зашнурован туго
Железною подпругой.
Да вот беда, ее покой
Закрыт замками прочно,
А я хожу вокруг с мольбой
Порою полуночной
И у решетчатых дверей
Шепчу ей: "Отвори скорей,
Чтоб нам с тобой обняться
И всласть намиловаться".
И так все ночи я без сна
Брожу по подземелью,
Но лишь однажды мне она
Свою открыла келью.
Видать, я ей не угодил,
Себе же - сердце занозил.
Открой, святая Роза,
И вытащи занозу!*
_______________
* Перевод М. Рудницкого.
- Вы шутник, господин Бахус, - сказала Роза, когда он закончил нежною трелью, - вы же знаете, что бургомистр и господа сенаторы держат меня в строгом затворничестве и не разрешают ни с кем амуриться.
- Но мне-то ты все-таки могла бы иногда отворить свою спаленку, любезная Розочка, - прошептал Бахус, - у меня охота вкусить от сладости твоего ротика.
- Вы плутишка, - смеясь, ответствовала она. - Вы турок и путаетесь со многими; думаете, я не знаю, как вы любезничаете с ветреной француженкой, мамзель Бордосской, и с мамзель Шампанской, бледноликой, как мел, да, да, у вас скверный нрав, вы не цените верную немецкую любовь.
- Правильно, я тоже так говорю! - воскликнул Иуда и потянулся длинной костлявой рукой к руке девицы Розы. - Я тоже так говорю, а по сему случаю возьмите меня в присяжные кавалеры, дражайшая, а этот голыш пусть за своей француженкой волочится.
- Что? - крикнул деревянный голыш и, разгневавшись, выпил несколько кварт вина. - Что? Розочка, ты хочешь связаться с этим юнцом тысяча семьсот двадцать шестого года рождения? Фи, стыдись; а что касается моего голого наряда, господин умник, так я не хуже вашей милости могу напялить парик, надеть кафтан и прицепить шпагу, но я нарядился так потому, что в теле у меня пламень и я не мерзну в погребе. А то, что девица Роза о француженках говорит, так это чистейшая выдумка. Я к ним иногда хаживал и забавлялся их остроумием, вот и все; я верен тебе, драгоценная моя, и тебе принадлежит мое сердце.
- Нечего сказать, хороша верность! - возразила его дама. - Довольно того, что дошло до нас из Испании, какие у вас с тамошними дамами шашни. О слащавой потаскушке Херес и говорить не стоит, это всем известно, а что вы скажете о девицах Дентилья де Рота и о Сан-Лукар? Да еще о сеньоре Педро Хименес?
- Черт возьми, уж очень вы ревнивы! - рассердился он. - Нельзя окончательно порвать старые связи. А что касается сеньоры Педро Хименес, то здесь вы не правы. Я бываю у нее только из добрых чувств к вам, потому что она ваша родственница.
- Наша родственница? Что вы сказки рассказываете? - заговорили разом все двенадцать и Роза. - Каким это образом?
- Разве вам неведомо, что эта сеньора, в сущности говоря, родом с берегов Рейна. Почтенный дон Педро Хименес вывез ее еще совсем молоденькой лозой с берегов Рейна к себе на родину в Испанию, там она прижилась, и он усыновил ее. Еще и по сию пору, хотя она и приобрела сладостный испанский характер, еще и по сию пору она не утратила сходства с вами, ведь основные фамильные черты не стираются окончательно. У нее та же окраска, тот же аромат, что и у вас; и это делает ее вашей достойной родственницей, драгоценнейшая девица Роза.
- За здравие, за здравие гишпанской тетушки Хименес, - воскликнули апостолы и подняли кубки.
Девица Роза, должно быть, не очень-то доверяла своему обожателю и подняла кубок с кисло-сладкой миной. Но, по-видимому, ей не хотелось продолжать дуться, и она начала разговор.
