Гениальная мысль Ван Меегерена заключалась в том, чтобы, очистив прежнее изображение на картине, писать новое, тщательно сохраняя каждую трещинку первоначальной подмалевки. Таким образом, автор подделки как бы заставлял время подняться из глубины картины на поверхность.
Как добиться такого затвердения красок, которое было бы идентично нескольким векам их усыхания (а именно это затвердение ведет к образованию знаменитых кракелюр)? Ван Меегерен проводит многочисленные опыты. Чтобы добиться искусственного затвердения красок, необходима печь. Хорошо, он сделает специальную печь и много другое. Теперь художник пускает в дело свою особую смесь. Он делает лишь наброски. Затем он помещает их в печь. Результат вполне убедительный: кракелюры проступили на поверхности.
И все же стремление к совершенству ведет дальше. Он становится виртуозом в восстановлении кракелюр. Просто сушку в печи он дополняет чисто механическими методами воздействия. Он натягивает полотно на цилиндр, поворачивает его в печи во всех направлениях, слегка проминает пальцами полотно с обратной стороны. Кроме того, нанесенный сверху слой лака, которому он дает высохнуть обычным путем, на воздухе, делает еще совершеннее проявление кракелюр после сушки в печи. Полученная сетка трещин такова, что ей не страшны никакие подозрения.
Но применение лака выявляет другой дефект. На протяжении веков на поверхности картины накапливается пыль, которая въедается в малейшие трещинки в живописи. Такую деталь никак нельзя упускать из виду. И Ван Меегерен находит простое и гениальное решение. После того как высохнет слой лака на картине, он покрывает все полотно тонким слоем китайской туши. Тушь просочится в трещины, заполненные лаком. Напомним, что его краски не поддаются обычным растворителям. Поэтому Ван Меегерену остается затем лишь смыть китайскую тушь и лак с помощью скипидара, а тушь, проникшая в трещины, остается и создает видимость въевшейся пыли. И наконец, чтобы придать картине окончательный облик, Ван Меегерен еще раз покрывает ее сверху слоем лака.
Все компоненты подделки выдержали испытание; теперь фальсификатор может приступить к исполнению своего замысла.
В 1935 году Ван Меегерен приступает к делу. Он пишет одного Франса Халса, одного Терборха, двух Вермеров. Первая из его картин – «Пьющая женщина» (78?66 см) – самая удачная проба. «Мужской портрет» (30?24,75 см), написанный в манере Терборха, остается в стадии эскиза. «Дама, читающая ноты» (57?48 см) и «Дама, играющая на лютне» (63,5?49 см), «предназначенные» Вермеру, могут вполне ввести в заблуждение.
В самом деле, «Дама, играющая на лютне», которую Ван Меегерен так и не закончил, непосредственно перекликается с типичными для Вермера темами. Она даже напоминает «Супружескую чету у клавесина», хранящуюся в Букингемском дворце. Освещение (незавешенное окно в левой стороне картины), тени, зеркало, отражение в зеркале, чисто вермеровские предметы на картине – все это вместе воссоздает атмосферу, присущую творческой манере великого мастера. На первый взгляд не вызывает сомнений, что это Вермер. Точно так же «Дама, читающая ноты» напоминает вермеровскую «Даму в голубом», хранящуюся в Королевском музее. Лицо молодой женщины очень похоже на лицо той, которая, как предполагают, была женой Вермера и позировала ему.
Эта вторая картина обладает и по характеру мазка, и по самому своему духу всеми достоинствами, присущими Вермеру, и, несомненно, нашла бы покупателя. Естественно, она могла быть продана за очень значительную сумму.
Однако Ван Меегерен не стремится продать свое произведение.
Тем, что он не продал «Даму, читающую ноты», Ван Меегерен превзошел предшествовавших фальсификаторов. Эта выдержка уже несет в себе зародыш того, что станет подлинным проявлением его гения.
Скопировать Вермера в его самой известной манере письма мог бы и всякий другой. Ван Меегерен сделал лишь первую пробу. Его замыслы куда более честолюбивы: он нанесет свой удар гораздо тоньше и гораздо сильнее. Он не столько хочет написать картину великого мастера XVII века; он хочет, чтобы за этой картиной было признано решающее место в творчестве мастера настолько, чтобы она полностью изменила направление истолкований его творчества, всех поисков, исследований, посвященных ему. Выбор именно Вермера из всех голландских художников связан с ограниченным числом сохранившихся достоверных картин великого художника, в силу чего его творчество дает основание для гипотез. В то время лишь 28 картин признавались подлинными творениями Вермера. Кроме того, открытие его творчества как художественной ценности произошло лишь в XIX веке, и искусствоведы предполагают, что должно существовать еще немало необнаруженных картин.
