Но что самое главное – сможет встретить Джоселин.
– Я так понимаю, вы почитатель Линкольна? – спросил президент.
– Можно и так сказать. – Внезапно Такера осенила мысль, что он, возможно, беседует со своим будущим тестем. Этого было достаточно, чтобы у него онемел язык.
– Это точно. А кто из нас не почитает Абигеля? – согласился президент. – Он оставил большой след в нашей истории. След, по которому можно идти. Уолли сообщил мне, что вы желаете взглянуть на Спальню Линкольна?
– Я действительно этого хочу, – подтвердил Такер и быстро добавил: – Я знаю, это не позволено…
– Не всем, – спокойно прервал его президент. – Я с удовольствием вам ее покажу. Во сколько вы заканчиваете работу сегодня вечером? Вы сможете приехать сюда к шести тридцати?
– Шесть тридцать меня устраивает, сэр.
Джоселин сидела в своем кабинете за столом, за которым когда-то сидела Элеонора Рузвельт. Перед ней лежала груда нетронутых писем, адресованных непосредственно ей. Но ее взгляд был прикован к клочку бумажки, лежащему неподалеку. На этом клочке Такер написал ей номера своих телефонов и адрес собственной рукой.
Она сжимала и разжимала пальцы, пытаясь успокоить нервы и удержаться от звонка. На улице темнело. И Джоселин знала, что в это время Такер должен быть дома. И все, что ей надо было сделать, – это снять трубку, набрать его номер.
А что сказать?
В этом и заключалась проблема. Она десятки раз прогоняла в голове различные варианты речей, представляла, как он может отреагировать на ее признание. Но ни одна из картин не была утешительной. Каждая новая мысль заставляла ее сомневаться.
«Трусиха», – рассердилась на себя Джоселин. И эта насмешка почти вынудила ее протянуть руку к телефону.
Но не успела она сжать пальцы, как телефон зазвонил. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Почти чувствуя за собой вину, Джоселин сняла трубку и приложила ее к уху.
– Слушаю. – Ее голос был таким же натянутым, как и нервы.
– Это ты, Джоселин?
– Да, привет, пап. – Она сразу же узнала его голос.
– Я сначала не узнал твоего голоса. Ты получила от меня сообщение? – спросил он.
– Наверно, оно здесь, в общей куче писем. – Она посмотрела на них. – Я еще их не просматривала. Я вошла всего несколько минут назад. А что? Что-то случилось?
– Ничего особенного. Я звонил раньше, чтобы сообщить, что я пригласил кое-кого на ужин и собираюсь показать ему Спальню Линкольна. Тебе нужно передвинуть ужин на час раньше. Может, на полтора часа. Я забыл упомянуть, чтобы у нас была пара бутылочек пива под рукой. И позвони прямо сейчас на кухню, пусть приготовят поднос с аперитивами. Ничего особенного.
– Я все сделаю. – Джоселин нажала на сигнальную кнопку сбоку от телефона. – Так во сколько ужин?
– В половине седьмого. Ты согласна?
– Конечно. Я все сделаю. А кто…
– Джоселин, меня вызывают по другим линиям. Мне нужно бежать. – В трубке послышались гудки. Разговор, как всегда, был прерван бесконечными делами. Не произошло ничего необычного, на что Джоселин стоило обратить внимание.
Она начала просматривать послания, чтобы установить, кто придет к ним на ужин. И вдруг посмотрела на часы. Был уже седьмой час. А ей еще нужно приказать подать напитки, поднос с аперитивами и быстро привести себя в порядок.
На самом деле Джоселин совершенно не интересовало, кого пригласил ее отец. По опыту она могла сказать, что это наверняка какой-нибудь депутат от какой-нибудь партии или сеньор советчик юного конгрессмена. В любом случае ее роль не менялась: встретить, поприветствовать, развлечь беседой. Но с другой стороны, она была даже рада неожиданному гостю, потому что общение с ним заставит ее не думать о Такере хотя бы какое-то время.
Ровно в шесть двадцать пять Джоселин услышала отчетливый голос отца, поднимающегося по лестнице на второй этаж. Он редко пользовался лифтом, предпочитая красные ковровые дорожки. Отец утверждал, что ему полезны физические упражнения.
Джоселин еще раз оглядела Желтый овальный кабинет, комнату, которую ее отец всегда выбирал, если гость был у них в апартаментах впервые. Тем более что комната была яркая и веселая, а через окна на балкон Трумэна открывался великолепный вид на Мол и все его памятники, освещенные подсветкой.
Убедившись, что все готово, Джоселин повернулась к двери и провела рукой вниз по своему бирюзовому костюму, на секунду разволновавшись, что ее наряд немного не подготовлен. Но сразу же забыла об этом, как только услышала второй голос. Ее словно ударило электрическим током.