- А вы, дорогие мои рейнские родственники, все собрались? Да, вот мой нежный, приятный Андрей, вот отважный Иуда, вот пламенный Петр! Добрый вечер, Иоанн, протри сонные глазки, ты какой-то совсем унылый. А ты, Варфоломей, не в меру растолстел и как будто обленился. А вот и веселый Павел, а как оглядывает всех Иаков, все такой же, как и прежде. Но как же так? За столом вас тринадцать! Кто это там в чужеземном наряде, кто его сюда приглашал?
Господи, как я испугался! Все они поглядели на меня с удивлением и, по-видимому, были не очень довольны моим присутствием. Но я собрался с духом и сказал:
- Покорнейше прошу разрешения представиться почтенной компании. Я человек, удостоенный степени доктора философии, только и всего, и в данное время проживаю в здешнем городе в гостинице "Город Франкфурт".
- Но ответствуй, удостоенный степени смертный, как посмел ты пожаловать сюда к нам в такой час, - весьма строго спросил Петр, и его пламенный взор сверкнул молнией. - Кажется, следовало бы знать, что тебе не место в такой высокородной компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
- Покорнейше благодарю, уважаемые господа апостолы и родственники, ответила фрау Розалия, приветливо кланяясь. - Вы, я вижу, все такой же беспутный шутник, господин Петр! Я ни о каком драгоценном дружке ничего не знаю, и негоже так смущать благонравную девицу, - говоря так, она опустила очи долу и осушила бокал внушительного размера.
- Драгоценная моя подружка, - возразил Бахус, смотря на нее нежными глазками и беря ее за руку, - драгоценная моя, к чему так жеманиться? Ты же отлично знаешь, что мое сердце принадлежит тебе уже двухсотую осень и что среди всех остальных я привечаю тебя. Скажи, когда мы отпразднуем свадьбу?
- Ах вы, беспутный плутишка! - ответила старая дева и, покраснев, отвернулась от него. - С вами и четверти часа не просидишь, как вы уже пристаете со своими амурами. Честной девушке и смотреть-то на вас зазорно. Что вы чуть не голышом по погребу бегаете? Могли бы на сегодняшнюю ночь позаимствовать у кого-нибудь штаны. Эй, Валсатар, - позвала она, развязывая свой белый передничек. - Повяжи господину Бахусу этот передник, уж очень у него непотребный вид!
- Розочка, если ты меня сейчас поцелуешь, - воскликнул настроенный на любовный лад Бахус, - я позволю повязать мне на живот эту тряпицу, хоть и вижу в этом злую обиду своему наряду, но чего не сделаешь ради прекрасной дамы!
Валтасар повязал ему передничек, и он нежно склонился к Розе.
- Ах, не будь здесь этой молодежи... - прошептала она, застыдившись и тоже склоняясь к нему.
И все же бог вина приобрел под общие разудалые и разгульные клики и вспомоществование в виде передничка, и желанные проценты. Затем, опять осушив свою чару, он раздулся на несколько пядей вширь и ввысь и запел хриплым голосом:
Ветшают нынче замки все,
Прошло для замков время,
И лишь один стоит в красе,
Им славен город Бремен.
Роскошеству его палат
Сам кайзер, верно, был бы рад.
А в нише за решеткой
Какая там красотка!
Глаза что ясное вино,
Пылают щеки ало,
А платье! - не видал давно
Такого матерьяла!
Наряд из дуба у нее,
Из тонкой бересты шитье,
И зашнурован туго
Железною подпругой.
Да вот беда, ее покой
Закрыт замками прочно,
А я хожу вокруг с мольбой
Порою полуночной
И у решетчатых дверей
Шепчу ей: "Отвори скорей,
Чтоб нам с тобой обняться
И всласть намиловаться".
И так все ночи я без сна
Брожу по подземелью,
Но лишь однажды мне она
Свою открыла келью.
Видать, я ей не угодил,
Себе же - сердце занозил.
Открой, святая Роза,
И вытащи занозу!*
_______________
* Перевод М. Рудницкого.
- Вы шутник, господин Бахус, - сказала Роза, когда он закончил нежною трелью, - вы же знаете, что бургомистр и господа сенаторы держат меня в строгом затворничестве и не разрешают ни с кем амуриться.