К тому же все известные произведения Вермера носят светский характер (интерьеры, портреты, хранящиеся в Национальной галерее в Эдинбурге картина «Христос у Марфы и Марии»). Подлинность этого полотна была установлена тем самым Бредиусом, который, как мы уже знаем, слыл высшим авторитетом в данной области. Бредиус считал открытие картины самым большим делом своей жизни. Вслед за ним все специалисты по истории искусства стали считать вполне вероятным существование еще целого ряда картин той же тематики. Вот здесь и выступает на сцену Ван Меегерен.
Отказавшись от идеи создания какой-то картины, которая наподобие его двух первых Вермеров непосредственно напоминала бы имитируемую модель, фальсификатор нарушает традиционные правила игры; его мистификация не будет иметь себе равных по размаху. Ван Меегерен будет писать «недостающие» картины Вермера: картины религиозного содержания. Его уверенность в себе зиждется не только на способности технически создать полную иллюзию подлинника, но и на знании рефлексов, управляющих психологией искусствоведов, историков искусства и экспертов. Разве подлинный смысл деятельности искусствоведов не заключается в открытии неожиданного и таком его истолковании, которое подтверждало бы его, хотя именно это является наиболее раздражающим фактором для них самих? Ван Меегерен предоставит им возможность такого открытия и одновременно вскроет субъективную несостоятельность их суждений.
Хорошо помня о театральной сцене, разыгранной его другом Ван Вайнгаарденом, который искромсал на глазах у Бредиуса своего фальшивого Рембрандта, он решает пойти в своей игре гораздо дальше: он подождет, пока картина будет признана подлинной, а затем продаст ее, и очень дорого. Пусть она будет выставлена, пусть вызовет восторженные отклики и комментарии, пусть с нее напечатают репродукции. А после этого он раскроет свою мистификацию. Таким образом, всему миру будет публично и с максимальным блеском дано, так думает он, доказательство его таланта живописца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Как добиться такого затвердения красок, которое было бы идентично нескольким векам их усыхания (а именно это затвердение ведет к образованию знаменитых кракелюр)? Ван Меегерен проводит многочисленные опыты. Чтобы добиться искусственного затвердения красок, необходима печь. Хорошо, он сделает специальную печь и много другое. Теперь художник пускает в дело свою особую смесь. Он делает лишь наброски. Затем он помещает их в печь. Результат вполне убедительный: кракелюры проступили на поверхности.
И все же стремление к совершенству ведет дальше. Он становится виртуозом в восстановлении кракелюр. Просто сушку в печи он дополняет чисто механическими методами воздействия. Он натягивает полотно на цилиндр, поворачивает его в печи во всех направлениях, слегка проминает пальцами полотно с обратной стороны. Кроме того, нанесенный сверху слой лака, которому он дает высохнуть обычным путем, на воздухе, делает еще совершеннее проявление кракелюр после сушки в печи. Полученная сетка трещин такова, что ей не страшны никакие подозрения.
Но применение лака выявляет другой дефект. На протяжении веков на поверхности картины накапливается пыль, которая въедается в малейшие трещинки в живописи. Такую деталь никак нельзя упускать из виду. И Ван Меегерен находит простое и гениальное решение. После того как высохнет слой лака на картине, он покрывает все полотно тонким слоем китайской туши. Тушь просочится в трещины, заполненные лаком. Напомним, что его краски не поддаются обычным растворителям. Поэтому Ван Меегерену остается затем лишь смыть китайскую тушь и лак с помощью скипидара, а тушь, проникшая в трещины, остается и создает видимость въевшейся пыли. И наконец, чтобы придать картине окончательный облик, Ван Меегерен еще раз покрывает ее сверху слоем лака.
Все компоненты подделки выдержали испытание; теперь фальсификатор может приступить к исполнению своего замысла.