Такер! Это был голос Такера.
– Не может быть, – прошептала она, уверенная, что ей показалось.
Но в комнату вошел именно Такер. Одного взгляда на этого высокого худого молодого человека было достаточно, чтобы Джоселин онемела, она вдруг стала задыхаться, а сердце ее неистово заколотилось. Ей вдруг хотелось бежать, но от него или к нему – она не знала. Да это и не имело значения. Бежать она не могла – ее ноги приросли к полу.
Такер был одет очень просто, но опрятно: без галстука, в желтый свитер и широкие черные брюки, подчеркивающие его высокий рост. И карманы его не свисали от тяжести ненужных предметов.
Они встретились глазами, и Джоселин попыталась уловить в его взгляде хотя бы намек на то, что он ее разгадал. Но ничего не увидела. И странное дело, ее это ранило.
Отец тепло ее поприветствовал.
– Я надеюсь, мы не заставили тебя долго ждать?
– Вовсе нет, – отозвалась она охрипшим голосом.
– Не уверен, что вы встречались раньше, – сказал президент, глядя на Такера.
– В формальной обстановке нет, – ответил Такер, слегка улыбнувшись. – Но я не представляю, что в нашей стране найдется человек, который не узнает вас с первого взгляда, мисс Уэйкфилд.
Джоселин охватило желание сказать ему, что он-то ее как раз и не узнал, но слова застряли у нее в горле. Когда Такер протянул ей руку для формального пожатия, она подала ему только пальцы. Однако одно его легкое прикосновение к ним заставило ее вспыхнуть.
– Надеюсь, вы не будете возражать, мисс Уэйкфилд, если я вам скажу, что в жизни вы гораздо прекраснее. Фотографии не передают даже малой доли вашей красоты, – проговорил Такер с простодушной улыбкой.
Она засмеялась, стараясь не придавать значения этим словам.
– Я припоминаю, в вашей колонке вы однажды написали, что лесть, как жвачка – то, чем ты наслаждаешься, но не проглатываешь.
Он снова улыбнулся той знакомой застенчивой улыбкой:
– А теперь вы льстите мне тем, что читаете мою колонку.
– Ее популярность растет. – Джоселин произнесла комплимент немного равнодушно, но Такер, казалось, этого не заметил.
– Удивительно, не так ли? – Он почесал шею привычным неуверенным жестом.
Но что Джоселин находила действительно удивительным – так это то, что он ее не узнал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Я так понимаю, вы почитатель Линкольна? – спросил президент.
– Можно и так сказать. – Внезапно Такера осенила мысль, что он, возможно, беседует со своим будущим тестем. Этого было достаточно, чтобы у него онемел язык.
– Это точно. А кто из нас не почитает Абигеля? – согласился президент. – Он оставил большой след в нашей истории. След, по которому можно идти. Уолли сообщил мне, что вы желаете взглянуть на Спальню Линкольна?
– Я действительно этого хочу, – подтвердил Такер и быстро добавил: – Я знаю, это не позволено…
– Не всем, – спокойно прервал его президент. – Я с удовольствием вам ее покажу. Во сколько вы заканчиваете работу сегодня вечером? Вы сможете приехать сюда к шести тридцати?
– Шесть тридцать меня устраивает, сэр.
Джоселин сидела в своем кабинете за столом, за которым когда-то сидела Элеонора Рузвельт. Перед ней лежала груда нетронутых писем, адресованных непосредственно ей. Но ее взгляд был прикован к клочку бумажки, лежащему неподалеку. На этом клочке Такер написал ей номера своих телефонов и адрес собственной рукой.
Она сжимала и разжимала пальцы, пытаясь успокоить нервы и удержаться от звонка. На улице темнело. И Джоселин знала, что в это время Такер должен быть дома. И все, что ей надо было сделать, – это снять трубку, набрать его номер.
А что сказать?
В этом и заключалась проблема. Она десятки раз прогоняла в голове различные варианты речей, представляла, как он может отреагировать на ее признание. Но ни одна из картин не была утешительной. Каждая новая мысль заставляла ее сомневаться.
«Трусиха», – рассердилась на себя Джоселин. И эта насмешка почти вынудила ее протянуть руку к телефону.
Но не успела она сжать пальцы, как телефон зазвонил. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Почти чувствуя за собой вину, Джоселин сняла трубку и приложила ее к уху.
– Слушаю. – Ее голос был таким же натянутым, как и нервы.
– Это ты, Джоселин?
– Да, привет, пап. – Она сразу же узнала его голос.
– Я сначала не узнал твоего голоса. Ты получила от меня сообщение? – спросил он.
– Наверно, оно здесь, в общей куче писем. – Она посмотрела на них. – Я еще их не просматривала. Я вошла всего несколько минут назад. А что? Что-то случилось?