- Но мне-то ты все-таки могла бы иногда отворить свою спаленку, любезная Розочка, - прошептал Бахус, - у меня охота вкусить от сладости твоего ротика.
- Вы плутишка, - смеясь, ответствовала она. - Вы турок и путаетесь со многими; думаете, я не знаю, как вы любезничаете с ветреной француженкой, мамзель Бордосской, и с мамзель Шампанской, бледноликой, как мел, да, да, у вас скверный нрав, вы не цените верную немецкую любовь.
- Правильно, я тоже так говорю! - воскликнул Иуда и потянулся длинной костлявой рукой к руке девицы Розы. - Я тоже так говорю, а по сему случаю возьмите меня в присяжные кавалеры, дражайшая, а этот голыш пусть за своей француженкой волочится.
- Что? - крикнул деревянный голыш и, разгневавшись, выпил несколько кварт вина. - Что? Розочка, ты хочешь связаться с этим юнцом тысяча семьсот двадцать шестого года рождения? Фи, стыдись; а что касается моего голого наряда, господин умник, так я не хуже вашей милости могу напялить парик, надеть кафтан и прицепить шпагу, но я нарядился так потому, что в теле у меня пламень и я не мерзну в погребе. А то, что девица Роза о француженках говорит, так это чистейшая выдумка. Я к ним иногда хаживал и забавлялся их остроумием, вот и все; я верен тебе, драгоценная моя, и тебе принадлежит мое сердце.
- Нечего сказать, хороша верность! - возразила его дама. - Довольно того, что дошло до нас из Испании, какие у вас с тамошними дамами шашни. О слащавой потаскушке Херес и говорить не стоит, это всем известно, а что вы скажете о девицах Дентилья де Рота и о Сан-Лукар? Да еще о сеньоре Педро Хименес?
- Черт возьми, уж очень вы ревнивы! - рассердился он. - Нельзя окончательно порвать старые связи. А что касается сеньоры Педро Хименес, то здесь вы не правы. Я бываю у нее только из добрых чувств к вам, потому что она ваша родственница.
- Наша родственница? Что вы сказки рассказываете? - заговорили разом все двенадцать и Роза. - Каким это образом?
- Разве вам неведомо, что эта сеньора, в сущности говоря, родом с берегов Рейна. Почтенный дон Педро Хименес вывез ее еще совсем молоденькой лозой с берегов Рейна к себе на родину в Испанию, там она прижилась, и он усыновил ее. Еще и по сию пору, хотя она и приобрела сладостный испанский характер, еще и по сию пору она не утратила сходства с вами, ведь основные фамильные черты не стираются окончательно. У нее та же окраска, тот же аромат, что и у вас; и это делает ее вашей достойной родственницей, драгоценнейшая девица Роза.
- За здравие, за здравие гишпанской тетушки Хименес, - воскликнули апостолы и подняли кубки.
Девица Роза, должно быть, не очень-то доверяла своему обожателю и подняла кубок с кисло-сладкой миной. Но, по-видимому, ей не хотелось продолжать дуться, и она начала разговор.
- А вы, дорогие мои рейнские родственники, все собрались? Да, вот мой нежный, приятный Андрей, вот отважный Иуда, вот пламенный Петр! Добрый вечер, Иоанн, протри сонные глазки, ты какой-то совсем унылый. А ты, Варфоломей, не в меру растолстел и как будто обленился. А вот и веселый Павел, а как оглядывает всех Иаков, все такой же, как и прежде. Но как же так? За столом вас тринадцать! Кто это там в чужеземном наряде, кто его сюда приглашал?
Господи, как я испугался! Все они поглядели на меня с удивлением и, по-видимому, были не очень довольны моим присутствием. Но я собрался с духом и сказал:
- Покорнейше прошу разрешения представиться почтенной компании. Я человек, удостоенный степени доктора философии, только и всего, и в данное время проживаю в здешнем городе в гостинице "Город Франкфурт".
- Но ответствуй, удостоенный степени смертный, как посмел ты пожаловать сюда к нам в такой час, - весьма строго спросил Петр, и его пламенный взор сверкнул молнией. - Кажется, следовало бы знать, что тебе не место в такой высокородной компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15