В 1935 году Ван Меегерен приступает к делу. Он пишет одного Франса Халса, одного Терборха, двух Вермеров. Первая из его картин – «Пьющая женщина» (78?66 см) – самая удачная проба. «Мужской портрет» (30?24,75 см), написанный в манере Терборха, остается в стадии эскиза. «Дама, читающая ноты» (57?48 см) и «Дама, играющая на лютне» (63,5?49 см), «предназначенные» Вермеру, могут вполне ввести в заблуждение.
В самом деле, «Дама, играющая на лютне», которую Ван Меегерен так и не закончил, непосредственно перекликается с типичными для Вермера темами. Она даже напоминает «Супружескую чету у клавесина», хранящуюся в Букингемском дворце. Освещение (незавешенное окно в левой стороне картины), тени, зеркало, отражение в зеркале, чисто вермеровские предметы на картине – все это вместе воссоздает атмосферу, присущую творческой манере великого мастера. На первый взгляд не вызывает сомнений, что это Вермер. Точно так же «Дама, читающая ноты» напоминает вермеровскую «Даму в голубом», хранящуюся в Королевском музее. Лицо молодой женщины очень похоже на лицо той, которая, как предполагают, была женой Вермера и позировала ему.
Эта вторая картина обладает и по характеру мазка, и по самому своему духу всеми достоинствами, присущими Вермеру, и, несомненно, нашла бы покупателя. Естественно, она могла быть продана за очень значительную сумму.
Однако Ван Меегерен не стремится продать свое произведение.
Тем, что он не продал «Даму, читающую ноты», Ван Меегерен превзошел предшествовавших фальсификаторов. Эта выдержка уже несет в себе зародыш того, что станет подлинным проявлением его гения.
Скопировать Вермера в его самой известной манере письма мог бы и всякий другой. Ван Меегерен сделал лишь первую пробу. Его замыслы куда более честолюбивы: он нанесет свой удар гораздо тоньше и гораздо сильнее. Он не столько хочет написать картину великого мастера XVII века; он хочет, чтобы за этой картиной было признано решающее место в творчестве мастера настолько, чтобы она полностью изменила направление истолкований его творчества, всех поисков, исследований, посвященных ему. Выбор именно Вермера из всех голландских художников связан с ограниченным числом сохранившихся достоверных картин великого художника, в силу чего его творчество дает основание для гипотез. В то время лишь 28 картин признавались подлинными творениями Вермера. Кроме того, открытие его творчества как художественной ценности произошло лишь в XIX веке, и искусствоведы предполагают, что должно существовать еще немало необнаруженных картин.
К тому же все известные произведения Вермера носят светский характер (интерьеры, портреты, хранящиеся в Национальной галерее в Эдинбурге картина «Христос у Марфы и Марии»). Подлинность этого полотна была установлена тем самым Бредиусом, который, как мы уже знаем, слыл высшим авторитетом в данной области. Бредиус считал открытие картины самым большим делом своей жизни. Вслед за ним все специалисты по истории искусства стали считать вполне вероятным существование еще целого ряда картин той же тематики. Вот здесь и выступает на сцену Ван Меегерен.
Отказавшись от идеи создания какой-то картины, которая наподобие его двух первых Вермеров непосредственно напоминала бы имитируемую модель, фальсификатор нарушает традиционные правила игры; его мистификация не будет иметь себе равных по размаху. Ван Меегерен будет писать «недостающие» картины Вермера: картины религиозного содержания. Его уверенность в себе зиждется не только на способности технически создать полную иллюзию подлинника, но и на знании рефлексов, управляющих психологией искусствоведов, историков искусства и экспертов. Разве подлинный смысл деятельности искусствоведов не заключается в открытии неожиданного и таком его истолковании, которое подтверждало бы его, хотя именно это является наиболее раздражающим фактором для них самих? Ван Меегерен предоставит им возможность такого открытия и одновременно вскроет субъективную несостоятельность их суждений.
Хорошо помня о театральной сцене, разыгранной его другом Ван Вайнгаарденом, который искромсал на глазах у Бредиуса своего фальшивого Рембрандта, он решает пойти в своей игре гораздо дальше: он подождет, пока картина будет признана подлинной, а затем продаст ее, и очень дорого. Пусть она будет выставлена, пусть вызовет восторженные отклики и комментарии, пусть с нее напечатают репродукции. А после этого он раскроет свою мистификацию. Таким образом, всему миру будет публично и с максимальным блеском дано, так думает он, доказательство его таланта живописца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17