– Ничего особенного. Я звонил раньше, чтобы сообщить, что я пригласил кое-кого на ужин и собираюсь показать ему Спальню Линкольна. Тебе нужно передвинуть ужин на час раньше. Может, на полтора часа. Я забыл упомянуть, чтобы у нас была пара бутылочек пива под рукой. И позвони прямо сейчас на кухню, пусть приготовят поднос с аперитивами. Ничего особенного.
– Я все сделаю. – Джоселин нажала на сигнальную кнопку сбоку от телефона. – Так во сколько ужин?
– В половине седьмого. Ты согласна?
– Конечно. Я все сделаю. А кто…
– Джоселин, меня вызывают по другим линиям. Мне нужно бежать. – В трубке послышались гудки. Разговор, как всегда, был прерван бесконечными делами. Не произошло ничего необычного, на что Джоселин стоило обратить внимание.
Она начала просматривать послания, чтобы установить, кто придет к ним на ужин. И вдруг посмотрела на часы. Был уже седьмой час. А ей еще нужно приказать подать напитки, поднос с аперитивами и быстро привести себя в порядок.
На самом деле Джоселин совершенно не интересовало, кого пригласил ее отец. По опыту она могла сказать, что это наверняка какой-нибудь депутат от какой-нибудь партии или сеньор советчик юного конгрессмена. В любом случае ее роль не менялась: встретить, поприветствовать, развлечь беседой. Но с другой стороны, она была даже рада неожиданному гостю, потому что общение с ним заставит ее не думать о Такере хотя бы какое-то время.
Ровно в шесть двадцать пять Джоселин услышала отчетливый голос отца, поднимающегося по лестнице на второй этаж. Он редко пользовался лифтом, предпочитая красные ковровые дорожки. Отец утверждал, что ему полезны физические упражнения.
Джоселин еще раз оглядела Желтый овальный кабинет, комнату, которую ее отец всегда выбирал, если гость был у них в апартаментах впервые. Тем более что комната была яркая и веселая, а через окна на балкон Трумэна открывался великолепный вид на Мол и все его памятники, освещенные подсветкой.
Убедившись, что все готово, Джоселин повернулась к двери и провела рукой вниз по своему бирюзовому костюму, на секунду разволновавшись, что ее наряд немного не подготовлен. Но сразу же забыла об этом, как только услышала второй голос. Ее словно ударило электрическим током.
Такер! Это был голос Такера.
– Не может быть, – прошептала она, уверенная, что ей показалось.
Но в комнату вошел именно Такер. Одного взгляда на этого высокого худого молодого человека было достаточно, чтобы Джоселин онемела, она вдруг стала задыхаться, а сердце ее неистово заколотилось. Ей вдруг хотелось бежать, но от него или к нему – она не знала. Да это и не имело значения. Бежать она не могла – ее ноги приросли к полу.
Такер был одет очень просто, но опрятно: без галстука, в желтый свитер и широкие черные брюки, подчеркивающие его высокий рост. И карманы его не свисали от тяжести ненужных предметов.
Они встретились глазами, и Джоселин попыталась уловить в его взгляде хотя бы намек на то, что он ее разгадал. Но ничего не увидела. И странное дело, ее это ранило.
Отец тепло ее поприветствовал.
– Я надеюсь, мы не заставили тебя долго ждать?
– Вовсе нет, – отозвалась она охрипшим голосом.
– Не уверен, что вы встречались раньше, – сказал президент, глядя на Такера.
– В формальной обстановке нет, – ответил Такер, слегка улыбнувшись. – Но я не представляю, что в нашей стране найдется человек, который не узнает вас с первого взгляда, мисс Уэйкфилд.
Джоселин охватило желание сказать ему, что он-то ее как раз и не узнал, но слова застряли у нее в горле. Когда Такер протянул ей руку для формального пожатия, она подала ему только пальцы. Однако одно его легкое прикосновение к ним заставило ее вспыхнуть.
– Надеюсь, вы не будете возражать, мисс Уэйкфилд, если я вам скажу, что в жизни вы гораздо прекраснее. Фотографии не передают даже малой доли вашей красоты, – проговорил Такер с простодушной улыбкой.
Она засмеялась, стараясь не придавать значения этим словам.
– Я припоминаю, в вашей колонке вы однажды написали, что лесть, как жвачка – то, чем ты наслаждаешься, но не проглатываешь.
Он снова улыбнулся той знакомой застенчивой улыбкой:
– А теперь вы льстите мне тем, что читаете мою колонку.
– Ее популярность растет. – Джоселин произнесла комплимент немного равнодушно, но Такер, казалось, этого не заметил.
– Удивительно, не так ли? – Он почесал шею привычным неуверенным жестом.
Но что Джоселин находила действительно удивительным – так это то, что он ее не узнал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65